– Может, говорю, нам сексом заняться? К тому моменту я уже разглядел: розовые, весьма непрочные. Потянулась Инна Сергеевна за чайничком, утратила бдительность, короткая юбочка ещё сдвинулась кверху. Потом расплакалась – до того ли, чтобы следить за всем – тут вообще жить не хочется.
Ну, не умирать же? – Может, говорю, нам сексом заняться?
Полноватые груди Инны Сергеевны расстегнули топик до перемычки, соединяющей чашечки бюстгальтера.
– Нет, отвечает Инна Сергеевна. Я люблю мужа. И у меня месячные.
– А, если - орально? – я не оставляю своей затеи каким-то образом помочь молоденькой женщине восстановить душевное равновесие.
– Нет, орально мне не нравится, - всхлипывая, шепчет моя милая умница.
Я снова подсаживаюсь, помогаю её грудям: расстёгиваю две последние пуговички, и они чувственно расправляются в тонком розовом белье. Инна Сергеевна испуганно спохватывается: "Дети!..". Детей удаётся уговорить пойти на улицу, погулять. Всегда рвутся, а тут им вдруг захотелось дома посидеть. Но – уговорили. Прогулку профинансировали. "Сникерс" хотим – пожалуйста! Куклу хотим – пожалуйста! Минут сорок у нас в запасе есть.
Я укладываю Инну Сергеевну на диванчик в комнате для гостей. Она дошла ватными своими ногами и "без чувств" на него опустилась. Не диванчик - диванище! Раньше такими делали залы в хрущобках.
Касаюсь губами щёк, плеч, шеи, груди. Закрытых глаз. Полуоткрытых губ. У меня 40 минут, но я не тороплюсь. Дай, Инна Сергеевна, наглядеться на тебя в эти минуты, дай возможность приближаться к тебе постепенно, по чуть-чуть, чтобы растянуть эти мгновения. Нет, я не влюблён. Я взрослый и опытный. И знаю, что я не второй у Инны Сергеевны. И не последний. Муж не в счёт. Нужно ли обманывать себя тем, что лежит она тут сейчас передо мной такая по-женски слабая из-за того, что вдруг потеряла голову, безумно в меня влюбилась? Нужно быть реалистом. Хотя бы в зеркало на себя посмотреть. И я целую Инну Сергеевну, целую осторожно, нежно просто потому, что где женщина – там Бог. А я – человек верующий…
Я стягиваю с Инны Сергеевны розовые трусики. Наконец-то я их рассмотрел. Ничего особенного, но как было интересно! Да, правду говорила Инна Сергеевна, у неё действительно месячные. Стало быть, не исключено, что и мужа она любит.
Теперь, милая, одну ножку сюда, а другую – сюда. Да… Окрасился месяц багрянцем… Второй день?.. Я стал свидетелем глубокой внутренней драмы. Инна Сергеевна, как мне помнится, родилась под знаком Козерога, значит, боли бывают сильные.
Я целую женщину в нежный промежуток кожи, туда, где живот переходит в бедро. Потом – ниже. Ещё ниже. На вкус ничего, вполне съедобно. Провожу языком по окровавленным лепесткам, Инна Сергеевна стонет – я погружаю всё лицо…
В дверь звонят. Муж? Нет, он в отъезде. Не может быть, что это он. Иду к двери. Положено, конечно, хозяйке, но она "без чувств". Ей, по-видимому, всё равно. Мне не всё равно. Однако, если я открою дверь в таком виде, то муж, если это он, может подумать, что случилось что-нибудь страшное.
Но это не муж. И не дети. Я вижу в экранчике телевизора папу-физика.
Простите, папа, при всём пиетете, при всём моём безграничном к вам уважении, дверей я вам не открою…
Я вернулся к Инне Сергеевне. И употребил весь свой многовековой опыт, чтобы чувства у неё проснулись. И мне это удалось.
Когда наступил период, о котором можно сказать "когда всё закончилось", Инна Сергеевна, прекрасная и усталая, спросила: "Ты так и не разденешься?..". У неё появились основания говорить мне "ты".
– Нет, - я ответил. – Ведь у меня может не получиться, и тогда я всё испорчу…
Какое продолжение может, могла иметь такая история? Да никакого.
И, тем не менее, мы встретились с Инной Сергеевной ещё раз. Потом ещё. Кончилось тем, что она бросила мужа и перебралась жить ко мне. С девочками. Мы сочетались гражданским браком.
И жили потом недолго, но счастливо.
