- Наша компания предоставляет полный пакет социальных услуг, поэтому поймите меня правильно, - очки воинственно блеснули, - нам нет никакого интереса брать на работу человека, который две трети рабочего времени будет проводить на больничном. Требовать с соискателей справки бессмысленно, их сейчас можно купить на любом углу. Поэтому - медосмотр. Разумеется, вы можете отказаться, но тогда и мы будем вынуждены вам отказать.
- А так будто не откажете?
- Это не я решаю, - отрезала "училка". Лукшин колебался. С одной стороны, шансов у него вроде никаких, а с другой стороны…
- А Черкизов… ну, который до меня заходил… он проходил медосмотр?
- Все, - произнесла "училка" с нажимом, - без исключения, соискатели проходят медосмотр.
- Ну ладно, - сдался Лукшин, - куда идти?
- Недалеко, - женщина поднялась из-за стола и пошла вглубь коридора, бросив на ходу, - идите за мной. Дима вздохнул и поплелся следом.
Медосмотр оставил у него двойственное впечатление. С одной стороны, походило на то, что докторам проводимый осмотр был нужен даже еще меньше, чем самому Лукшину. Пожилой усатый врач, разве что не зевая, взял у него кровь из пальца, лениво послушал стетоскопом и сдал его другому врачу - задумчивой женщине лет сорока. Она лениво порассматривала ему глазное дно, постучала молоточком по коленке, потом отправила дальше. А вот следующий врач сходу засунул Диму в МРТ. Лукшин знал, чем является эта урбанистическая кровать с массивным бубликом у изголовья - ему уже делали томографию головного мозга - после того неприятного случая с ограблением. Также Лукшин знал, что стоит томограф весьма и весьма недешево… впрочем, деньги у здешних хозяев водились в избытке, это он уже понял. Рентген не делают - и на том спасибо.
Немного удивленный Лукшин вышел из медкабинета и прошел вслед за дожидавшейся его "училкой" обратно в холл.
- Благодарю вас, - сказала она, усаживаясь обратно за компьютер, - если вы нам подойдете, мы вам позвоним.
- До свидания, - сухо сказал Дима, думая про себя: "Да-да, конечно. Позвонят они, как же."
- До свидания, - согласилась "училка", хватая трубку запиликавшего телефона, - да, я слушаю.
Дима хмыкнул и пошел к выходу.
- Подождите!
Лукшин, недоумевая, обернулся. "Чего еще?", - зло подумал он, ситуация начала его раздражать и, немного, пугать.
- Нет, еще не ушел, - сказала "училка" в трубку, потом прикрыла ее ладонью и - Лукшину:
- Вас приглашают на собеседование. Прямо сейчас. Второй этаж, первая дверь налево.
Дима похлопал глазами, потом пошел к лестнице. "Ни хрена не понимаю", - думал он растерянно, поднимаясь по мраморным ступенькам на второй этаж, - "что-то тут нечисто, по-моему". А когда он уже взялся за ручку "первой двери налево" его вдруг молнией настигла все объясняющая мысль: "а не органы ли мои им понадобились?!" Тогда все становилось понятным - и медосмотр, и вопросы насчет рекомендаций, семейного статуса и места проживания. И понятно, почему они Черкизова завернули. И деньги у них откуда - тоже понятно. Лежащая на ручке двери рука задрожала, Лукшин быстро убрал ее, шагнул назад и попытался привести мысли в порядок.
"Да ну брось", - сказал он себе, - "придумал тоже - чтобы в центре Москвы, у всех на виду… Да ну, бред какой. Кончай дурить!" И, быстро, чтобы не передумать и не убежать прочь из этого странного дворца, без стука нажал на ручку и толкнул дверь.
За дверью обнаружилась большая просторная комната, отделанная все в том же дворцовом стиле - с картинами в тяжелых позолоченных рамах, с лепниной на потолке и гипсовыми колоннами по стенам - но практически без мебели. Только в дальнем углу стоял стол, на столе - раскрытый ноутбук, а перед ним сидел, вперившись в экран, плотный человек неопрятного вида и мерзко хихикал. По этому хихиканью становилось совершенно ясно - там, на экране, что-то такое, что культурным людям смотреть не полагается. Очень этот тип Лукшину не понравился. Сразу и категорически. Был он рыхл, мягкотел, демонстративная недельная щетина неровными пятнами покрывала щеки и подбородок, а кудлатая шевелюра совершенно не была знакома с расческой и давно просила встречи с парикмахером. Человек поднял голову, мазнул маслянистым взглядом по Лукшину и сказал:
- Входите
Дима сделал два шага внутрь комнаты, а сидевший за столом откинулся на спинку стула, хихикнул и добавил:
- Ну здравствуй, звезда всемирной паутины.
Лукшин вспыхнул. До ломоты в висках стиснул зубы, развернулся и шагнул к двери с твердым намерением во что бы то ни стало выйти из этой комнаты, этого здания и с этой территории. Но не вышел
- Стоять! - рявкнуло из-за спины и Дима непроизвольно застыл. Обернулся. Сидевший за столом рассматривал его с нехорошим выражением.
