В тот раз в Шомоне должны были принимать короля Португалии дона Карлоса, и княгиня прилагала все старания, чтобы собрать вокруг него людей и особенно дам, которые, по ее мнению, могут сделать его пребывание в замке еще более приятным. Она не пригласила миссис Моор, несмотря на то (а, может быть, именно поэтому), что она якобы коллекционировала королей в библейском смысле этого слова. Американка напрасно ждала приглашения, которое так и не последовало, и была этим страшно раздосадована. Она всегда принадлежала к той категории женщин, от которых так просто не отделаться, поэтому она выработала целую стратегию. Миссис Моор взяла билеты до Тура для себя и своей камеристки, и, когда поезд подходил к маленькой станции Онзэн, обслуживавшей Шомон, ежа вдруг объявила, что ей стало плохо, и, оставив свою камеристку, сошла с поезда и приказала сообщить в замок, что ей нужна помощь: у нее будто бы болит горло и поднялась высокая температура.
Но княгиню не так легко было провести. Она приехала за больной, выразила свое сочувствие по поводу ее состояния и уложила миссис Моор в постель. Миссис Моор отказалась вызвать доктора, чтобы "его не беспокоить", и уверяла, что немного отдыха и забота быстро поставят ее на ноги. Княгиня оставила больную на попечительство своей верной камеристки, которой был отдан строгий наказ: ни под каким предлогом и любой ценой нельзя было допустить, чтобы миссис Моор, улыбающаяся и наряженная (как она себе это, несомненно, представляла), появилась в 8 часов в салоне.
Приказ был исполнен самым точным образом: строго дозированная порция безобидного рвотного порошка лишила старую даму возможности предстать перед королем и сделать ему элегантный реверанс. На следующее утро миссис Моор в полном здравии и ярости покидала замок под ироничные сожаления своей хозяйки, которой она так никогда и не простит злой шутки. Она была уверена, что ей подсыпали один из древних ядов Екатерины Медичи, хранившихся в ее бывшей спальне. Мадам де Брольи не могла вспоминать об этой истории до того момента, как миссис Моор не покинула этот мир, много лет спустя, оставив некоторые суммы денег всем тем, кто помогал ей подняться вверх по социальной лестнице. По этому поводу Робер де Монтескье сказал: "Миссис Моор покинула этот мир так же, как она покидала Рицу: раздавая чаевые".
В те годы Шомон был внушительным владением. Князь Амадей терпеливо воссоздал прежние землевладения, покупая или меняя земельные участки у крестьян. Теперь Шомон насчитывал две тысячи пятьсот гектаров земли, пересеченной прямыми дорогами, плюс лес и парк при замке. Это великолепное поместье не пострадало после объявления войны 1914 года, но не смогло перенести смерти князя в 1917 году. "Это была для Шомон настоящая катастрофа, - пишет графиня де Панж. - Все было растрачено, продано, не осталось ничего от былого великолепия…". В 1938 году владельцем замка стало государство, слишком толстокожее, чтобы серьезно относиться к колдунам и проклятьям.
В 1907 году девятнадцатилетняя Полина де Брольи, тогда еще и не помышлявшая о браке с Полем де Панжем, была приглашена погостить в замке вместе со своим братом Морисом и золовкой, урожденной Камиллой де Роштайе. Мадам де Брольи приходилась Полине одновременно тетей по мужу и крестной матерью, которую она практически не знала, но которая регулярно присылала ей к дню рождения и рождеству подарки: Обычно это были игрушки "очень сложные и хрупкие, слишком красивые, чтобы ими играть. Их убирали на верх шкафа, откуда они тут же странным образом исчезали". Довольно глупые отношения, лишавшие маленькую девочку из-за какой-то давней семейной ссоры феерических радостей детства, которые никогда не воротишь.
Таким образом, в самый разгар сезона охоты Полина прибыла в Шомон в большой дорожной карете Роше-Шнейдер, принадлежавшей ее брату. Исходя из обстоятельств и потому, что она еще носила полутраур, ей было подарено кремовое муслиновое платье, отделанное серебряной вышивкой, которое показалось ей самым красивым в мире. Но только до того момента, пока она не увидела других приглашенных дам своей тети.
