Не миновала чаша сия и крейсер "Генерал Корнилов", на котором находились штаб Главнокомандующего, штаб Командующего флотом и другие службы, а также семьи некоторых офицеров и судовой команды. Днем третьих суток пути в длинной, как пенал, кают-компании собрались некоторые полевые командиры и штабные офицеры и, ожидая, когда к ним выйдет Главнокомандующий, стали обсуждать свое неопределенное будущее.
Старший адъютант Главнокомандующего Михаил Уваров доложил Врангелю о стихийном собрании.
Увидев его в проеме двери, они встали. Главнокомандующий обвел всех своим цепким взглядом. Шатилова, Кутепова и Кедрова он видел в последние недели много раз на дню, они сопровождали его во всех его поездках, вместе они решали кучу дел, связанных с эвакуацией армии. С иными в сумятице последних событий ему встречаться не доводилось, он лишь слышал об их успехах и поражениях. Того же командира Донского корпуса генерал-лейтенанта Федора Федоровича Абрамова он последний раз видел во время поездки к Чонгару в районе Джанкоя и Таганаша. Это было недели две назад, может, чуть больше, а кажется, прошла вечность, столько событий вместило в себя это короткое время. До Врангеля дошли слухи, что там, на Крымском перешейке, Абрамов был ранен.
Генерал-лейтенанта Михаила Архиповича Фостикова Врангель видел в Феодосии, во время размещения на судах Кубанского корпуса. Рядом с ним сидел и его "хвостик": так называли его начальника штаба полковника Туган-Барановского.
Кто тут еще?
Александр Васильевич Кривошеин, возглавлявший Правительство при штабе русской армии. В последние дни от избытка административного восторга он пытался решать даже те дела, которые не относились к его компетенции. За что он получил от Врангеля нагоняй, который мало пошел ему на пользу. Но, человек по натуре мягкий, он не умел подолгу обижаться.
Рядом с Кривошеиным он увидел давнего своего сослуживца и еще более давнего товарища, действительного статского советника Николая Михайловича Котляревского. В мае Врангель послал его своим представителем в Софию, Белград, Киль и Париж. Котляревский оказался на редкость толковым, четким и исполнительным человеком, порученными ему делами он занимался, как своими собственными, - и вскоре они ощутили это на фронте. Военные грузы пошли в стан Врангеля бесперебойно и, главное, своевременно. Вернулся Николай Михайлович из командировки почти перед самой эвакуацией армии и был Врангелем тут же назначен своим личным секретарем.
Дружбой с Котляревским Врангель не мог не гордиться. В родословной Котляревских насчитывалось множество славных российских фамилий: Кузьмины-Караваевы, Барятинские, Дурново, Родзянко, Мусины-Пушкины, Шереметьевы, Воронцовы-Дашковы, Шуваловы. Несколько предков Николая Михайловича вошли в вечность через литературу. Алексей Иванович Мусин-Пушкин открыл рукопись "Слова о полку Игореве", а другой предок - Иван Петрович Котляревский - известен как сочинитель "Энеиды" и "Наталки-Полтавки", ставших классикой малороссийской словесности.
Николай Михайлович был единственным человеком среди блистающих погонами военных в партикулярном платье. Он сидел в дальнем углу стола и был почти не виден из-за массивной фигуры командира сводного конного корпуса Ивана Гавриловича Барбовича. В последних, уже крымских боях, его корпус изрядно потрепали, почти разгромили махновские повстанцы. Барбович был мрачен, он и сейчас все еще тяжело переживал эту свою неудачу, в которой до какой-то степени был сам виноват: поверил, что с нерегулярным войском, этими дядьками, мужиками он легко справится. За свою самоуверенность он и был жестоко наказан.
Здесь же еще Врангель увидел сухонького жуира и весельчака генерала Антона Васильевича Туркула и грузного казачьего генерала Вячеслава Григорьевича Науменко. Этих двух он не видел давно, еще с боев под Каховкой.
Были в кают-компании еще несколько человек, лица которых Врангель не мог вспомнить. Вероятно, это были командиры дивизий, назначенные Шатиловым вместо погибших в недавних боях.
- Добрый день, господа! - тихо сказал Врангель. - Прошу садиться!
Все разом сели.
Врангель высмотрел место во главе стола, предназначенное для командира крейсера, а сейчас его уступали ему. Но он прошел мимо, в глубь кают-компании, и уселся на свободное место между Шатиловым и Барбовичем.
- О чем речь? - вновь, бегло оглядев всех, спросил Врангель.
- Обо всем понемногу. О жизни, - уклончиво ответил Науменко. - В том смысле: что было, что будет, чем сердце успокоится.
- Ну, и к чему пришли?
- Ни к чему. У каждого своя правда.
- Размышляем, ваше превосходительство, как так получилось, шо мы сейчас из дому бежим, а большевики в наших домах вино-водку пьют, - пояснил Науменко. - Пока убегали от большевиков, думать было некогда. А сейчас появилось время, и жуткая обида нас взяла.
- Я тоже об этом думаю, - согласился Врангель.
