– Нечего понимать. Я, как говорит мой отец, – это я. Безрассудная. Своенравная. Непокорная.
Его взгляд скользил по ее лицу, исследуя каждый его дюйм, потом он перешел к плечам, ниже.
– Правда?
– Конечно, я же дочь своего отца. – Она старалась говорить небрежно, но в ее голосе было столько же безнадежности, сколько самонадеянности было в его голосе. Неожиданно она почувствовала себя совершенно голой, и ее платье казалось не большей защитой, как если бы это был кусок кухонного тюля.
Алисия так крепко сжала свой бокал, как будто от этого зависела ее жизнь. Что, если он узнает о ней всю правду? Что, если он поймет, какой она на самом деле человек?
– Пожалуйста, отпусти меня. Можешь оставить себе все мое приданое, все драгоценности, все мои сбережения. Мне ничего не нужно.
– Ты не выживешь в бедности. Ты не знаешь, что это такое. Это не так просто – выжить, как может показаться с первого взгляда.
– Уж лучше я буду бедной, но свободной. Только отпусти меня. Пожалуйста.
Кристос буравил ее взглядом. Он молчал довольно долго и напряженно. Наконец покачал головой. ничего не могла поделать, кроме как играть теми картами, которые ей дали.
– Вовсе нет. Я абсолютно спокойна. Может, тебе нужны очки?
Его губы сжались, а потом расслабились, и Алисия поняла, что он усмехается.
– Мое зрение идеально. Единица. Ни отец, ни мать – никто у нас не носил очков. – Неожиданно улыбка сползла с его лица, он. нахмурился, из голоса исчезла всякая смешливость, он смотрел тяжело, сосредоточенно и твердо. – Почему ты о себе такого невысокого мнения?
Столь неожиданный переход с одной темы на другую вывел ее из равновесия. Алисии показалось, что она налетела на стену. Она потрясла головой, приспосабливаясь к новой реальности, в которой вдруг очутилась.
Он спрашивает почему? Почему? Да ведь то, что она сделала, столь ужасно, что муж оставил ее, друзья отказались от нее, разум чуть не помутился. Уйму времени она провела в санатории, чтобы вернуться к жизни.
– Ты умна, красива, чувственна, просто очаровательна, – произнес Христос, проводя ладонью ей по щеке. Она отвела голову. Он взял ее за подбородок и повернул ее голову так, чтобы она смотрела на него. – Почему так мало гордости, Алисия?
Доброта в его голосе растопила ее. Никто, кроме матери и, может быть, аббатисы, не говорил с ней так мягко, так ласково уже долгие годы. Он заставил ее почувствовать себя… человеком.
К глазам подступили слезы. Сжав ножку от бокала с шампанским еще крепче, она не могла оторвать взгляда от глаз Кристоса.
– Пожалуйста, не надо больше.
– Я хочу понять.
– Нечего понимать. Я, как говорит мой отец, – это я. Безрассудная. Своенравная. Непокорная.
Его взгляд скользил по ее лицу, исследуя каждый его дюйм, потом он перешел к плечам, ниже.
– Правда?
– Конечно, я же дочь своего отца. – Она старалась говорить небрежно, но в ее голосе было столько же безнадежности, сколько самонадеянности было в его голосе. Неожиданно она почувствовала себя совершенно голой, и ее платье казалось не большей защитой, как если бы это был кусок кухонного тюля.
Алисия так крепко сжала свой бокал, как будто от этого зависела ее жизнь. Что, если он узнает о ней всю правду? Что, если он поймет, какой она на самом деле человек?
– Пожалуйста, отпусти меня. Можешь оставить себе все мое приданое, все драгоценности, все мои сбережения. Мне ничего не нужно.
– Ты не выживешь в бедности. Ты не знаешь, что это такое. Это не так просто – выжить, как может показаться с первого взгляда.
– Уж лучше я буду бедной, но свободной. Только отпусти меня. Пожалуйста.
Кристос буравил ее взглядом. Он молчал довольно долго и напряженно. Наконец покачал головой.
– Я не могу. Ты слишком мне нужна.