Борис Сопельняк
Рядовой Рекс
I
Есть у разведчиков примета: если приказано любой ценой добыть "языка", значит, жди наступления. А если "языка" не удалось взять ни с первого, ни со второго раза, а тебя все равно посылают за линию фронта, - тут уж и гадать нечего.
Капитан Громов нервно поглядывал на часы и прикидывал, сколько осталось до рассвета.
"В запасе минут сорок, - думал он. - На той стороне тихо. Ширина ничейной земли восемьсот метров. Успеют…"
Громов закурил. Как ни слаб огонек папиросы, но после каждой затяжки он высвечивал резко очерченные скулы со впалыми щеками и чуть приплюснутый нос. Капитан курил одну папиросу за другой и методично тюкал кулаком по брустверу. Старая привычка. До войны Виктор Громов был неплохим боксером. В разведке это пригодилось.
Теперь Громов - командир дивизионной разведки. За линию фронта ходит редко. Зато в подчинении целая рота. И всех надо обучить премудростям разведывательной работы. Еще вчера капитан получил задание добыть "языка". Не такое уж сложное дело. Да и ребята ходили тертые. Но вернулись ни с чем. Одному прострелили плечо. У другого не хватает двух пальцев. И оба заявили, что, если бы не тот проклятый пес, все было бы хорошо. Немца взяли чисто, связали и поволокли. На ничейной земле догоняет их здоровенная собака, хватает за руку - и пальцев как не было. Удалось, правда, шибануть ее прикладом. Пока собака приходила в себя, отползли за бугорок. К тому же немцы врубили прожектор и давай чесать из пулемета. Как ни старались прикрыть "языка", его убило.
Сегодня пошли четверо. На всякий случай набрали махорки, чтобы припорошить следы. Время шло. В бруствере образовалась довольно глубокая ямка, а Громов все так же методично всаживал в нее кулак. И вдруг грохнул взрыв! Тут же темноту ночи распороли автоматные очереди. Над полем повисли ракеты.
Громов высунулся и сразу все понял. Немецкие пулеметы били по вершине небольшого холма. А чтобы вернуться домой, ребятам надо обязательно перевалить через этот бугор. Другого пути нет. Значит, их обнаружили, отрезали огнем отходы и, само собой, попытаются взять в плен.
- Где саперы? - крикнул Громов в глубину траншеи.
- Здесь, товарищ капитан! - выросли из темноты двое.
- Картина ясная? - Он кивнул в сторону холма. - Надо сделать проход в минном поле правее высотки и вывести ребят.
Минут через двадцать саперы вернулись. За ними ползли двое разведчиков. На плащ-палатке тащили третьего.
- Что с ним? - спросил Громов.
- Ранен, - бросил старшина Седых. - В живот. А Сидоренко, скорее всего, убит.
- Та-а-ак! - крякнул с досады Громов. - Опять осечка.
- Никак нет, осечки не было, - обиделся старшина. - Ефрейтор Мирошников, доложите, как было дело. Я командовал группой прикрытия, так что всего не видел, - пояснил он Громову.
Худощавый остролицый ефрейтор сидел на земле и пытался снять сапог. Яловая кожа разбухла, стала скользкой, местами была порвана. Как ни старался ефрейтор, но сапог снять не мог. Он остервенело срывал сапог, а тот сидел как влитой.
- Братцы, - взмолился он, - рваните кто-нибудь!
Солдаты бросились ему помогать.
- Вот так. Посильней! Тише ты, медведь таежный, ногу оторвешь. Уф-ф-ф! Так и есть, прокусил, сволочь.
Насквозь прокусил! Глядите, нога как у тигра в пасти побывала - живого места нет.
- Ефрейтор Мирошников, - строго сказал капитан. - Что вы там мелете? Какие еще тигры? Доложите, почему не взяли "языка"!
- Почему не взяли?! "Языка" мы взяли. Офицера. Вели его по воде, ползли по болоту. Высыпали всю махорку. А у минного поля опять догнала собака. Черт ее знает, откуда взялась эта зверюга! Мне прокусила ногу, Сидоренко - руку. Ножом не достать - верткая, как ужака, а стрелять нельзя. Когда подоспели немцы, пес залег. Ладно, саперы выручили, а то бы нам не уйти. Когда отходили, опять наткнулись на эту собаку. С ней - двое фрицев. В тыл зашли, сволочи. Так что мы сами чуть не стали "языками". Немцев мы перебили и совсем было ушли, да проклятущий пес вцепился в Сидоренко. Тот ненароком привстал и попал под пулеметную очередь. Нас опять накрыли. Пришлось бросить офицера и удирать. Правда, мы его так связали, что никуда не денется. К тому же сунули в воронку: сам он оттуда ни за что не выберется. А с собакой я рассчитался: полдиска всадил!
- Ясно! - бросил Громов. - Обстановочка - ни к черту. Санинструктора ко мне!
- Я здесь! - вынырнула из глубины траншеи девушка в кокетливо надетой пилотке.
