- Против правил фонда Зелиджа. Я уже говорил тебе: я сам должен выкручиваться и сам зарабатывать деньги, в которых может возникнуть необходимость во время поездки. А иначе было бы слишком легко!
- Так что же, ты наймешься разнорабочим в Шатодёне, чтоб заработать четыре су, которых тебе не хватает? Это смехотворно!
- Ну нет, папа! В конце концов я найду грузовик, который доставит меня в Париж! Нет проблем! Я просто звоню тебе, чтобы сказать, что я уже во Франции! И что все прошло благополучно!
- Подожди минуту! - сказал Филипп и наклонился к Жан-Марку, прошептав ему: - А если тебе на машине съездить за братом? Шатодён - это не далеко!
Жан-Марк согласился. Он был рад встретиться с Даниэлем, которого не видел уже больше двух с половиной месяцев, а заодно и проехаться на новеньком "ситроене", купленном отцом по возвращении из Греции.
Филипп сообщил сыну по телефону:
- Хорошо! Сделаем так: Жан-Марк приедет за тобой на машине.
- О нет! Это уже будет совсем нечестно! - сказал Даниэль.
- Ну, ты преувеличиваешь! - возразил Филипп. - Представь, что ты остановил машину на дороге, и как раз случайно за рулем оказался твой брат, ты что, отказался бы к нему сесть?
- Нет, конечно! - процедил Даниэль сквозь зубы. - Но тут же другое. Жан-Марк приедет специально…
- Совсем нет! У него дела в тех местах!
- Рассказывай!
- Ты что, не хочешь? Столько разговоров из-за каких-то ста километров!
- Из-за ста тридцати девяти.
- Ну, хватит, Даниэль. Жан-Марк будет рад за тобой съездить. Он поедет на новом "ситроене".
- Да? - Голос Даниэля смягчился. - Ладно, - сказал он наконец. - Тогда я жду его перед вокзалом. В котором часу он приедет?
- Пока доедет, думаю, будет часов пять. К сожалению, мы с тобой не увидимся, когда вы вернетесь. Через час я улетаю в Лондон. Но пробуду там не больше трех дней. До встречи!
Филипп положил трубку. Вид у него был довольный. Как всегда, он пренебрег сомнениями, беспокойством. Он авансом решил все проблемы.
- Какой парень наш Даниэль! - воскликнул он весело.
- А я вот думаю, в каком состоянии мы его увидим! - вступила в разговор Кароль.
Они как раз закончили завтракать. Мерседес, торжественная и недружелюбная, вошла в гостиную и поставила поднос с кофейником и чашками на столик перед диваном.
- Как глупо, что я должен улетать! - вздохнул Филипп, усаживаясь. - Я бы поехал вместе с тобой.
- Я поеду! - заявила Кароль, разливая кофе по чашкам. - Ты не против, Жан-Марк?
- Почему это он, по-твоему, должен быть против? - спросил Филипп.
Она закатила глаза в гримасе, которая была ему так хорошо знакома:
- Ну, я не знаю, может, ему хотелось бы поехать с кем-нибудь из приятелей!
Жан-Марк весь внутренне сжался, его охватил какой-то смутный страх.
- Отчего же! - сказал он. - Я рад!
Он слишком быстро поднес чашку с кофе к губам и обжегся.
- Дети мои, - сообщил Филипп, - через двадцать пять минут я вас покидаю!
А пока он удобно устроился в кресле, вдыхал аромат кофе, смотрел на жену.
- Держи, вот ключи, старик, - обратился он к сыну. - Не гони слишком быстро: машина еще в обкатке…
Жан-Марк понимающе кивнул головой. Внутри, за левой щекой, обожженный кусочек слизистой мешал, словно крошечный лоскуток. Он прикоснулся к нему кончиком языка. Перспектива поездки с Кароль раздражала его все больше и больше.
Удовольствие держаться за руль рядом с сидящей под боком женщиной заставило Жан-Марка забыть о плохом настроении. При выезде из Парижа не было большого скопления машин. Хотя на моторе был установлен ограничитель скорости, машина ехала очень легко. Внутри пахло пластмассой и лаком. Погода стояла прекрасная. По обеим сторонам дороги расстилалась равнина, упорядоченная, размежеванная, обихоженная, причесанная по-французски. Небольшие поля, пересеченные узкими дорогами. Кое-где разбросаны деревушки. Жан-Марк вспомнил о громадных американских пространствах. Там благополучие - это безграничная земля, здесь - скромных размеров участок. Достаточно было протянуть руку, чтобы коснуться стены. "В конечном счете, у нас все ведет к процессам общности владения", - решил он. И улыбнулся.
