Доде не расставался с Тартареном более двадцати лет. Отдельные части трилогии как бы обозначали различные отрезки пути, им пройденные. От лирических рассказов "Писем с мельницы" и беззаботной веселости первой части "Тартарена из Тараскона" он пришел к горькому юмору и едкой иронии. К "Порт-Тараскону" особенно применимы слова Золя, сказанные им по поводу манеры Доде смеяться и высмеивать: "Оружие Доде - ирония, тонкая и острая, как шпага".
Роман "Бессмертный" (1888) - одно из последних крупных произведений А. Доде - написан через три года после "Тартарена на Альпах". И это, пожалуй, единственная его книга, в которой улыбка, даже убийственная, и ирония, даже острая, как шпага, уступают место открытой, неподслащенной сатире. История академика Леонара Астье-Рею, которого обманул переплетчик Фаж, продавший ему поддельные автографы великих людей, вводит нас в главный храм французской науки - Академию. Словами одного из своих персонажей, честного и независимого художника Ведрина, Доде дает уничтожающую характеристику Французской академии, которая не создает больше никаких духовных ценностей, превратилась в некий салон, где "бессмертные", дрожа перед начальством, боятся сказать хотя бы одно вольное слово. О зависимости академика от официальных кругов свидетельствует случай с Астье-Рею, которого снимают о исполняемой должности за неосторожную фразу: "Тогда (то есть во времена Орлеанского дома), как и в настоящее время, Францию захлестнула волна демагогии". Прославленная Французская академия представляет собой скопище бездарных людей. "Скудость мыслей", "ограниченный ум" - вот что такое Астье-Рею даже в глазах своей собственной жены. Но и другие не лучше. Член Академии нравственных и политических наук князь д’Атио стал академиком благодаря книге, в которой он не написал ни одного слова; Ланибуар попал в Академию после бесчисленных унижений перед влиятельной женщиной; все творчество Луа-зильона состояло из двух докладов и книги "Путешествия в Андорскую долину". Это он о себе сказал: "Какой превосходный вышел бы из меня лакей!"
И до романа "Бессмертный" Доде неоднократно высмеивал Академию. Резкие отзывы о ней впервые мы встречаем в романе "Малыш"; смешная фигура бесталанного академика нарисована в одном из рассказов сборника "Жены художников" ("Признания академического мундира"); гротескная сцена заседания Академии запечатлена в романе "Короли в изгнании"; наконец, эпиграф к роману "Бессмертный" взят писателем из его заявления, сделанного в 1884 году (газета "Фигаро"): "Я не выставляю, никогда не выставлял и никогда не выставлю своей кандидатуры в Академию".
Овеянная многовековой славой, Французская академия внушала к себе когда-то неподдельное уважение. Среди академиков действительно были люди, составившие славу Франции. Да и во времена Доде членами Академии были В. Гюго, И. Тэн, Э. Ренан, Л. Пастер; но подавляющее число академических кресел занимали люди посредственные. Академия была прибрана к рукам, и во дворце Мазарини, где расположились ее залы, насаждались нравы, угодные правящим классам. Состав Академии, ее деятельность, порядок выборов в нее выявляли с особой очевидностью противоречия в области научной и культурной жизни. На примере Французской академии наглядно выступали две культуры: одна - официальная, мертворожденная, но угодная властям, другая - прогрессивная, независимая, оппозиционно настроенная к существующим порядкам.
За пределами Академии оставались ученые и писатели, чье научное и художественное творчество было признано во Франции и за ее границами. Те же, кто пытался проникнуть в стены Академии, претерпевали горькие унижения и чаще всего отвергались. Писатель упоминает в романе "Бессмертный" слова П. Мериме: "В настоящее время я занимаюсь самым унизительным и скучным делом: добиваюсь кресла в Академии", а еще раньше Доде рассказал в одном из очерков о мытарствах Альфреда де Виньи, пытавшегося стать академиком. Друзья Доде резко враждебно относились к институту Академии. Отказался от академического кресла Ги де Мопассан. Эд. Гонкур, в противовес официальной Академии, организовал свою, "гонкуровскую" Академию. Э. Золя, который считал, что "раз Французская академия существует, я должен быть ее членом", безуспешно выставлял несколько раз свою кандидатуру. В статье "Дождь венков", посвященной литературным академическим премиям, Золя писал: "Попробуйте собрать все эти удостоенные премий произведения - вам будет чем поразвлечься".