ИДЕАЛЬНАЯ ЖЕНА
Начало осени. Ослепительное солнце среди светящейся ярко-жёлтой листвы кленовой рощи. Этими листьями солнце рассыпалось и по веткам, и по земле. Ослепительно-белая у меня в машине Карина, молодая женщина. Белое платье, тонкое, нежное, белое бельё. Как невеста вся. Муж и двое детей у моей женщины. Нет, у нас ещё ничего не было. Будет. Будет…
Карина - жена начальника ЛЭС на газокомпрессорной станции. И муж у неё козёл. Потому что хам. Потому что жрёт водку. Внешне эти его качества до поры ничем себя не обнаруживают. Одет всегда с иголочки. Туфельки всегда начищены, галстучек. Шофёр тщательно следит за состоянием УАЗика, на котором ездит его начальство, Радмил Борисович Гальцин. Внутри - кошма на потолке и дверцах, чтобы не замёрзнуть зимой, флэшки и диски с записями самого лучшего шансона. Ещё эта козлина, Радмил Борисович, маленький, щупленький. Но с подчинёнными требовательный и взыскательный. Особенно, когда выпьет.
Тогда Радмил Борисович на подчинённых орут, кроют их матом. Но делают это обычно за пределами газокомпрессорной станции, где-нибудь на выезде, в командировке.
Я так думаю, что и дома. В семье. Когда никто не видит.
Потому что компрессорная станция - это не какая-нибудь забегаловка и даже не уютный тихий офис с клерками. Это организация полувоенного типа. Железная дисциплина, порядок. Там, где газ, сотни тысяч кубометров горючего вещества, которое со свистом проносится по трубам газопровода, там опасность. Малейшая оплошность может привести к катастрофе.
Однажды наша компрессорная проводила испытания ветки газопровода.
Как положено, установили по периметру предупреждающие знаки, перекрыли с гаишниками дороги. Стали поднимать давление в газопроводе. И в одном месте стенка трубы не выдержала.
Это событие потом долго обсуждалось жителями окрестных деревень. Взрыв произошёл ночью. И вдруг вся степь вокруг осветилась, можно стало быстро почитать газету, если под рукой газета, но лучше - о чём сразу подумали очевидцы - прикрыть голову руками, согнуться, прыгнуть куда-нибудь в погреб…
Ослепительное пламя струёй на десятки метров устремилось в небо. Всем, кто это увидел, показалось, что - вот оно, наконец, дождались! - напала на нас проклятая Америка! Или - как вариант - наступил Конец Света. Который уже сколько раз объявляли, и прогноз сбылся.
Только газовики не видели в случившемся событии ничего особенного. Так бывает при испытаниях газопровода. Обычное дело. Для того и проводятся испытания, чтобы проверить, определить слабое место.
Конец Света, как всегда, оказался рукотворным.
Газ перекрыли. На следующий день пришла техника. Из-под земли достали лоскуты изувеченных труб, заменили их на новые.
Газ - это серьёзно, это опасно.
Поэтому, если бы на территории компрессорной нашего Радмила Борисовича застукали в подпитии, то минуты его пребывания в штате организации были бы сочтены.
Ну и - берёгся он.
Пил только дома и в командировках, где он, среди людей, ему подчинённых, мог позволить себе самое свинское состояние.
Я на газокомпрессорной станции был человеком временным. Приехал в глушь, за тысячу километров из Екатеринбурга, поднабраться стажа. В планах был институт, дальнейшее продвижение по карьерной лестнице.
Жил в ведомственной гостинице. Стал немного знакомиться с населением маленького посёлка газовиков.
Однажды в местной столовой начальник ЛЭС, Радмил Борисович Гальцин, отмечал свой день рождения. И там я увидел его жену, Карину. Стройная, худенькая. Тогда я думал, что она блондинка. Карина очень заметна была на празднике Радмила Борисовича: руководила процессом, смеялась и непрестанно говорила о своём муже хорошие, приятные слова.
И я потом, уже узнав Карину поближе, удивлялся этому её качеству: ставить мужа на какой-то пьедестал, говорить о нём всегда хорошее и только хорошее. Вот он - самый умный, самый красивый!
Это чувырло нажиралось, крыло её матом, случалось - и поднимало на неё руку, но всё оставалось в ней, в семье. А на людях, в любой компании - самый лучший! И, конечно - добрый…
Это я узнал уже потом.
Когда оказался для Карины человеком единственным, кому она могла рассказать про свои маленькие женские тайны.
Может быть, именно потому, что некому было рассказать о той тяжести, которую Карине приходилось на себе нести, она и стала задерживаться у меня в кабинете. Ещё и потому, что со мной было весело.
Вот есть люди, которым нравится смеяться. Они и сами смеются и любят кого-нибудь развеселить. Их не так уж и много. Не судите по концертам Петросяна.
Я иногда задумываюсь - откуда в нашей стране произошёл смех? Он привозной, или есть свой, отечественный?
И почему в других странах улыбок больше? Может, и раньше они были у нас, как у всех, а потом их взяли, да и повытоптали?..
Может, поэтому у нас в стране можно чаще услышать: "Расстрелять!", чем "Пожалеть…".
Знакомый гей говорил, что он подобных себе угадывает всюду: в кафе, на автобусных остановках.
Я угадываю тех, то любит смеяться. Подобных себе.
И мы с Кариной как-то друг друга угадали. Сколько приятных минут общения подарило нам это взаимное сходство!