- О чем ты думаешь? - спросила его Кароль.
- О Штатах.
- Все еще! Определенно, ты не можешь о них забыть!
- Я и не хочу о них забывать, - ответил он.
- Неужели ты был там так счастлив?
- Да… достаточно…
- Этому была причина?
- Да нет… может быть, из-за перемены…
- Ты там не влюблялся?
Она расспрашивала его, высоко вздернув подбородок, взгляд острый, и сама настолько проницательная, уверенная в себе, наглая, что он держался настороже.
- Нет, - пробормотал Жан-Марк.
- Что? Ни в кого?
- Ни в кого!
- Мне это приятно!
Он не ответил, раздраженный тем, что каждое его слово она истолковывала в свою пользу. Перед ним ехал какой-то автомобиль. Жан-Марк нажал на газ, обогнал его, едва не задев, резко свернул вправо. Сознательная неосторожность. Это разрядило ему нервы. Он долго и тяжело дышал. Еще этот лоскуток обожженной кожи во рту. Какая нелепость…
- Ты мог бы мне написать! - продолжала Кароль.
- О чем?
- Тебе нечего было мне сказать?
- Нет.
Необходимость следить за дорогой давала ему возможность не глядеть на Кароль, но он угадывал ее присутствие, ее движения, дыхание, тепло. Жизнь ее кожи под платьем. В голове возникали воспоминания. Чем сильнее он пытался их гнать, тем отчетливее они становились. Кароль прикоснулась к его руке, державшей руль. Его тут же охватило желание, но он совладал с собой. Сделав большое усилие над собой, он взял эту легкую, мягкую, ласковую руку и отстранил.
- Что такое, Жан-Марк?
Он пробормотал:
- С этим покончено, Кароль. Не надо больше никогда. Того, что было между тобой и мной…
- То, что произошло между мной и тобой, - сказала она горячо, - ты не вычеркнешь, будешь напрасно стараться! Думаешь, сама я не пыталась? Этим летом без тебя я совершила путешествие в прекрасную страну и ничего не увидела… ничего не увидела из-за тебя, из-за нас… О! Жан-Марк!..
Ее низкий, бархатный голос волновал его. Она взяла сумочку, машинально достала из нее пудреницу, стала щелкать замком. Он вдыхал аромат ее духов. Кароль молчала. Ее рот был полуоткрыт, глаза затуманились. Жан-Марк боялся смотреть на нее. Он считал себя сильным после Америки. Неуязвимым, неподкупным, потому что провел каникулы вдали от нее. И вот, при первом же случае снова поддался ее обаянию. Вся мерзость возвращалась вновь. Он сглотнул слюну. Во рту у него все горело.
- Ты не можешь на минуту остановиться? - спросила она. - У меня болит голова.
Половина седьмого, а Жан-Марка все нет! Даниэль ничего не понимал. Он хотел снова позвонить в Париж, чтобы узнать, давно ли уехал брат, но не мог оставить свой наблюдательный пост у входа в вокзал в Шатодёне. Что до остального, то он нисколько не беспокоился. Оптимист по характеру и по отношению к жизни, он отказывался думать о катастрофах, прежде чем мог увидеть их своими глазами. Наверное, Жан-Марк задержался из-за каких-нибудь технических неполадок. Устав ходить взад и вперед, Даниэль сел на свой чемодан, набитый до отказа и перевязанный веревками. Он давно не мылся, падал от недосыпания, а в желудке у него не было ничего после чашки кофе, проглоченной утром в привокзальном буфете. Семь сантимов в кармане. С этим он высадится в Париже. Подвиг! Кончиками пальцев он гладил через ткань лежавшего на земле холщового мешка двух фенеков, привезенных из путешествия. Их продал ему на корабле один старый легионер за десять франков: самца и самку. Животные были совершенно ручные, не кусались, не пытались бежать… Но и они были голодны, бедняги! Даниэль раскрыл мешок. Появились две маленькие головки. Огромные уши, безумные глаза, подрагивающие носы. Он хотел почесать им мордочки - они, испугавшись, свернулись клубком. Даниэль закрыл мешок и с отчаянием подумал: "Я никогда не смогу держать их дома. Кароль не захочет. Придется их отправить к тете Маду".