"Странная все-таки штука жизнь, – задумался Эскин, – люди родились и до сих пор не знают, кем они созданы. Ну, допустим, говорят, что Богом, но разве они знают, кто такой Бог. Глядя на бесконечный океан звезд, всех вселенных и галактик, на постоянно блуждающий огонь, на море разливающихся по космосу огней, разве скажешь, что это сотворил Бог похожий на человека?!
Или это человек подобен Богу?! Древние в это верили, но они также верили, но они также верили, что земля покоится на трех черепахах или китах!
А еще они думали, что Солнце кружится вокруг Земли, а не Земля вокруг Солнца. И поэтому если и верить в какого-то Бога, то всю нашу Землю можно назвать его испытательным полигоном".
– Я ухожу от тебя, Эскин, сказала Соня. Она уже стояла одетая, с сумкой у двери.
– Никуда я тебя не отпущу! – заорал Эскин, кидаясь к ней и заключив ее в объятья, покрыл все ее лицо множеством поцелуев. Соня задумчиво глядела на него и не сопротивлялась. Возможно, она хотела проверить, насколько она ему нужна.
– Ты мне нужна, – прошептал, наконец Эскин, раздевая ее, а потом на руках отнес в кровать, и опять до вечера они забылись в сладком и упоительном восторге взаимного проникновения друг в друга.
– Как же я хочу тебя, как же хочу! – шептала Соня и плакала в его объятьях.
Ее тело содрогалось, а матка пульсировала, ощущая его уд.
Эскин и в самом проникновении в нее постоянно чувствовал какую-то глубокую тайну, данную Богом раз и навсегда. Их разбудил поздно вечером звонок Глеба.
– Почему вы ко мне не приходите?! – кричал в трубку Глеб. Они стояли рядом, приложив оба своих уха к одной трубке, и молчали.
В этом странном молчании был заключен какой-то удивительный сговор двух влюбленных людей.
Соня вдруг почувствовала, что хочет жить с одним Эскиным. Неожиданно благодаря Эскину она почувствовала себя удовлетворенной.
Ей уже не хотелось бежать в ванную заниматься мастурбацией. Чудные наплывы нежности как будто целиком охватили ее тело.
Глеб звонил опять, но они не подходили к телефону, а молча целовали друг друга.
Мягкие нежные губы Сони напомнили Эскину лепестки майских роз, до которых он в детстве дотрагивался губами, а захватывая их полностью в свой плен, он их ощущал живыми вратами в райское наслаждение.
Он был поглощен Соней как крошечный беззащитный зверек, и его уд был тем самым зверьком, утопавшим в безумных наслаждениях.
Глеб еще долго им звонил, наверное, он хотел пробудить в них доброту и жалость, но в них сейчас ничего не существовало, кроме огромного желания жить вдвоем, существовать друг для друга, и ни для кого больше.
– Конечно, мы с тобой дряни, зато мы влюбленные дряни, – заулыбалась Эскину сквозь слезы Соня. И все же на следующий день они навестили Глеба в больнице.
Они принесли ему яблоки, груши, бананы, ветчину и множество соков, но главное, что они ему принесли, это уже обдуманное решение жить вдвоем.
К их облегчению, Глеб улыбнулся. Оказывается, он сам хотел уже от них уйти, но был очень и поэтому боялся, что не сможет жить один.
А еще он успел познакомиться здесь в больнице с одной медсестрой, которая обещает забрать его к себе. Все это он говорил как-то равнодушно, как будто это его совсем не касалось. Однако он искренне радовался за них. О своей беременности Соня решила умолчать, боясь, что Глеб опять захочет жить втроем.
– И все-таки ты, дрянь, не могла подождать, когда я выйду из больницы, – обиженно вздохнул Глеб.
Видно было, что он все же жалел, что расстается с ними. Из палаты Соня выходила, покусывая губы. Эскин молча взял ее за руку. Ему самому было неприятно на душе.
Они утешились вместе, как только пришли, так сразу легли в кровать. Соня сначала попросила сделать ей куннилингус. Эскин даже не предлагал ей сходить в ванную и принять душ.
За это время ее тело стало для него родным.
Он вошел в нее, но очень-очень медленно, как будто проникал в саму святыню, и Соня тут же задрожала как трепетная лань.
"Пусть он даже и не мой, – думал Эскин, – но он обязательно будет моим, когда я его омою своим семенем!"
И стоило ему только подумать об этом, как стремительный поток его семени заполнил все ее лоно.
– Ты знаешь, он все-таки сам порядочная дрянь, – говорила часом позже Соня, – помнишь, как он топором изрубил тебе всю мебель, и как болгаркой срезал дверь.
– Помню, – грустно улыбнулся Эскин, а сам подумал, почему все люди так часто оправдываются друг перед другом. Может потому что они и есть дряни, только дряни, чувствующие это?!
Глава 10. Как любовницы становятся женами
На следующее утро Эскин не пошел на занятия, а пошел с Соней в кино. Они сидели в полупустом зале на последнем ряду и целовались как влюбленные школьники.
