Цзинь Фын очень хорошо помнит и эти слова начальника разведки, и то, каким мягким голосом он произнёс их. Она хорошо помнит, как удивилась тогда. Разве раньше она могла подумать, что простой шаньсийский мельник может говорить так, будто читал по книге, и таким голосом, какой она слышала только от своего отца, когда он ещё не был убит чанкайшистами и ласкал её перед сном?
Командир отряда свёл брови и посмотрел в глаза Цзинь Го.
- Подвиг патриота велик, даже если он совсем незаметен, - сказал он. - Не думайте, что работа разведчика заметнее работы прачки. О ней солдаты и даже многие командиры не знают ничего. Хорош тот лазутчик, которого не только враги, но и свои считают обыкновенной прачкой.
- Прошу вас поверить: сердце моё наполнено желанием служить народу на любом посту, - скромно ответила Цзинь Го. - Но если я смогу совершить нечто подобное тому, о чём так прекрасно пишут газеты, я приду к победе во столько раз счастливей, сколько крыш на самой большой пагоде в Пекине. В моем уме нет мечты об известности. Пусть я останусь таким же маленьким человеком, как прачка… и даже пусть я стану ещё незаметней!.. Но пусть кровь моя сольётся с потоками крови, проливаемой моим великим народом за его великое дело… Простите мне мои неумелые слова.
Да, Цзинь Фын очень хорошо помнит, что при этих словах сестры сердце её наполнялось гордостью: вот это были замечательные слова! Теперь-то все поймут, что Цзинь Го уже совсем взрослая и думает и говорит, как большой солдат… А скоро… да, да, довольно скоро такой же будет и она - Цзинь Фын.
- Хорошо, - сказал командир начальнику разведки. - Если вы полагаете, что настало время ей стать бойцом секретной войны, которую ведут наши люди во вражеском тылу, я сделаю её для начала связной. Это хорошая школа для будущего лазутчика.
Цзинь Фын не смогла поднять глаза на начальника разведки. Ей казалось, что он думает бесконечно долго. Она обмерла от радости за старшую сестру, когда он сказал:
- Хорошо! Пусть Цзинь Го станет сначала связной, а потом солдатом моей разведки. Я надеюсь, дорогой мой друг, что горе никогда не коснётся вас в связи с её именем. Если случится то, что может случиться на войне с каждым солдатом, то слава подвига, совершённого Цзинь Го, озарит вас светом такой гордости, которая не оставит места печали.
Цзинь Го молча поклонилась обоим и вышла, не поднимая головы. Им не следовало видеть слезы радости, навернувшиеся на её глаза. Но эти слезы очень хорошо видела Цзинь Фын.
Со времени этого разговора прошло немало месяцев. Цзинь Го была связной, была лазутчицей. А теперь героини Цзинь Го не было больше среди живых, но её имя поднимало на подвиги бойцов Народно-освободительной армии Китая.
И вот Цзинь Фын заступила на место старшей сестры. Она уже связная и будет лазутчицей.
При мысли об этом туман счастливой слезы скрывает от неё лица склонявшихся друг к другу командира "красных кротов" и начальника разведки.
Цзинь Фын засыпает. Она ещё совсем маленькая, и ей снится подвиг, который она совершит. Её детские, пухлые губы трогает лёгкая улыбка.
Эту улыбку замечает начальник разведки. Он делает знак товарищам. Они замолкают и оборачиваются к спящей Цзинь Фын. И на лицах всех трех - полном, добродушном лице начальника штаба, бледном, усталом лице командира и тёмном, как кора векового дуба, изрытом оспинами, суровом лице начальника разведки - тоже появляется улыбка.
- Цветы жизни молодого Китая, - тихо говорит бывший мельник из Шаньси, - взойдут отсюда, из-под земли…
- Тысячи лет корни их поливались кровью простого народа Китая, - отвечает начальник штаба, - но теперь они взойдут - невиданно прекрасные цветы…
- Вот он, наш маленький цветок… Пусть напоит его роса любви и озарит солнце счастья! - шепчет разведчик, словно боится, что даже такие слова могут спугнуть улыбку с розовых губ девочки.
А командир отряда молча скидывает с плеча ватник и, подхватив его здоровой рукой, опускает на спящую так осторожно, что улыбка на её губах становится ещё счастливей. Наверно, ей снится, что её укрыла розовым крылом остроклювая цапля, забредшая в цветистый сад нового Китая…
Глава вторая
1
Цзинь Фын проснулась. Она подумала, что, наверно, уже наступило утро и товарищи вернулись с поверхности земли. Однако, протерев глаза, увидела только командира и радиста. Один наушник у радиста был сдвинут, и лицо его выражало жаднее внимание. Он слушал то, что читал командир:
- "Древняя китайская мудрость справедливо гласит: "Защищаются друг от, друга несколько лет, а победу решают в один день. В этих условиях не знать положения противника - верх негуманности. Тот, кто его не знает, не полководец для людей, не хозяин победы".
