- Итак, - начал он, - операция "Красный берег" должна произойти в августе, а сегодня только начало апреля. Значит, у вас есть три месяца. Маршрут к левобережному Ишкашиму будет проходить через территорию Афганистана там, где вы и предположили, между двумя высшими точками горной системы, а все нюансы его вы уже определите сами, проложив его на карте. Думаю, вашим лазутчикам это будет по силам. Штабные детали вам помогут доработать люди из Пентагона - специалисты по горной тактике.
Из-за нервного напряжения чувство голода усилилось, и Кононофф позволил себе прервать на время разъяснения, проглотив еще несколько ломтиков телятины. Пока он жадно ел, не соблюдая никаких норм дипломатического этикета, Хекматияр поковыривал сердцевину уже третьего по счету граната и исподлобья изучал Кононоффа.
- Теперь приступим собственно к Ишкашиму, - продолжил Сайрус. - Нам удалось договориться с бадахшанцами, чтобы они в составе одного с вами сводного отряда напали на погранотряд на правом берегу Верхнего Пянджа. Ваших будет четыреста стволов и их что-то около тысячи. Если получится форсировать реку, то мы будем не против, если они устроят среди "зеленых фуражек" показательную резню. Не исключаю, что за это вашим людям заплатят дополнительно. Но главное для нас - это, конечно, действия вашей сотни, которая, переодевшись в советскую амуницию, отделится от основной группы, пересечет вплавь советско-афганскую границу и будет орудовать в удаленном кишлачном предместье у старого мазара. На месте вы должны будете оставить несколько трупов в советской военной форме, чтобы мир смог воочию убедиться, что все это дело рук самих Советов.
- Позвольте, мистер! - Хекматияр впервые после того, как согласился принять американское предложение, позволил себе перебить Кононоффа. - Вы, кажется, всего полчаса назад не без уважения говорили мне о том, что презренные таджики и бадахшанцы категорически отказались уничтожать своих соплеменников, но почему же вы думаете при этом, что я соглашусь на убийство нескольких своих воинов только для того, чтобы, видите ли, "весь мир убедился"?!
- Не торопитесь, уважаемый Гульбеддин, - поспешил успокоить собеседника Кононофф. - Кто вам сказал, что придется убивать ваших нукеров? Просто одна дополнительная обуза. Ваши люди приведут с собой несколько советских пленных, которых прикончат на месте.
- Предполагаете, что тамошние забитые советской властью дехкане могут оказать моим людям сопротивление? - недоуменно спросил Хекматияр.
Кононофф с немалым удивлением выслушал этот вопрос. "Как главнокомандующий целой армией сопротивления может так рассуждать? - подумал он. - Побывал в стольких партизанских передрягах и не знает, как организовать элементарную провокацию? Или же он просто продолжает придуриваться? Нет, с этим упертым, как осел, афганцем любой дипломат выйдет из себя! Да что там дипломат - даже самый многоопытный психиатр!".
Американский посланник еле сдерживался, чтобы не наговорить Хекматияру грубостей.
- Это будет инсценировка, - объяснил он. - Застрелите столь ненавистных вам кафиров из винтовок старого образца, которые вполне могли храниться в подполах местных жителей, и бросите оружие на месте боя.
- Резни, - поправил его полевой командир.
- Не проявляйте несвойственную вам щепетильность в вопросах военной морали, уважаемый Гульбеддин, - попросил собеседника Кононофф и тут же перевел стрелки разговора на иное направление. - Да, с вами пойдут еще двое наших. Ваши люди должны будут обеспечить их личную безопасность и неприкосновенность.
- Кто они? - поинтересовался афганец.
Хекматияр насторожился, ожидая некоего очередного подвоха со стороны своего собеседника.
- Журналисты CNN. Ну, и попутно агенты Центрального разведывательного управления. Они все снимут на телекамеру, и уже на следующее утро о кровавой резне Ишкашима узнает весь мир.
- Где они?
- Здесь, в вашем лагере, прибыли со мной и ждут под охраной в одной из мазанок. - Голос Кононоффа вдруг стал очень тихим и вкрадчивым. - Я бы не хотел, чтобы они присутствовали при начале нашего разговора. За участие в этой, назовем ее так, краткосрочной кампании им причитается по пятьдесят тысяч долларов, половину суммы они уже получили, но мне не хотелось бы, чтобы журналистам в принципе стало известно, что правительство США заплатило за данную услугу лично Гульбеддину Хекматияру пятнадцать миллионов кровных денег американских налогоплательщиков.
- Вы, янки, как никто другой в мире умеете обращать кровные деньги своих сограждан в кровавые деньги своего правительства. - Лидер Исламской партии Афганистана, кажется, полностью отрешился от обрушившихся на него угроз, и к нему вновь вернулась способность к легкости в общении и к колкостям.
Но Кононофф не склонен был более к любой словесной пустопорожности.
