Это роман о войне - но показанной с необычной стороны. Малоизвестно, что согласно переписи населения, проведённой перед войной, верующими была половина сельского населения и четверть городского. В ходе войны, под угрозой близкой смерти, к вере обратилось большое количество красноармейцев. Документально подтверждено, что Сталин получал с фронта письма от командиров с просьбой разрешить в войсках проведение православных служб. Воистину, наша Армия, как и всегда, воевала за веру, царя и Отечество, только царь назывался в то время Сталиным.
Главы про основного героя, красноармейца (позже лейтенанта) Василия Одинокова, в ходе боёв проделавший духовный путь от убеждённого комсомольства до православия, перемежаются с главами о событиях в Ставке Верховного главнокомандования. Имеются литературные вставки от имени якобы "автора романа", фронтового корреспондента Мирона Семёнова, и документальные вставки (приказы, переписка Сталина с Черчиллем и Рузвельтом, статьи из газет военного времени).
Роман заканчивается событиями сентября 1943 года, когда Сталин - единственный за всю историю глава государства с семинарским образованием - вернул отношения светской власти и Церкви в нормальное русло, помог в проведении церковного Собора, после длительного перерыва избравшего Патриарха Московского и всея Руси.
Содержание:
Вступление 1
Глава первая 1
Глава вторая 3
Глава третья 5
Глава четвёртая 6
Глава пятая 8
Глава шестая 10
Глава седьмая 13
Глава восьмая 16
Глава девятая 18
Глава десятая 20
Глава одиннадцатая 22
Глава двенадцатая 25
Глава тринадцатая 27
Глава четырнадцатая 29
Глава пятнадцатая 32
Глава шестнадцатая 36
Глава семнадцатая 39
Глава восемнадцатая 42
Глава девятнадцатая 46
Глава двадцатая 47
Глава двадцать первая 50
Глава двадцать вторая 53
Глава двадцать третья 57
Глава двадцать четвёртая 59
Глава двадцать пятая 62
Глава двадцать шестая 66
Приложения: документы эпохи 70
Дмитрий Калюжный
ЖИТИЕ ОДИНОКОВА
Документальный роман
Вступление
Детство я провёл в коммуналке, в Москве.
Дом наш был знатный! Возвели его, пятиэтажного, аккурат перед началом Первой мировой, и заселилась в него богатая знать: купчины, промышленники, генералы и чиновники московского правительства. В каждой квартире семь комнат, да при кухне закуток для кухарки, и в прихожей ещё "служебная" комнатушка для горничной.
Но после 1917 года вся эта публика куда-то сгинула, а дом наполнили люди простые: крестьяне, бросившие нивы, чтобы стать пролетариями, и пролетарии, возжелавшие стать студентами. Селился и прочий всякий народ, включая прощелыг и милиционеров.
Сначала в доме часто менялись жильцы: одни въезжали, другие уезжали, но с установлением контроля властей за порядком всё кое-как успокоилось. Когда я родился, комнаты были заняты разными семьями, на входной двери было приколочено несколько почтовых ящиков, а косяк украшали восемь разномастных кнопок от электрических звонков. И при каждом звонке имелась табличка с фамилией. Помимо нашей, помню несколько: "Туголесовы", "Бреннер" (эта Бреннер уже на моей памяти чудесным образом превратилась в Иванову и сменила табличку), "Сидоровы"…
Один из моих соседей был журналистом: писал статьи, репортажи - в общем, производил контент для наполнения страниц журналов и газет. Начинал в тридцатые годы на Алтае, был военным корреспондентом во время Великой Отечественной. После Всемирного фестиваля молодёжи и студентов (1957) поселился в Москве и работал в "Огоньке". Когда мы с ним стали общаться, уже пенсионерствовал.
По сути, он - автор книги, которую вы держите в руках.
Написал он её о своём друге Василии Одинокове, которого на фронте звали Васей Блаженным. Самого себя тоже "вставил" в книгу, но под выдуманным именем: Семёнов Мирон Васильевич. Это имя он использовал как псевдоним для статей в "Вечёрке". Придумал себе замечательную подпись: "Мир. В. Сем", в таких завитушечках, что получалось "Мир всем". Я его только под этим именем и знал.
Книгу его советские издательства печатать отказались.
Много позже я, ознакомившись с архивом писателя, понял, в чём была причина отказов. Редакторы наверняка углядели в тексте "мистику" и "религиозное мракобесие". Кроме того, ещё одного героя романа - И. В. Сталина - Мирон Васильевич показал не так, как это было принято после ХХ съезда партии.