Командир сделал паузу, а радист, кивнув головой, сказал:
- Это очень хорошие слова, я их понимаю.
Командир продолжал читать:
- "Нет ничего, что следовало бы пожалеть для получения сведений о враге. "Знание нельзя получить наперёд от богов и демонов. Знание положения противника можно получить только от людей", - кажется, так сказал древний мудрец Сунь Цзы. Он сказал очень правильно, имея в виду необходимость посылать в стан врага лазутчиков. И он же сказал: "Не обладая гуманностью и справедливостью, не сможешь ничего узнать у людей в тылу врата". Это тоже правильные слова, хотя они были сказаны тогда, когда в Китае почти не было ни гуманности, ни справедливости. Мы, армия Народного Китая, гуманны и справедливы уже по одному тому, что гуманна цель нашей борьбы и борьба справедлива. Мы не можем не быть гуманны и справедливы, потому что мы армия народа. А народ всегда гуманен и справедлив. Наши лазутчики - лазутчики народа. Все, что они узнают, узнается для народа. Все, что они приносят, приносится народу. Они всегда должны помнить это. Это даст им силы и мужество для…"
Но тут радист поднял руку, прося молчания. Это значило, что в наушнике он услышал позывные. Он быстро надвинул второй наушник и взял кисточку. Его рука забегала по бумаге. Потом он повернул рычажок в аппарате и заработал ключом. Он работал недолго. Девочка знала: то, что он сейчас передаёт, называется квитанцией. Потом он обернулся к командиру, внимательно следившему за его работой, и протянул ему листок.
Прочитав написанное на листке, командир некоторое время сидел в задумчивости. Затем девочка в щёлочку между краем ватника и своей бровью поймала его взгляд, брошенный в её сторону. Несколько мгновений командир смотрел на неё, потом встал и вышел в ту часть подземелья, где помещалась постель начальника разведки.
Цзинь Фын сбросила ватник и тут поймала на себе взгляд радиста. Это был такой же строгий и немного печальный взгляд, каким только что смотрел на неё командир. Она уже знала: если они на неё так смотрят, значит скоро ей дадут задание.
Она потёрла ладошками щеки и уши, чтобы хорошенько прогнать остатки сна. Вошёл командир. Следом вошёл начальник разведки. Заметив, что Цзинь Фын уже совсем проснулась, начальник разведки сказал из-за спины командира:
- Выспались? Это хорошо. Для вас есть задание. Прошу вас, выслушайте командира. - Он говорил совсем не так, как недавно говорил о ней, когда она спала. Его слова звучали теперь так, будто перед ним был взрослый партизан. Голос был строг и спокоен. - Связная Цзинь Фын! Вы пойдёте в миссию святого Игнатия у Сюйгоу и передадите: центральный штаб направляет в католическую миссию нового человека для выполнения специальной операции. Это - женщина. Её пароль: "Я думаю, что жизнь тут не так уж плоха. Не правда ли?"
- Правда, - сказала девочка.
Командир засмеялся:
- Я знаю, но это конец пароля: "Не правда ли?"
Девочка кивнула головой.
- Повторите пароль, - сказал командир.
Девочка повторила.
- У вас золотая память. И ещё вы скажете: все наши люди должны беспрекословно подчиняться этому новому товарищу. Он является человеком нашего командования. Очень важным человеком.
- Я должна идти днём? - спросила Цзинь Фын.
- Нет, сейчас. До обеда нужно быть там.
Девочка спустила ноги с кана.
- Если позволите, я пойду.
- Сначала поешьте.
- Извините, мне не хочется.
- Едят не только потому, что хочется.
- А почему, извините?
- Потому, что нужно.
Радист ласково потянул Цэинь Фын за косичку, перевязанную красной бумажкой.
- Нужно слушаться старших, - сказал он и снял с большого жестяного чайника-самовара тряпки, сохранявшие его тепло.
Чайник был тяжёлый и совсем закопчённый. Наливая себе тёплой воды, Цзинь Фын испачкала пальцы и стала их тщательно обтирать.
Радист, засмеялся.
- Вы франтиха, Цзинь Фын!
Она с укоризной покачала головой.
- Вы так долго сидите тут, а не понимаете. Что, если кто-нибудь там, наверху, увидит? Спросят: "Почему у тебя, девочка, пальцы в саже?" Что я скажу?
И она снова покачала головой.
Девочка съела лепёшку из проса, потом встала.
- Я готова.
- Хорошо, - сказал командир. - Исполняйте поручение, товарищ Цзинь Фын.
Девочка зажгла фонарь, подняла его вровень с лицом и установила длину фитиля. Пламя колебалось, маленькое, тусклое, красноватое. Девочка переложила фонарь в левую руку и спросила командира:
- Больше ничего не прикажете?
- Зайдёте в музей и оттуда - домой.
Девочка была так мала ростом, что ей вовсе не нужно было нагибаться в подземных ходах, где люди отряда передвигались ползком. Однако от старших она переняла манеру ходить под землёй, низко согнувшись.