- Вот! По всему так получается, что не должно бы такого быть, - прогудел своим низким голосом Барбович. - До Тулы дошли, до Москвы осталось два конных перехода. Это если без спешки, с ленцой. Что случилось? Кто и когда допустил ту самую главную ошибку, из-за которой мы, как те бездомные бродяги, по чужим огородам шастаем?
- Ну, и к чему пришли? - нахмурившись, допытывался Врангель. Он понял, это стрела в его адрес.
- Нету вывода. Каждый в свою дудку дует. Вон Кривошеин, тот стоит на том, что виноват весь народ. Будто вся Россия, весь народ поднял руку на "помазанника Божия". За это, говорит, нам и послана кара небесная.
- Не переиначивай, я не так сказал, - покачал головой Кривошеин. - Я о чем? Если бы мы все… Ну, все наши вожди разом объявили, что ведут войну с большевиками ради того, чтобы в дальнейшем восстановить на престоле законного царя…
- Вспомнил. Расстреляли законного царя. А незаконного…
- Всем миром выберем. И станет он законным, - продолжил Кривошеин, - Михаил Романов тоже когда-то незаконным был, пока народ свою волю не изъявил. И сейчас бы так. Был бы царь - и народ поддержал бы нас. Пожили без царя, узнали теперь почем фунт лиха. Особенно крестьяне. Они в нашем государстве - главная сила, всю страну кормят. А к ним бы и рабочие примкнули… Это я так, в порядке размышления.
- Позвольте не согласиться, - отозвался со своего места генерал Абрамов. - Крестьянин, взять, к примеру, тех же донцов, прошел школу мировой войны. И нахватался от родовитой интеллигенции - офицеров, генералов - вдоволь зуботычин. Что в армии, что дома крестьянин всегда ощущал себя черной костью. Его во все времена унижали. А у него начала просыпаться своя гордость. Не-ет, он теперь уже не потерпит издевательств. И не простит.
- Но вы-то, надеюсь, не применяли кулаки?
- Не надо переходить на личности, Александр Васильевич. Я знаю много вполне приличных офицеров и генералов. Но их, к сожалению, абсолютное меньшинство.
- Выводы! Выводы! - воскликнул Кривошеин.
- Выводы? - Абрамов немного помолчал, собираясь с мыслями. - Надо было провозгласить демократические лозунги! Да-да! Именно демократических преобразований ждал от нас народ!
- Эко куда хватанули! Демократия! - вклинился в разговор начальник штаба Кубанского корпуса Туган-Барановский. - Да они не знают, что это такое и с чем ее едят. С мужиком надо было проще. Он земли ждал. А мы даже лозунг этот, про землю, отдали большевикам. И еще парочку. "Фабрики - рабочим!", "Мир - народам!". Большевики хорошо ими распорядились. И чем мы теперь, господа, будем народ завлекать?.. Молчите? То-то же!
- Запутались мы, братцы, в трех соснах, - вновь прозвучал мощный басок Барбовича. - Лозунги - слова. Кто-то бы им поверил, кто-то - нет. Слова сейчас обесценились, недорого стоят. А надо было делом! Вместо на Москву Антону Ивановичу тогда надо было на Царицын повернуть, соединиться с армией Колчака. Краснов бы с севера поднажал. Кладу голову на плаху, большевики бы не устояли. Или я не прав?
- Вы все сегодня правы, - наконец вступил в разговор Врангель. - Бунт начался в семнадцатом, даже несколько раньше. Народ, и верно, поднял руку на царя. А остановить его мы не сумели. Почему? Причин много. В том числе и те, которые вы упоминали. А дальше смута переросла в революцию.
- Это и есть главный вопрос: почему? - спросил Кутепов. - Почему мы, выученики военных училищ, академий проиграли войну полуграмотным мужикам? Откуда у них появилось столько талантливых полководцев? В какой школе они получили военное образование?
- Эта школа - война. Я имею в виду Первую мировую, - продолжил Врангель. - Там получили выучку такие большевистские командиры, как Фрунзе, Буденный, Миронов, Жлоба, Мокроусов. Много их. Они оказались достойными учениками. Прямо с театра военных действий четырнадцатого они со своим ратным опытом вошли в русскую смуту семнадцатого и возглавили ее. Не будь Первой мировой, не было бы революции. И не только Россия, весь мир выглядел бы несколько по иному.
Врангель смолк. Остальные тоже молчали, осмысливая сказанное.
- И все же, на мой взгляд, есть главная причина нашего поражения. Ее называл Туган-Барановский, но не слишком настойчиво. Я тоже не сразу понял, о чем вину с себя не снимаю, - вновь заговорил Врангель. - Меня еще до Крыма генерал Фостиков предупреждал: не устоим. И назвал причину. Даже тот мужик, который долго нам верил, стал уходить, дезертировать.
- Устал от войны, - подсказал кто-то.
- И это, - согласился Врангель. - Но не только. Надо было еще немного дровишек подбросить в эту топку. А я поздно понял.
- Какие дрова? Что еще можно было сделать?