Наша семья в конце концов получила квартиру, и мы уехали из той коммуналки. За следующие годы я виделся с Мироном Васильевичем только два или три раза. А в 1993 году мне позвонила оттуда соседка Света, поселившаяся в комнате Бреннер-Ивановой в 1975-м, после того как та уехала в Израиль, и сообщила, что старик умер, и уже даже похоронили. Я немедленно приехал. Наследников у покойного не оказалось: жена умерла давным-давно, дочь сгинула в нетях. Взять в его комнате соседям было нечего, кроме дряхлой мебели, книг и бумаг. Мебель они поделили, а выносить оставшееся барахло на помойку всем было лень - вот меня и позвали.
Я стал владельцем бюстика Сталина и нескольких коробок, набитых рукописями, газетными вырезками, блокнотами и прочими записями. Была среди них и папочка, озаглавленная "Житие Василия Блаженного. Документальный роман". Бывая на даче, где эти коробки лежали у меня долгие годы, я иногда просматривал папки старого журналиста. И вызрела у меня мысль переработать его книгу - в том виде, в каком она была, её всё равно никто бы не издал. И вообще, так, как он, сейчас не пишут.
Переделав начисто главы романа, я вставил между ними документы, письма, выдержки из записной книжки Мирона Семёнова (которые не всегда понятно, к какому времени относятся), хранившиеся в его папках.
Дмитрий Калюжный
Глава первая
Экзамены по общественным дисциплинам на геологическом факультете, проходившие по традиции при открытых дверях, превратились в дискуссию! Понятно, почему. В зале сидели не только ожидавшие своей очереди студенты, но и зрители. Преподаватель, доцент Иван Степанович Загребский, пригласил старшекурсников, а некоторые экзаменуемые пришли с девушками, ведь сдачей общественных дисциплин заканчивался учебный 1940/1941 год, и, сдав экзамен, можно уже было идти гулять. Отдохнуть давали всего несколько дней, а в последнюю неделю июня у всех студентов начиналась производственная практика "в поле". Иначе говоря, они, будущие геологи, скоро отправятся в неведомые края.
В таких условиях хочешь не хочешь, а дискуссия разгорится обязательно! Кто-то хочет перед девушкой своей блеснуть эрудицией, а кто-то… А неважно, по какой причине - но факт есть факт: плавное течение экзамена прервалось.
Отвечала Надя Присыпкина, одна из пяти в их учебной группе девиц, и отвечала на вопрос о разнице между организацией труда при капитализме и при социализме. Оттарабанив мнения классиков марксизма о капиталистической эксплуатации наёмного труда, она затем восторженным голосом поведала о преимуществах свободного труда при социализме и перешла к описанию счастья, которое ждёт человечество, поскольку свободный труд намного производительнее несвободного и социалистическая экономика непременно побьёт капиталистическую.
Кто-то крикнул с места, не поднимая руки:
- Социализм велик не потому, что экономически выгоден, а потому, что справедлив!
- Одно другому не мешает! - весело возразил другой.
- Это что за неорганизованные вопли? - возмутился доцент Загребский. - Извольте придерживаться общепринятых правил диспута.
Тут-то и началось.
Капитализму припомнили и хищничество колонизаторов, и кризисы, и ссудный процент. Один из старшекурсников привёл известный случай, произошедший в США несколько лет назад: ради того, чтобы сохранить высокую цену на апельсины и бензин, монополисты уничтожили "лишние" апельсины, заливая их "лишним" бензином.
- В голодной Америке империалистический президент Рузвельт приказал уничтожить шесть миллионов голов свиней! И запахать десять миллионов акров хлопковых плантаций!
- Это не по теме, - заметил преподаватель. - Мы говорим об организации труда.
Старшекурсник засмеялся и сел, а руку поднял Вася Одиноков. Дождавшись разрешения преподавателя, саркастически сказал:
- Конечно, организация труда по уничтожению апельсинов и свиней была на высшем уровне. И этот труд оплатили! А вот основной закон социализма - в справедливой оплате не просто какого-то, а общественно полезного труда! От каждого по способностям, каждому по труду. Вся проблема в полезности труда. Разве уничтожение продуктов питания полезно обществу? Вот если бы зарплату платили не за уничтожение, а за распределение апельсинов и бензина среди бедных, тогда…