Безбровая сестра в облезшей кацавейке
Насилует простуженный рояль,
А за стеной жиличка-белошвейка
Поет романс: "Пойми мою печаль!"Как не понять?! В столовой тараканы,
Оставя черствый хлеб, задумались слегка,
В буфете дребезжат сочувственно стаканы,
И сырость капает слезами с потолка.<1909>
Служба сборов
Начальник Акцептации сердит:
Нашел просчет в копейку у Орлова.
Орлов уныло бровью шевелит
И про себя бранится: "Ишь, бандит!"
Но из себя не выпустит ни слова.Вокруг сухой, костлявый, дробный треск -
Как пальцы мертвецов, бряцают счеты.
Начальнической плеши строгий блеск
С бычачьим лбом сливается в гротеск, -
Но у Орлова любоваться нет охоты.Конторщик Кузькин бесконечно рад:
Орлов на лестнице сказал его невесте,
Что Кузькин как товарищ – хам и гад,
А как мужчина – жаба и кастрат…
Ах, может быть, Орлов лишится места!В соседнем отделении содом:
Три таксировщика, увлекшись чехардою,
Бодают пол. Четвертый же, с трудом
Соблазн преодолев, с досадой и стыдом
Им укоризненно кивает бородою.Но в коридоре тьма и тишина.
Под вешалкой таинственная пара -
Он руки растопырил, а она
Щемящим голосом взывает: "Я жена…
И муж не вынесет подобного удара!"По лестницам красавицы снуют,
Пышнее и вульгарнее гортензий.
Их сослуживцы "фаворитками" зовут -
Они не трудятся, не сеют – только жнут.
Любимицы Начальника Претензий…В буфете чавкают, жуют, сосут, мычат.
Берут пирожные в надежде на прибавку.
Капуста и табак смесились в едкий чад.
Конторщицы ругают шоколад
И бюст буфетчицы, дрожащий на прилавке…Второй этаж. Дубовый кабинет.
Гигантский стол. Начальник Службы Сборов,
Поймав двух мух, покуда дела нет,
Пытается определить на свет,
Какого пола жертвы острых взоров.Внизу в прихожей бывший гимназист
Стоит перед швейцаром без фуражки.
Швейцар откормлен, груб и неречист:
"Ведь грамотный, поди, не трубочист!
"Нет мест" – вон на стекле висит бумажка".<1909>
Окраина Петербурга
Время года неизвестно.
Мгла клубится пеленой.
С неба падает отвесно
Мелкий бисер водяной.Фонари горят как бельма,
Липкий смрад навис кругом,
За рубашку ветер-шельма
Лезет острым холодком.Пьяный чуйка обнял нежно
Мокрый столб – и голосит.
Бесконечно, безнадежно
Кислый дождик моросит…Поливает стены, крыши,
Землю, дрожки, лошадей.
Из ночной пивной всё лише
Граммофон хрипит, злодей."Па-ца-луем дай забвенье!"
Прямо за сердце берет.
На панели тоже пенье:
Проститутку дворник бьет.Брань и звуки заушений…
И на них из всех дверей
Побежали светотени
Жадных к зрелищу зверей.Смех, советы, прибаутки,
Хлипкий плач, свистки и вой
Мчится к бедной проститутке
Постовой городовой.Увели… Темно и тихо.
Лишь в ночной пивной вдали
Граммофон выводит лихо:
"Муки сердца утоли!"<1910>
На открытии выставки
Дамы в шляпках "кэк-уоках".
Холодок публичных глаз,
Лица в складках и отеках,
Трены, перья, ленты, газ.
В незначительных намеках -
Штемпеля готовых фраз.Кисло-сладкие мужчины,
Знаменитости без лиц,
Строят знающие мины,
С видом слушающих птиц
Шевелюры клонят ниц
И исследуют причины.На стенах упорный труд -
Вдохновенье и бездарность…
Пусть же мудрый и верблюд
Совершают строгий суд:
Отрицанье, благодарность
Или звонкий словоблуд…Умирающий больной.
Фиолетовые свиньи.
Стая галок над копной.
Блюдо раков. Пьяный Ной.
Бюст молочницы Аксиньи,
И кобыла под сосной.Вдохновенное Nocturno,
Рядом рыжий пиджачок,
Растопыренный над урной…
Дама смотрит в кулачок
И рассеянным: "Недурно!" -
Налепляет ярлычок.Да? Недурно? Что – Nocturno?
Иль яичница-пиджак?
Генерал вздыхает бурно
И уводит даму. Так…
А сосед глядит в кулак
И ругается цензурно…<1908>
Жизнь
У двух проституток сидят гимназисты:
Дудиленко, Барсов и Блок.
На Маше – персидская шаль и монисто,
На Даше – боа и платок.Оплыли железнодорожные свечи.
Увлекшись азартным банчком,
Склоненные головы, шеи и плечи
Следят за чужим пятачком.Играют без шулерства. Хочется люто
Порой игроку сплутовать.