- Вот вам чемоданчик. - Он поставил на достархан кейс-атташе с миллионом долларов и придвинул его поближе к Гульбеддину. - Спрячьте его, уважаемый, подальше. Остальное вы получите в тот же день, когда кадры Ишкашима станут достоянием суда мировой общественности. Хотите, четырнадцать миллионов будут предоставлены вам в ценных бумагах американского казначейства?
- Я предпочитаю наличные. И позвольте уж в этой части наших договоренностей оставить право выбора за собой.
- А вы думаете, легко лазать по горам с металлическими кофрами, набитыми деньгами. Впрочем, здесь право выбирать действительно за вами. А теперь давайте наконец пригласим к этому щедрому столу моих спутников. Поверьте мне, они очень голодны.
Через минуту-другую охранники Хекматияра ввели в комнату двоих небритых субъектов в замызганных джинсах и джемперах. Несмотря на весь свой затрапезный вид, оба по-военному вытянулись перед Кононоффым и Хекматияром.
- Позвольте представить вам, уважаемый Гульбеддин, своих друзей и попутчиков. - Кононофф встал и подошел к вошедшим. - Это мистер Элиот Смоллетт, некоронованный король военного репортажа из CNN, а это его телеоператор - мистер Майкл Гольдберг, тоже признанный ас своего дела.
Услышав фамилию, которая показалась ему еврейской (таковой она и была на самом деле), афганец слегка поморщился. Но совладал со своей юдофобской нетерпимостью, властным жестом повелел своим нукерам отойти подальше и указал гостям на пустующие места перед достарханом. Те уселись и, не дожидаясь особого приглашения, принялись уплетать мясо и фрукты.
Как оказалось, американцы пережили два нелегких дня, связанных с постоянным перемещением в горной местности, в течение которых они действительно ничего не ели, кроме одной упаковки галет на троих. Насытившись, оба журналиста включились в разговор, шедший в основном о подготовке к операции в горном пуштунском лагере под Дрошем и последующем переходе диверсионного отряда к Ишкашиму.
* * *
Эту историю три недели спустя мне рассказывал пуштун-перебежчик Ширвани, присутствовавший при разговоре Хекматияра и Кононоффа. Потом я сам интересовался личностью отпрыска бывших соотечественников. Много лет спустя после того, как тот бесславно закончил свою профессиональную деятельность карьерного дипломата и цэрэушника по совместительству, я разыскал кое-какие документы о нем, чтобы составить более полное впечатление об этом человеке, с которым у меня состоялся заочный поединок, что называется, не на жизнь, а на смерть.
А началось все 5 мая 1983 года, когда в Джелалабад из Мехтарлама, административного центра соседней провинции Лагман, доставили перебежчика с той стороны. Взяли его неподалеку от кишлака Калуч. Там была крупная вылазка духов, которую, по полученным предварительно агентурным данным, инспектировал сам Хекматияр. Уничтожить этого матерого зверя, проявлявшего удивительную изворотливость, а еще лучше изловить и посадить его в клетку, почиталось делом чести для любого подразделения советского ограниченного контингента, воюющего с его бандами на протяжении всего афганско-пакистанского "фронта". Впрочем, забегая вперед, замечу, что это так и осталось нашей хрустальной мечтой, разбившейся окончательно 15 февраля 1989 года.
И мало кто может себе представить, что именно в те майские дни четвертого года вторжения, во время трехдневного противостояния с Хекматияром в Лагмане, наши как никогда были близки к ее осуществлению. То, что "гиндукушский барс" попал в устроенную нами засаду и едва ускользнул, позволило тогда Ширвани перебежать на нашу сторону. С очень ценной, как выяснилось впоследствии, информацией.
Пленника представлял мой старый знакомец, шутник и балагур, старший сержант Сашка Птичкин, непосредственно захвативший его в стычке на горной тропе.
- Понимаете, товарищ капитан, - объяснял он мне, - как-то странно этот душман себя вел. В то время как все остальные духи отпрянули назад, сбившись в кучу, и явно кого-то прикрывали, этот, напротив, ринулся в нашу сторону, выкрикивая: "Аллах акбар!" - и стреляя из "калаша". Мои, кто находился по бокам, хотели было его завалить, но я почему-то в тот момент скумекал, что он специально палит поверх наших голов. Когда же мы его пригнули к земле, значит, он нарочито громко стал кричать своим на пушту, а нам что-то при этом лопотать по-английски, и так жалобно, как будто молить о чем-то.
- Что лопотал, о чем просил? - спросил я.
- А мне почем знать, товарищ капитан. Я же - сельская средняя школа. Знаю только немецкий, да и то с букварем.
- С чем? - не понял я.
- Ну, с этим… Как его, черт?.. А, со словарем!
- А откуда знаешь, что он лопотал именно на английском?
- Ну как? Музыку с ребятами слушаем современную, растем, так сказать, над собой, кумекаем.
- Ну а что ты кумекаешь по поводу того, зачем он перебежал на нашу сторону?