Землетрясение, которое сравняло с землей несчастный Соньон дальше вниз по реке (город, который когда-то планировался в качестве центрального связующего звена с материком), переместило также и русло Дета, так что он затопил большую часть Меровингена. Город отчаянно вставал на сваи и покрывался сетью мостов, и люди строили его все шире, вверх по реке и по берегам на затопленных руинах старых домов, вопреки лихорадке и несмотря на постоянные подъемы уровня воды в реке (или постоянное опускание фундаментов Меровингена; спорный вопрос, в чем действительно было дело). Меровинген жил, что было его несчастьем, и дела его шли ровно настолько хорошо, чтобы он не умер.
Издали он казался чудом, походил на пирс из серых досок, весь застроенный башнями, фантастическим изобилием деревянных башен с окнами, которые создавали впечатление, будто это единое архитектурное сооружение. (Да это почти так и было, таким стесненным был этот город, возвышающийся над каналами, которые заменили все другие виды транспортных путей.) Хотя он действительно имел тысячи мостов — дерзкая трехэтажная сеть лестниц и воздушных переходов, мостов, которые связывали балконы, мостов, которые связывали меж собой мосты, лестниц, ведущих с одного уровня на другой, так что дома, магазины и фабрики теснились вокруг последних остатков солнечного света, если не считать крыш и башен, жилого пространства, если уж ты обречен и проклят жить в Меровингене. Башни ловили ветер (и бури), в то время как жители самых нижних уровней жили в постоянной готовности выметаться со всем своим скарбом, как только начнется наводнение. И все это скрипело и трещало от ветров и давления приливов, которые проникали в мелкую гавань и каналы, или даже (как опасались некоторые) потому, что вся масса города опять погрузилась немного глубже. Так выглядел Верхний Меровинген.
Под городом двигался полумир лодок и лодочников, скипов и барж, передвигаемых шестами, плавучего транспорта всевозможных видов, который мог пройти по сети каналов и под большей частью неконтролируемых мостовых навесов. Там внизу, в сырых глубинах города располагался самый нижний уровень, состоящий из фундаментов зданий в последней стадии устойчивости, прежде чем утонуть и стать частью подпорок под илом. Здесь были маленькие ниши с лавками и тавернами, убежища отчаявшихся, чьи кости однажды тоже станут принадлежать нижним креплениям. Это было место, в котором можно исчезнуть. Человеческая жизнь была здесь неустойчивой, беглой, как лодка, которая подобно черному призраку мелькнет между опорами моста, проплывет сквозь какое-то пятнышко солнечного света, открытое до самого неба, а потом опять тихо и бесследно исчезнет в этом лабиринте. Жизнь здесь можно погасить, тело сбросить в воду, и никто этого не заметит. Или, если все же заметит, ему некуда подать жалобу. Хотя и был губернатор, Иосиф Александр Калугин его звали, но до него никто не добирался. Чаще бывало так, что на пути вверх сидел богатый Кто-то, вместе с еще одним богатым Кем-то, которые могли купить много смертей и нимало не волновались из-за какой-то еще одной.
Меровинген жил не хуже и не лучше, чем остальная планета. Красивый вид города лучше всего ценили издали — скажем, с наветренной стороны современного порта. Или с моря, по ту сторону окраины. А когда к нему приближаешься, можно почуять, насколько прогнил этот старый Меровинген, город, построенный на лабиринтах мостов, наполненный презрением позднего Меровингена ко всякому планированию. Город рос гнойным нарывом на мелком боковом рукаве реки, на проваливающихся причалах; хвала предкам за их предусмотрительность. Город вонял. И был прибежищем пиратов, укрытием отчаявшихся и отверженных из других городов.
Но большинство несчастных просто в нем родились.
* * *
Альтаир Джонс была одной из них.