Да жутко! В миг с хохотом бедного плута
Засунут силком под кровать.Лежи, как в берлоге, и с завистью острой
Следи за игрой и вздыхай, -
А там на заманчивой скатерти пестрой
Баранки, и карты, и чай…Темнеют уютными складками платья.
Две девичьих русых косы.
Как будто без взрослых здесь сестры и братья
В тиши коротают часы.Да только по стенкам висят офицеры…
Не много ли их для сестер?
На смятой подушке бутылка мадеры,
И страшно затоптан ковер.Стук в двери. "Ну, други, простите, к нам гости!"
Дудиленко, Барсов и Блок
Встают, торопясь, и без желчи и злости
Уходят готовить урок.<1910>
На вербе
Бородатые чуйки с голодными глазами
Хрипло предлагают "животрепещущих докторов",
Гимназисты поводят бумажными усами,
Горничные стреляют в суконных юнкеров.Шаткие лари, сколоченные наскоро,
Холерного вида пряники и халва,
Грязь под ногами хлюпает так ласково,
И на плечах болтается чужая голова.Червонные рыбки из стеклянной обители
Грустно-испуганно смотрят на толпу.
"Вот замечательные американские жители -
Глотают камни и гвозди, как крупу!"Писаря выражаются вдохновенно-изысканно,
Знакомятся с модистками и переходят на ты,
Сгущенный воздух переполнился писками,
Кричат бирюзовые бумажные цветы.Деревья вздрагивают черными ветками,
Капли и бумажки падают в грязь.
Чужие люди толкутся между клетками
И месят ногами пеструю мазь.<1909>
Пасхальный перезвон
Пан-пьян! Красные яички.
Пьян-пан! Красные носы.
Били-бьют! Радостные личики.
Бьют-били! Груды колбасы.Дал-дам! Праздничные взятки.
Дам-дал! И этим и тем.
Пили-ели! Визиты в перчатках.
Ели-пили! Водка и крем.Пан-пьян! Наливки и студни.
Пьян-пан! Боль в животе.
Били-бьют! И снова будни.
Бьют-били! Конец мечте.<1909>
Городская сказка
Профиль тоньше камеи,
Глаза как спелые сливы,
Шея белее лилеи
И стан как у леди Годивы.Деву с душою бездонной,
Как первая скрипка оркестра,
Недаром прозвали мадонной
Медички шестого семестра.Пришел к мадонне филолог,
Фаддей Симеонович Смяткин.
Рассказ мой будет недолог:
Филолог влюбился по пятки.Влюбился жестоко и сразу
В глаза ее, губы и уши,
Цедил за фразою фразу,
Томился, как рыба на суше.Хотелось быть ее чашкой,
Братом ее или теткой,
Ее эмалевой пряжкой
И даже зубной ее щеткой!.."Устали, Варвара Петровна?
О, как дрожат ваши ручки!" -
Шепнул филолог любовно,
А в сердце вонзились колючки."Устала. Вскрывала студента:
Труп был жирный и дряблый.
Холод… Сталь инструмента. -
Руки, конечно, иззябли.Потом у Калинкина моста
Смотрела своих венеричек.
Устала: их было до ста.
Что с вами? Вы ищете спичек?Спички лежат на окошке.
Ну, вот. Вернулась обратно,
Вынула почки у кошки
И зашила ее аккуратно.Затем мне с подругой достались
Препараты гнилой пуповины.
Потом… был скучный анализ:
Выделенье в моче мочевины…Ах, я! Прошу извиненья:
Я роль хозяйки забыла, -
Коллега! Возьмите варенья -
Сама сегодня варила".Фаддей Симеонович Смяткин
Сказал беззвучно: "Спасибо!"
А в горле ком кисло-сладкий
Бился, как в неводе рыба.Не хотелось быть ее чашкой,
Ни братом ее и ни теткой,
Ни ее эмалевой пряжкой,
Ни зубной ее щеткой!<1909>
В гостях
Холостой стаканчик чаю
(Хоть бы капля коньяку),
На стене босой Толстой.
Добросовестно скучаю
И зеленую тоску
Заедаю колбасой.Адвокат ведет с коллегой
Специальный разговор.
Разорвись – а не поймешь!
А хозяйка с томной негой,
Устремив на лампу взор,
Поправляет бюст и брошь."Прочитали Метерлинка?"
– "Да. Спасибо, прочитал…"
– "О, какая красота!"
И хозяйкина ботинка
Взволновалась, словно в шквал.
Лжет ботинка, лгут уста…У рояля дочь в реформе,
Взяв рассеянно аккорд,
Стилизованно молчит.
Старичок в военной форме
Прежде всех побил рекорд -
За экран залез и спит.Толстый доктор по ошибке
Жмет мне ногу под столом.
Я страдаю и терплю.
Инженер зудит на скрипке.
Примирясь и с этим злом,
Я и бодрствую, и сплю.Что бы вслух сказать такое?
Ну-ка, опыт, выручай!
"Попрошу… еще стакан…"
Ем вчерашнее жаркое,
Кротко пью холодный чай
И молчу, как истукан.