В салоне, кроме своих кузенов Альберта и Жака, она встретила многих из тех, кого видела раньше: графа Александра де Ляборда, Бернара де Гонто, графиню Бланш де Клермон-Тоннер, баронессу де Кассин, маркизу Ротюо и других из списка "Близкие друзья". Здесь она познакомилась со знаменитым Андре де Фукьером, о котором много слышала от "выезжающих в свет" молодых девиц. На протяжении двух лет он был "ведущим игр на всех балах". Это был своего рода расчетливый денди, который слыл "светским арбитром". Надо сразу сказать, что он не произвел большого впечатления на молодую девушку. Она ожидала увидеть высокого, стройного мужчину, обворожительного, как великий русский князь. Но все оказалось не так: Фукьер был маленький, посредственной внешности. В его элегантности, хотя и безупречной, не было никакого блеска. Позднее, однако, они подружились.
Больше всех ее заинтересовал сосед по столу: молодой человек, "не лишенный ума", с кем она едва перебросилась несколькими словами, но зато часто встречалась потом. Его звали Габриэль-Луи Прэнге. Он часто бывал в Шомоне и был верным и искренним другом княжеской четы.
Через несколько лет после смерти супруга княгиня совершила безрассудный шаг, выйдя замуж за королевское величество: инфанта Испании Луиса Фернандо, который был еще более экстравагантный, чем она. Неверный муж и бессовестный человек, он нанес последние удары по состоянию экс-мадам де Брольи. Она была вынуждена продать особняк на улице Солферино, затем замок, который был приобретен государством. Землевладения были разбиты на куски, и от усадьбы, терпеливо собираемой князем Амадеем, остался лишь парк вокруг молчаливого замка.
Став королевским величеством, Мария Сей не получила от этого никакой выгоды. Она умерла во время оккупации в очень преклонном возрасте в грустном жилище на улице Гренель. Через два года ее злополучный супруг последовал за ней.
"Я бы сказал: "зря", - уточняет Андре де Фукьер, также любивший де Брольи и сопровождавший их в путешествиях по Индии, - ибо думаю, что там, наверху, он уже не встретит свою слишком доверчивую супругу".
Глава IV
Удивительный господин Прэнге
Сразу хочу признаться, что большей частью предыдущей главы - и некоторыми подробностями остальных! - я обязана этому необыкновенному персонажу, бретонскому дворянину с недворянской фамилией, которого я открыла для себя, прочитав его книгу вскоре после последней войны. Он заворожил меня тем, что сумел в течение пятидесяти лет вести фантастический, светский образ жизни благодаря совершенному образованию, богатству и связям его семьи, большой учтивости, безукоризненной элегантности и, если верить нескольким портретам, написанным Виттманном, когда его модели было 25 лет, декоративной внешности. Пьер Данинос, собирая материал для Снобиссимо, встретил его уже на склоне лет во время посещения жокей-клуба. Он набросал о нем один из своих неотразимых эскизов. В нем он писал:
"В сороковые годы я познакомился с одним из образчиков этих королевских снобов, который бывал у всех коронованных персон в Европе как до войны 14 года, так и после войны 40 года. Стройный, в хорошо подогнанном пиджаке, с голубыми глазами, розовыми щеками и светлыми усами, этот красноречивый человек всегда носил в петлице гвоздику или василек (которые он незаметно бросал в кропильницу при входе на заупокойную мессу, чтобы забрать их при выходе). Это был самый фантастичный name dropper, которого я когда-либо встречал. Все или почти все его фразы начинались примерно так:
"Как-то я был у моего старого друга принца де Ля Овернской Башни-Лораге (семье которого, замечу попутно, хотя вы все, конечно, это знаете, Людовик XVIII вручил сердце Тюрингии), как вдруг входит - знаете кто? А, мой дорогой - представительница семьи Гэнсборо, живая как лебедь, плывет как королева… Лида!.. Моя дорогая Лида, принцесса Виктор де Турн унд Таксис…".
"Этот старый парижанин, воспитанный в Морбигане, любимец всего общества, всюду приглашаемый холостяк, без дворянской фамилии сам проложил себе дорогу, никогда не отступая, как в джунглях Готы".