На старой мочалистой бизнес-вумен был очаровательный костюмчик, гармонировавший с чем угодно, только не с ее морщинистой, вытянутой, как у пристяжной лошади, шеей. Я даже зарисовала фасончик на салфетке и теперь обдумывала, во сколько мне обойдется пошив такой миленькой вещицы.
Именно за этим благородным занятием застали меня проголодавшийся эстонец-виолончелист и свора его прихлебателей. Они оккупировали столик в углу, недалеко от меня, и вся ресторанная шушера во главе с метрдотелем слетелась к ним, как воронье к падали.
Пусть терзают, подумала я, свято выполняя заповеди Стаса: никаких провоцирующих телодвижений.
И еще вина.
Вино появилось на моем столе спустя пять минут. А еще через пять минут ко мне подсел худосочный молодой человек с лицом законченного психопата.
— Позволите? — хрипло спросил он, ухватившись за край скатерти.
Только этого не хватало!
Я оценивающе посмотрела на его побелевшие пальцы: отодрать их от стола, во всяком случае в ближайшие полчаса, не представлялось никакой возможности.
— У кого лечимся? — сочувственно спросила я. Молодой человек дико скосил на меня глаза и вытащил из кармана визитку: «Петербургская Аномалия». Отдел расследований. Сергей Синенко. Спецкор».
С диагнозом все было ясно, и я тяжело вздохнула.
— Вы ведь тоже?.. — сглотнув слюну, прошептал Сергей Синенко.
— Что — тоже?
— Тоже за ним охотитесь?
— За кем?
— За эстонцем. За Олевом Киви.
От неожиданности я вздрогнула, но тут же взяла себя в руки: две древнейшие профессии постоянно сталкиваются лбами где угодно, даже здесь, в респектабельном зале «Европы».
— С чего вы взяли?
— Мне показалось…
— ???
— Уж слишком старательно вы на него не смотрите.
Я поморщилась: чего мне не хватает в жизни, так это доморощенных детективов.
— Не говорите глупостей, — осадила я зарвавшегося репортеришку.
Репортеришка заткнулся, но ненадолго.
— Простите, я не мог вас видеть раньше? Дурачина ты, дурачина, всех твоих жалких спецкоровских грошиков не хватит, чтобы увидеть меня. Даже в окне проезжающей машины, не говоря уже о какой-нибудь пикантной позе.
— Боюсь, что нет. — Я замаскировалась бокалом и сделала мелкий глоток.
— Мне нужно взять у него интервью, — не отставал он.
— Берите, — великодушно разрешила я. — Я-то здесь при чем?
— Все дело в том, что он не дает интервью. Уже год, с тех пор, как погибла его жена.
— Вот как?
— Только пресс-конференции. Тухляк на темы искусства…
Дело начинало принимать интересный оборот, и я решила поощрить тайного агента газеты «Петербургская Аномалия» Сергея Синенко.
— И что же с ней случилось?
Спецкор приоткрыл было пасть и тут же с лязганьем ее захлопнул: к нашему столику приближался Олев Киви.
— Он… идет… — апокалиптическим шепотом пробубнил Синенко.
Я и сама это видела: эстонец, сжимавший в руках бокал с красным вином, надвигался, как множественный оргазм у записной нимфоманки — неотвратимо, бесповоротно и стремительно.
Но тем не менее первой жертвой горячего эстонского парня оказалась вовсе не я, а несчастный затравленный спецкор.
— Я могу поговорить с вашей дамой? — обратился к нему Олев Киви.
— Да, конечно… — выдавил из себя мой неожиданный знакомый.
— Наедине. — О, эта артикуляция, подернутая легкой ленцой! Таллин, без сожаления оставленный четыре года назад, снова ухватился за меня узловатыми чухонскими пальцами.
— Конечно, конечно…
Синенко сполз со стула и неуверенной походкой направился к выходу. Я расставила локти (только локти, Стас, ничего криминального!) и принялась рассматривать Олева Киви.
Он был неплох, совсем неплох, с таким можно завалиться в койку без предварительной оплаты: тяжелая челюсть и легкие губы, брови в цвет глаз и глаза в цвет волос — именно так выглядят дюны под сентябрьским солнцем.