Громов заметил и пилотку, и у-образный шрам над переносицей, и выщипанные, тонко подведенные брови. Недовольно поморщившись, приказал:
- Младший сержант Орешникова, пойдете с саперами. Если Сидоренко жив, окажете помощь на месте, если нет - волоките сюда. Но Сидоренко найти! Живым или мертвым! - жестко закончил он. - Выполняйте! А мы - за офицером, - обернулся он к Мирошникову. - Показывай дорогу.
Кряхтя и чертыхаясь, Мирошников с трудом натянул сапог и молча перелез через бруствер.
Офицера нашли быстро. Разведчики потащили его, а саперы - Сидоренко. Капитан полз последним. Вдруг он услышал глухое рычание. Замер. Прислушался. Тишина.
Снова пополз - и снова рычание. Неожиданно взлетела ракета, но еще раньше Громов заметил воронку и скатился вниз. В тот же миг на рукаве клацнули зубы.
Не так уж долго висела ракета, но Громов успел разглядеть того самого пса. Большой. Черный. Весь в крови. Передние лапы перебиты. Из воронки ему не выбраться. Там бы и сдох. Но рядом оказался враг, и собака нашла силы вцепиться в него мертвой хваткой.
Рукояткой пистолета Громов разжал зубы. Приставил дуло к окровавленной морде. Подумал. Достал ремешок, крепко связал пасть, накинул на грудь петлю, выбрался из воронки и потащил собаку за собой. Поначалу она пыталась вырваться, но полоса крови становилась все уже, а рывки слабее.
"Уходят последние силы, - подумал Громов. - Жалко. Тоже ведь "язык", хоть и бессловесный. И как это мы не догадались натаскать хоть какую-нибудь дворняжку?! Хорошая собака в нашем деле дорогого стоит. Такую собаку воспитывают годами. Стоп! А что, если этого фашиста передрессировать? Вот было бы дело! Только сдохнешь ты, проклятая псина. Как пить дать, сдохнешь".
Собака временами приходила в себя, слабо поскуливала, но, почуяв чужого, рычала и, как могла, сопротивлялась. Когда Громов останавливался и поводок ослабевал, собака поворачивалась мордой на запад и пыталась ползти к своим.
- Дрессировочка! - восхищался капитан.
Когда Громов свалился в траншею и втащил здоровенного пса, все так и ахнули.
- Это еще зачем?
- Что, тот самый?
- Ну и зверюга!
- Сколько, зараза, наших погубил! Пристрелить его немедленно!
- Там уж стрелять-то некуда - и так весь в дырках.
- Я найду!
- Отставить! - отрубил Громов. - Ефрейтор Мирошников, ваша работа?
- Так точно.
- Полдиска? А он дышит. И даже за рукав цапнул! Тащите в мой блиндаж, там разберемся.
Освободился Громов часа через три. По дороге из штаба заглянул в медсанбат, рассказал о своем пленнике, и вместе с хирургом они отправились в блиндаж.
- Ты смотри! - удивился Громов. - Живого места нет, а дышит. С такой собакой стоит повозиться.
- Зачем? На кой черт собака-инвалид?
- Хотя бы для потомства. Ты смотри, какой рост, какая грудь! А ноги! На таких поджарых ногах можно пробежать километров тридцать. Пес еще молодой: шерсть гладкая, шелковистая, да и зубы белые. Ему года три - не больше.
- Не болтай чепуху! - взорвался врач. - На этих поджарых ногах он догонял наших ребят, а белыми клыками одних калечил, других убивал. По-дружески прошу, пристрели - и делу конец! Да с такими ранами он не жилец, как врач говорю.
- В принципе ты, конечно, прав, - вздохнул Громов. - Но ведь… Был у меня до войны друг - соперник на ринге. Он служил в милиции проводником сыскной собаки. Кое-чему я у него научился. Ты не представляешь, что может сделать хорошо дрессированная собака! Взять хотя бы эту. Ведь какие ребята ходили за "языком", а пес их обнаруживал. Поставишь собаку на ноги, попробую передрессировать. Не удастся - можно и пристрелить.
- Ну и темный же ты мужик! - не успокаивался врач. - Ты хоть представляешь, что такое рефлексы первого и второго порядка? Думаешь, в благодарность за тушенку пес начнет ловить фрицев? Черта с два! Первое что он сделает, - перегрызет тебе глотку.
- Это уж моя забота. Главное - поставь на ноги.
- Ну, смотри, Виктор, я тебя предупредил. Возьми-ка бинт и свяжи пасть, а то в агонии может так хватануть…
После осмотра врач заявил, что собаке осталось жить с полчаса, но если Громов настаивает, он может вправить суставы и наложить гипс. Можно также промыть все восемь ран, к счастью, они сквозные, и сделать пару стрептоцидных уколов.
- Пошли кого-нибудь за Машей, - попросил он. - Пусть принесет мою сумку. Да и без ассистента не обойтись.