Изумление превратилось в негодование: Джорджиане показалось, что он дразнит ее, что он устроил спектакль для окружающих, а она ему это позволила!
— Двести сорок пять! — почти рявкнула она, безуспешно пытаясь высвободиться.
Однако его руки, теплые и настоятельно твердые, не разомкнулись.
— Двести пятьдесят! И это — окончательная цена! На секунду Джорджиана удивилась его уверенности в том, что это цена окончательная. Но не успела она опомниться, как он повернул ее к себе лицом.
Сначала она опешила, и это дало возможность ему положить руку ей на шею, а второй обхватить за талию и прижать к себе. Его лицо было так близко, что она увидела в его глазах искры смеха. А потом было уже слишком поздно.
Прикосновение его губ стало настоящим откровением. Они были не прохладными, как она ожидала, а теплыми, мягкими и сухими. Их очертания были почти такими же, как у нее. Она не прислушалась к голосу своего рассудка, который подсказывал, что все зашло слишком далеко. Она понимала, что это безумие, что нельзя позволять, чтобы этот незнакомец ее целовал, но она не могла пошевелить и пальцем, чтобы противиться этому.
Его губы переместились в уголок ее рта, руки притянули и вплотную поставили ее между его ногами, тела их соприкасались от плеч до колен. Она услышала, как он засмеялся, когда аукционист во второй раз спросил, предлагает ли кто-нибудь новую цену.
Когда незнакомец начал ее целовать, она инстинктивно закрыла глаза, но теперь они распахнулись и встретились с его смеющимся взглядом. А потом его губы вернулись, мягко заставляя ее приоткрыть рот. Бархатный кончик его языка встретился с ее языком. И в этот момент прозвучал третий призыв ведущего назвать цену. С отчаянно бьющимся сердцем Джорджиана уперлась руками в грудь обидчика и с силой оттолкнула его. Судорожно вздохнув, она уже собиралась высказать этому нахалу все, что она о нем думает, но онемела, услышав возглас:
— Продано джентльмену, который целует молодую леди!
— Вы… вы сделали это специально, чтобы я не смогла повысить цену! — возмущенно бросила она, осознав, что произошло.
— Кресло — ваше, — спокойно заверил он и нежно провел по ее губам, словно стирая остатки своего поцелуя. — Я же обещал подарить его. Вы можете заявить на него свои права, когда я приеду, чтобы заявить свои права на вас!
Не дав ей времени ответить, он стремительно отошел заплатить за покупку.
— С вами все в порядке, Джорджиана?
Она обернулась и увидела, что Кора встревоженно смотрит на нее.
— Нет! Да! Вы это видели? Это же… Какое нахальство! И… и он еще доволен собой! — воскликнула она.
От ярости она стала даже заикаться.
— Разве вы не знакомы? — удивилась Кора, пристально глядя вслед удаляющемуся мужчине.
— Я никогда в жизни с ним не встречалась!
— Ну… не стану скрывать, я удивлена. В газете сообщалось, что он приехал в город, чтобы немного встряхнуть всех. Интересно, как остальные отнесутся к подобным выходкам?
Джорджиана машинально вытирала рот рукой.
— Мне наплевать, кто… Что вы сказали?
Кора улыбнулась:
— Пойдемте, милочка. Люди бывают такими невоспитанными. Не сомневаюсь, что они ожидают продолжения спектакля после возвращения этого молодого человека.
Джорджиана всегда полагала, что жители Новой Англии — народ спокойный, молчаливый и нелюбопытный. Одного взгляда на жаждущую зрелищ толпу оказалось достаточно, чтобы убедиться в том, что либо она ошибалась, либо Новую Англию заселили более любопытные американцы.
Она пошла впереди Коры. Единственное, что помешало ей броситься бежать, — мысль о том, что незнакомец увидит и сочтет это за трусливое отступление.
— Нет, вы подумайте только! — возмущалась она, усевшись в пикап.