Историческая повесть о судьбе французского поэта ХV века Франсуа Вийона.
Содержание:
Вардван Ворткесович Варжапетян - Баллада судьбы 1
Глава 1 1
Глава 2 1
Глава 3 2
Глава 4 3
Глава 5 3
Глава 6 4
Глава 7 6
Глава 8 6
Глава 9 7
Глава 10 8
Глава 11 8
Глава 12 9
Глава 13 11
Глава 14 13
Глава 15 13
Глава 16 15
Глава 17 17
Глава 18 18
Глава 19 19
Глава 20 21
Глава 21 22
Глава 22 24
Глава 23 25
Примечания 26
Вардван Ворткесович Варжапетян
Баллада судьбы
Знай, Франсуа, когда б имела силу,
Я б и тебя на части искрошила.
Когда б не бог и не его закон,
Я б в этом мире только зло творила!
Так не ропщи же на Судьбу, Вийон.
Франсуа Вийон
Глава 1
Острый нос, красный от холода, и серые волосы, пушистые вокруг тонзуры, довершали сходство тюремного капеллана с дятлом; он был маленький и проворный, черная сутана путалась в быстрых ногах, а маленькие руки ловко извлекли из сумы толстую восковую свечу, белую захватанную накидку, коробочку с миром. Все это священник разложил на табуретке, принесенной Этьеном Гарнье, пока Франсуа, опустившись на колени, читал покаянную молитву "Конфитеор".
- Поверь, сын мой, только у бога достанет времени, чтобы выслушать тебя.
- Я верю, отец мой, ибо я трубил людям в уши, как в Роландов рог, но они проходили мимо. Я кричал от радости и боли…
- Боль пройдет, не думай о ней.
- Пройдет, держите карман шире! Сразу видно, что вам не пришлось бывать в пыточной, а повисели бы над жаровней с углями, не заливались бы соловьем. Посмотрите на мои руки, - Франсуа воздел руки, заклепанные в оковы, - костлявые, с распухшими суставами, - потрогайте мои шатающиеся зубы. За что меня терзают? Я в жизни никого не убивал, хотя, по правде говоря, встречались мерзавцы куда хуже, чем я, а мне дробят пальцы, выламывают плечи, клеймят, как скота, раскаленным железом…
- С тех, кто обошелся с тобой несправедливо, господь взыщет.
- Взыщет, когда черви источат мое тело. По дороге от Понт де-Со к Анжеру я видел дуб, на котором висело больше людей, чем желудей, - их приказал вздернуть барон Бертран дю Паладин за то, что в одной деревне сдох его любимый гончий пес. О, страна повешенных и колесованных!
- Тяжела рука господа за прегрешения людские.
Капеллан вздохнул. Потрескивала свеча, отбрасывая на сырую стену камеры громадную тень узника, - качались языки взлохмаченных волос, клочья разорванной бумаги, черная цепь.
- Покайся, прежде чем мне приведется прочитать над тобой "Да успокоится", сними железа со своей души.
- Я скверно жил, святой отец, чего уж там… И помыслы мои грязней сточной канавы на улице Мобер. Я крал, обирал живых и мертвецов, я грабил ризницы, а золото продавал в притонах. Я сквернословил, и язык мой, как бешеный пес, набрасывался на людей, кусая их за ляжки.
Священник, сморщив острый нос, перебирал четки с подвешенными образками.
- А уж поблудил на славу - в "Свинье", в "Сосновой шишке", в "Бисетре"… да назовите любой кабак, меня там долго не забудут.
- Каялся ли, согрешив?
- Еще бы! Проклинал свою жизнь, язык свой мерзкий, вот эти грязные лапы, любившие тискать девок и срезать чужие кошельки, глотку свою, которая с утра гнала меня к винной бочке. Все пороки я перепробовал - только не клеветал и не сожительствовал с собственной сестрой: один я у матушки.
- Исповедовался, сын мой?
- У епископа Тибо д’Оссиньи, дьявол сдери с него шкуру!
- Грех так говорить.
- О, все мои грехи ничто в сравнении с его грешищами, но он мягко спит, жирно ест и сладко пьет, а я гнию на цепи, изъеденный клопами.
- Не оскверняй уста хулой на князя церкви, позаботься лучше о себе. - Капеллан потер озябшие руки. - Поторопись, ты не один в этом доме скорби.
- Догадываюсь. И горько раскаиваюсь в своей беспутной жизни.
Капеллан вложил в рот узника причастие, подал кружку с водой - заключенным вина не полагалось. Помазал миром лоб, уста, ладонь - то, что помышляло о грехах, что сквернословило, что творило непотребное.