- Я вам, Дмитрий Владимирович, дюже удивляюсь, - сказал он, качая головой, - вы так рветесь нас покинуть, что мне начинает казаться, будто работа вам не очень-то и нужна.
Дима сглотнул и промолчал. Уши горели так, что ему уже чудилось свечение с обеих сторон головы, вроде габаритных огней.
- Нет, если мы вам настолько не нравимся, валяйте! Бомжуйте по вокзалам или катитесь обратно в свой Саранск. Москва - она не только слезам не верит, она ничему не верит, кроме денег. И если вы этого еще не поняли - идите! Идите-идите. Ветер в спину!
- Откуда… - Дима прокашлялся, - откуда вы узнали?
- Что я узнал откуда? - в глазах собеседника как будто мелькнуло легкое замешательство, - что у вас работы нет? Так об этом весь интернет в курсе. Что вам жить негде? Так вы сами об этом сказали - нет постоянного адреса - значит, снимаете. Денег нет - значит, живете на улице.
- Ну да, - тупо сказал Лукшин.
- Что "ну да"? Вам нужна работа или нет?
Лукшин вздохнул.
- Нужна.
- Ну вот и хорошо. А то я уже сомневаться начал. Вы не стойте в дверях, как бедный родственник - проходите, садитесь. Вот стул.
- Спасибо, - машинально сказал Дима, расстегивая куртку и присаживаясь на краешек стула, выглядящего самым натуральным антиквариатом.
- Не за что, - желчно откликнулся собеседник. Опять качнул головой, усмехнулся и продолжил более доброжелательным тоном:
- Да вы не смущайтесь так из-за собственной никчемности, - Лукшин дернулся и попытался возразить, но собеседник не дал, выставленной ладонью отметая все возражения, - тем более, что она существует только в вашем воображении. Если бы вы были в самом деле настолько бездарны, как сами предполагаете, вы бы тут не сидели, уж поверьте мне. Я если хотите знать, даже следил за вами.
- Что? - вскинулся Лукшин.
- Успокойтесь. За вашим творчеством, я имею в виду. Змей Снегов - это же вы?
- Что? Да… я… - под псевдонимом "З.Снегов" Лукшин начинал свою журналистскую деятельность в Москве. Эти полтора года работы в "Ночном экспрессе" он потом не раз вспоминал с тоской. И пусть это был просто бульварный листок, содержавшийся малознакомым Лукшину бандюком (которому кто-то напел, как это круто - иметь собственную газету). И пусть в печать шел порой такой материал, который и просто вслух-то произнести постыдишься, даже по пьяни. И пусть про существование этой газеты мало кто знал в городе (а те кто знал, брезгливо морщились и воротили нос). Зато там Лукшин был сам себе хозяин и его статьи шли в печать (подумайте только - в печать) обычно даже без редактуры. Лукшин был горд своей причастностью к "свободной журналистике", как символ своей веры носил он красную книжечку с надписью "Пресса" и с такой уверенностью предъявлял ее по каждому поводу, что даже матерые охранники тушевались и пропускали Лукшина туда, где не всяким центральным изданиям были рады. Потом-то Дима, уже после смерти бандюка-покровителя и последовавшей вскоре кончины "Экспресса" многое понял. И гонор из него повыветрило и магическая красная книжечка вдруг растеряла свою магию и перестала открывать даже самые маленькие дверцы. Лукшин научился стыдиться этого этапа своей карьеры, и начал его скрывать, но вспоминал он о нем все равно с теплотой. Хотя теперь, с вершины приобретенного опыта он и видел, что большинство его статей были откровенно плохими.
- Ну вот. Фактически, тогда я вас и заприметил. Несмотря на этот идиотский ваш псевдоним - которым, я уверен, вы гордитесь до сих пор - и полное отсутствие владения языком, была в ваших статьях такая, знаете, изюминка. Экспрессия, умение подать материал, образно и живо. Помните это вот ваше "первый реальный бал рвущего в жизнь организма"? А? Каково? Сильный образ, да.
Лукшин смутился. По поводу именно этой, относящейся к спектаклю "Война и мир", фразы, он выслушал немало колючих реплик еще тогда, во времена "Ночного эксперсса". А уж сейчас… может, он над ним просто смеется?
- Ну и позже. "Туберкулез, или чахотка - страшная болезнь. От нее умер Чехов и девять бомжей за прошедший месяц".
Лукшин смутился окончательно.
- Я еще тогда сказал - у мальчика есть шанс стать человеком. Понимаете, о чем я?
- Не совсем, - выдавил Дима.
- Не совсем? Ха! Все слышали - "Не совсем"? Ерунда какая, да? Нелепица, чушь, реникса! Как таких людей пускают в журналисты? Вот что скажет на такие фразы любой обыватель. Подобную чушь ваша братия плодить не устает, выдавая по сотне перлов ежедневно. То коровы трудятся, не покладая вымени, то пожарники горят на работе. Встречаются фразы и понелепее ваших, и посмешнее. Но вот ведь что занятно - проникли в массы и остались в памяти народной почему-то именно "Черкизон", "Копипаста" и "Мерзкоконтинентальный климат". Почему?
- А? - сказал Дима, мучительно соображая, хвалит его этот тип, или ругает.