– Ты знаешь, когда я был школьником, мне так хотелось поцеловаться с одной девушкой из нашего класса, но сделал я это только один раз в кинотеатре на последнем ряду, – прошептал Эскин.
– Да тише вы, – зашептала на них рядом сидящая старушка.
На большом экране какой-то мужчина тоже целовал какую-то женщину, но Эскин с Соней не смотрели фильма. Им просто было интересно целоваться и ни о чем не думать.
– Ну, вот, здесь и не поговоришь, – расстроено вздохнула Соня.
– Просто какие-то придурки! – довольно громко выразила свое возмущение старушка. Еще трое человек, сидящих в зале, обернулись на них и на старушку, но промолчали. На экране мужчина раздевал женщину.
– Бессовестная тварь! – крикнула старушка, оглядываясь на них.
– Да, потише, вы там! – крикнули старушке возмущенные зрители.
– Давай уйдем отсюда! – вздохнул Эскин. Соня кивнула ему головой и они вышли из кинотеатра. Солнце ярко светило им в глаза.
– Я хочу мороженого, – сказала Соня. Эскин купил ей в ближайшем ларьке мороженое, и они сели на лавочку в ближайшем сквере. Соня ела мороженое, а Эскин молчал. Он вроде бы ни о чем не думал, и в то же время беспокоился о своих частых прогулах в Академии.
– Ты знаешь, я очень боюсь, что меня выгонят из Академии и заберут в армию, – вздохнул Эскин.
– Дурачок, – усмехнулась Соня, – когда я рожу ребенка, тебя еще три года никто никуда не заберет! А потом я могу нарожать тебе столько детей, что ты вообще забудешь об армии!
Ее слова нисколько не обрадовали Эскина. Перспектива быть многодетным отцом, да еще в таком молодом возрасте его только пугала.
– Так что не бойся, – прижалась к нему Соня, – со мной ты не пропадешь!
– Ага, – грустно взглянул на нее Эскин.
"Черт, я еще не знаю, от кого будет этот ребенок, а она уже обещает мне нарожать кучу детей", – с тоской подумал Эскин. В забывчивости он произнес свою мысль вслух. Соня тут же вскочила со скамейки и побежала по скверу.
– Стой, куда ты?! – побежал догонять ее Эскин.
В порыве отчаяния Соня даже сбросила с себя туфли и бежала в чулках по грязному асфальту. Эскин подобрал ее туфли и опять побежал за нею следом.
Она вбежала во двор большого дома со множеством подъездов. Эскин входил во все подъезды и прислушивался. В одном из них ему послышался с верхних этажей ее громкий плач. Тогда Эскин поднялся вверх по лестнице.
Соня сидела между шестым и седьмым этажом, на лестнице и рыдала. Эскин присел рядом и обнял ее.
– Прости меня, – шепнул он, – я виноват! Я не хотел тебя обижать! Просто я еще молодой и думаю, что нам будет достаточно пока одного ребенка!
– Отойди от меня! – завыла Соня.
Эскин встал и спустился на пол-этажа вниз, но продолжал ждать, пока она успокоится.
– Я знаю, ты меня хочешь бросить, – заревела еще сильнее Соня. В этот момент на седьмом этаже раскрылась дверь, и оттуда сверху на Соню набросился стаффордширский терьер.
Собака была на длинном поводке, и хозяин успел оттащить ее от Сони, но все же эта сука успела порвать Соне плащ и поранить ей ухо.
Эскин порывался уничтожить собаку и набить хозяину собаки морду, но тот уже успел спрятаться в квартире со своей собакой.
– Выходи, сукин сын! – кричал Эскин.
– Я сейчас вызову милицию, если вы не уйдете отсюда, – с испугом отзывался хозяин собаки. Соня уже не плакала, а радовалась, что Эскин такой смелый и бросился на ее защиту, и даже смело бьет ногой в дверь квартиры собаки и выкрикивает всякие ругательства.
– Ты ведь меня любишь?! – обняла она его сзади.
– Да, – обернулся Эскин.
Они оба немного всплакнули и прижались друг к другу, и так стояли перед квартирой хозяина собаки.
– Долго вы еще будете стоять?! У меня сейчас собака обоссытся! – крикнул истошно из-за двери хозяин собаки, и Эскин с Соней тут же облегченно рассмеялись, и взявшись за руки выбежали из подъезда.
Вскоре они направились в городской парк и там целый час кружились на чертовом колесе, целуя друг друга на приличной высоте.
– У меня такое чувство, что ко мне возвращается детство, – улыбнулась Соня.
Эскин кивнул головой. Глядя на ее ухо, перевязанное бинтом и заклеенное пластырем и на рукав плаща, скрепленный множеством булавок, он вдруг подумал, что Соня со стороны выглядит очень странно, почти как сумасшедшая.
Впрочем, относительно секса такой она и была.
– Мне кажется, нам надо пореже заниматься сексом, – задумчиво поглядел на нее Эскин.
– С чего это вдруг?! – возмутилась Соня.
– Нам надо беречь тебя и будущего ребенка, – объяснил свои мысли Эскин.
– Ерунда! – усмехнулась Соня. – Я могу этим заниматься сколько угодно!
– Я это вижу, – вздохнул Эскин.