- Покайся, сын мой, и войдешь в царство божие…
- Да войдет ли оно в меня… - Франсуа поцеловал поднесенное распятие. Священник положил руку на склоненную голову.
- Ныне отпускаю грехи твои, раб божий Франсуа Вийон. Семь даров святого духа ниспослал господь человецам: страх божий, благочестие, знание, силу, просветление, разум и мудрость. Укрепись в благочестии, помни о страхе, остальное тебе дано. Несчастный, разве горит свеча без фитиля? Так и душа озаряется верой.
- Святой отец, об одном прошу: когда эти душегубы вздернут меня, сходите к моей матери - пусть она меня простит.
- Обещаю, сын мой. - Капеллан задул свечу, от фитиля заструился дымок. - Пусть и твою жизнь так задует господь. Отпускаю тебе грехи твои во имя отца, и сына, и святого духа. Сторож, отвори!
Щелкнул замок, загремел засов.
- Куда вас проводить, господин капеллан?
- Теперь в женское отделение.
- Много же у вас дел в Николин день.
- И в остальные дни тоже. Посвети-ка мне.
- Осторожнее, тут камень выпал из ступени.
- Спасибо, сын мой. И покрепче стереги преступника, кажется мне, во всем Шатле нет никого опаснее Вийона.
- Да что вы, господин капеллан, мыслимо ли отсюда убежать? Разве что он в муху обратится. - Гарнье захохотал, но капля горячей смолы упала ему на руку, и он вскрикнул от боли.
- Жалко, что не язык твой скверный припекло! В муху? Ее одним пальцем раздавишь, а он в слова оборотится, фьють - и лови попробуй! В мерзость смердящую, которая цепляется как репей и жалит словно шершни. Заключи свое сердце от его слов, если не хочешь гореть в преисподней.
Этьен Гарнье поежился от страха, словно верховод всех зол уже дохнул в затылок ледяным дыханьем.
- Если он скажет что-нибудь такое, я вам передам.
- И ухо почаще прикладывай к глазку: не слышится ли по ночам жабье кваканье или сатанинский хохот.
- Все сделаю.
- А теперь ступай.
Весь обратный путь сторож гремел ключами, отпугивая страх. Он был добрый малый и жалел тех, кого тащили из пыточной окровавленными, смердящими паленым мясом, а после влекли на эшафот. Прошло всего четыре месяца, как Гарнье перевели из Нельской башни в Шатле, и сердце его еще не успело ожесточиться.
Дойдя до шестой камеры, он приложил ухо к двери - тихо. Откинул навеску глазка - темно. Есть ли там кто? А вдруг обернулся мухой и сгинул? Нет, кажется, зашевелилось в углу, застонало. Уф, лучше бы нести ему караул в Нельской башне, играть с товарищами в кости, чем за лишнее экю дрожать от страха и кричать по ночам.
Глава 2
- Этьен, сынок, ты когда-нибудь видел пунцовую розу?
Слова, будто летучие мыши, закружились под низким каменным сводом. Сторож, наверное, ушел на кухню за хлебом и водой. "Да, обед и ужин похожи здесь как две капли воды, - усмехнулся Франсуа. - Как две капли воды и две крошки хлеба. В Консьержери дают еще горсть бобов, зато приковывают цепь к кольцу, вмурованному в стену. В Бург ля Рен разрешают зажигать светильник, но там нет житья от крыс. Но хуже всего в подземелье епископа Тибо д’Оссиньи, чтоб его черти сварили в ночном горшке, полном дерьма!"
Сколько он уже здесь? С ноября, а сейчас декабрь. Ветви каштана укрыл снег; когда сильный ветер, снег падает в зарешеченное узкое окно, и Франсуа, бережно собрав искрящиеся снежинки, долго держит на исхудавшей ладони, глядя, как медленно тает снег, как капли скатываются по впадинам черных морщин; из прозрачных становятся бурыми от тюремного пота и запекшейся крови.
Он не убивал. Он никогда никого не убивал, и даже Филиппа Шермуа лишь ранил. Его же убивали все. В его тощем теле, разрывающемся от кашля, не осталось ни одной косточки, не переломанной палачами, ни одной жилки, не кричащей от боли. А на этот раз помощник прево Пьер де ля Дэор решил прикончить школяра Вийона, и, кажется, ему это удастся, ведь не зря он спустил на него свору самых лютых следователей Парижа - Жана де Байли, Пьера Бобиньона и пса среди псов Жана Мотэна, который еще девять лет назад вел дело об ограблении Наваррского коллежа. Эти трое, заплати им хорошенько, прибьют гвоздями самого Иисуса Христа.