И он ничего не делал, чтобы избавиться от этой боли, терпел ее покорно и безропотно. Он был не в себе.
– Я должен совершенно точно знать координаты того места, доктор.
– Зачем они вам?
Пациент отвел взгляд, положил руки на колени. Его пальцы стали выбивать легкую ритмичную дробь, в такт которой покачивалась голова и мысок левого ботинка.
– Зачем они вам; что вы задумали? – переспросил аналитик, подаваясь вперед.
Пациент посмотрел на него с почти нескрываемой иронической улыбкой.
– Вы же психолог, специалист в области душ человеческих и всякого такого... неужели вам надо объяснять? – сказал он тихо.
– Я не имею права! – уперся аналитик.
Улыбка пациента стала шире.
– Не надо, доктор, зачем нам толковать о каких‑то там правах, мы не правоведы. К тому же, на сей счет пока что юриспруденция не обогатила себя определенными параграфами, не так ли?
Аналитик и сам сообразил, что по части прав вопрос очень и очень непростой, что главное – право распоряжаться собственной судьбой – остается всегда за человеком, и только за ним. Он решился.
– Ложитесь!
– Вот это дело! – оживился пациент.
– Но учтите, мнемограммы могут и не получиться. Я вот, например, когда делал вам мнемоскопию, не думал о каких‑то там координатах, по‑моему, вообще ни черта не было видно на небе, что может видеть младенец?!
– То же самое, что и взрослый, – доктор, вы это знаете лучше меня, а все пытаетесь как‑то... – пациент прищелкнул пальцами, подбирая слова.
– Да ладно, не утруждайтесь, – разрядил обстановку аналитик, – все и так ясно. Какой участок брать?
– Только тот, где в открытом пространстве. Но со всех сторон: выход, повороты, когда держали, когда укладывали в капсулу.
– Все! Начинаем! – голос аналитика прозвучал твердо и резко. Но тут же осекся, будто на горло говорившему набросили удавку. Последнюю фразу аналитик не проговорил, а просипел: – Учтите, вам придется все пережить снова!
Пациент кивнул, не открывая глаз от серого пластикового потолка. Он лежал в откидном кресле под параболическим зеркалом приемника‑мнемографа, но взгляд его блуждал выше, будто он уже присматривался к незнакомым звездным россыпям, запоминая их.
– Ничего, доктор, у меня крепкие нервы. Начинайте!
Через полчаса, когда пациент очнулся, аналитик протянул ему пачку твердых, но очень тонких карточек.
– Здесь только снимки неба, ничего такого... сами понимаете! – сказал он.
– Спасибо, доктор, – отозвался пациент, – мне и нужно только небо – небо, которое со всех сторон! А об остальном не беспокойтесь, я и так помню все до последнего штришка, попробовали бы вы на моем месте забыть это!
Аналитик подошел к окну. Поднял штору.
– Я не хотел бы оказаться на вашем месте, – еле слышно прошептал он.
Но никто ему не ответил, никто его не услышал. Пациента уже не было в Мнемоцентре.
Прошло еще минут двадцать пять, прежде чем аналитик надел на себя сферический шлем и подогнал свое кресло к экранам. Ему не пришлось ждать долго. Надпись мигнула и погасла, оставив в глазах зеленые пятнышки. Надпись была короткой:
СРОК ИСТЕК. ВНИМАНИЕ! ПРИГОТОВИТЬСЯ К ОПЕРАЦИИ!
Никакой подготовки к операции не требовалось, аналитик это знал прекрасно.