Таким образом, роман "Бессмертный" приобретал большое социальное звучание, он поднимал вопрос не только о нравах Академии, но и об оценке творчества художника в буржуазном обществе, об остром конфликте художника с официальными властями.
"Академическим мундирам" и злосчастному Фрейде, возымевшему намерение стать академиком и бесполезно растратившему свой талант и свои нравственные устои, Доде противопоставляет скульптора Ведрина, равнодушного к успеху, к суждениям публики и академическим премиям. Он работает не ради славы, не ради денег, а из потребности "выразить свои мысли, из потребности творить".
В романе "Бессмертный" заметное место занимает и другая сатирическая линия - история Поля Астье, сына академика Леонара Астье-Рею. Поль Астье предстает перед нами как преуспевающий архитектор, который, пользуясь услугами художника Ведрина, завоевывает себе незаслуженную славу. Поль Астье - откровенный циник, стремящийся разбогатеть любой ценой и любыми средствами. Он грабит мать и отца, обманывает друзей, пытается с помощью выгодной женитьбы приобрести состояние. У Поля обворожительная внешность и подлая душа. Об этом типе законченного, но преуспевающего негодяя М. Горький писал: "Тогда во Франции, живущей всегда быстрее всех других стран, создалась атмосфера душная и сырая, в которой, однако, очень хорошо дышалось Полю Астье и всем людям его типа, исповедовавшим прямолинейный материализм и относившимся скептически ко всему, что было идеально и призывало к переустройству жизни" Современное общество в представлении Поля Астье - те же джунгли, в которых ведется жестокая борьба за существование, и в ней побеждает сильнейший. В пьесе "Борьба за существование" Доде вновь выводит на сцену в качестве центрального персонажа Поля Астье, обратившегося к теории Дарвина и, так сказать, с научной точки зрения пытавшегося оправдать аморализм своего поведения. В буржуазных кругах делались неоднократные попытки взвалить на учение Дарвина вину за разнузданность и аморальность нового поколения буржуазной молодежи.
В 1890 году Поль Лафарг отметил этот чудовищный поход против дарвинизма. В статье "Дарвинизм на французской сцене" он осудил реакционное толкование великого учения, но в ней же он критиковал и Доде с его пьесой, считая, что тот льет воду на мельницу антидарвинской кампании. Но вряд ли Лафарг был прав. Словами персонажа пьесы Антони Кассада Доде как бы отвечает на этот упрек: "Да… закон лесов и пещер… Но, благодарение богу, мы далеко ушли от этого… Конечно, я тут обвиняю не великого Дарвина, а лицемерных бандитов, которые ссылаются на его имя, тех людей, которые хотят из наблюдений и выводов ученого вывести закон и систематически применять его. Ничего не может быть великого без добра, без жалости, без человеческой солидарности".
Романом "Бессмертный", по существу, завершается творчество Доде, хотя в 1895 и в 1898 годах (посмертно) выходят еще два его романа - "Маленький приход" и "Опора семьи". Но они не принадлежат к числу лучших.
Доде был наделен тем счастливым талантом, которому свойственно создавать образы-типы. Именно к таким образам-типам можно отнести и Тартарена, и Руместана, и Поля Астье. Художественный вклад писателя во французскую литературу очень значителен. Черпая материал из живой действительности, опираясь всегда на свои наблюдения, Доде не был рабом фактов. Творческое воображение, талант давали ему возможность создавать произведения большой жизненной правды, а его природная доброта, хотя и не обретала политической целеустремленности, все же связывала его с демократически настроенными общественными кругами. "Он, - по словам А. Франса, - поднимал униженных… воодушевлял слабых".
А. Пузиков
― МАЛЫШ ―
(роман)
Перевод В. Барбашевой
Часть первая
Глава I
ФАБРИКА
Я родился 13 мая 18… года в одном из городов Лангедока, где, как и во всех южных городах, много солнца, немало пыли, есть монастырь кармелиток и два или три памятника римской эпохи.
Отец мой, господин Эйсет, вел в то время торговлю фуляровыми тканями и имел на окраине города большую фабрику, в одном из флигелей которой, в тени платанов, он устроил себе удобное жилище, отделенное от мастерских огромным садом. Там я родился и провел первые, единственно счастливые, годы моей жизни. Моя преисполненная благодарности память сохранила о фабрике, саде и платанах неизгладимое воспоминание, и когда, после того как мы разорились, мне пришлось с ними расстаться, я грустил по ним, как по живым существам.