- Вот это вряд ли, - пробормотал водитель. - Ну, блин, видал ухарей!
Машина рванула с места, словно на раллийном старте.
Решительным шагом Листопад направился к двери с надписью "Травмпункт". Сзади семенила расхристанная Лика.
Стояла ночь с субботы на воскресенье. Советские люди в соответствии с Конституцией отдыхали. Как умели, так и отдыхали. С задоринкой. А потому травмпункт оказался переполнен пробитыми головами и переломанными конечностями. Единственно, в уголке на кресле постанывала беременная женщина с обваренной рукой. Поглаживающий ее муж нервно поглядывал то на снующий медперсонал, то на загадочный плакат напротив - "Курящая женщина кончает раком". Зато остальной народец, судя по всему, подобрался огневой: в воздухе стоял устойчивый запах портвейна "Солнцедар", настоянный на йоде и крепком мате.
- С дор-роги! - дверь распахнулась от удара ногой. В помещение вошел перепачканный гигант с обвисшим на руках телом.
- С дороги! - напористо повторил он, рыком своим разгоняя замешкавшихся.
- Так тут очередь! - блаженствовавший у окна мужичок с рассеченной бровью с внезапной резвостью спрыгнул с подоконника и двинулся наперерез. - Я - первый!
- Шо? Жена сковородкой заехала? - с ходу определил Иван. - И дело: не шкодничай по чужим спальням!
- Да я, может, сам кровью истекаю!..
- Так истеки! Кому ты такой плюган вообще в этой жизни нужен? Я смертельно раненого героя несу! - яростно объявил Листопад, отодвигая пьяного упрямца плечом. - Человек девчонку от изнасилования спас.
Тут все разглядели за его спиной босоногую, растерзанную девушку.
- И как спас! Пулю в упор в живот принял. А не отступился! Очередь у них. За (водкой)колбасой, что ли?! - гигант приостановился, презрительно оглядел смешавшихся людей. Демонстративно принюхался. - Крысы тыловые!
- Где врач?! - потребовал он у выглянувшего на крики крупного, под стать ему самому, усталого мужчины в халате.
Не отвечая, тот подошел, отодвинул вниз веко Антона, что-то определил:
- Заноси и клади на кушетку.
Вернувшись в предбанник, Иван скорбно прижал к себе притихшую Лику:
- Ничего, ничего, девочка! Он выдержит. Он прорвется. Он настоящий. Не то шо эти бытовые разложенцы. Мы ему еще орден дадим.
Глянул на женщину:
- Тяжело?
- Куда хуже, - неприязненно ответил муж. - Если б не ты, уже приняли.
- Скажи, пусть потерпит. Сын, богатырь, родится, Антошей назовете. В честь героя.
Не найдясь, что ответить, тот угрюмо смолчал.
Минут через двадцать в приемный покой вышел врач.
- Ну как, доктор, наш герой? Жить будет? - Иван охватил его за плечи, пытливо заглянул в глаза.
- Будет, будет. В упор, говоришь, стрелял? Что-то я там пули не обнаружил.
- Да ты шо?! От спасибо за новость. Стало быть, все-таки не попал проклятый бандюган. Исхитрился, стало быть, увернуться. В упор и - исхитрился. Вот ведь реакция. Шо значит воинская выучка. Какой человек! Один на тысячу! - Иван восхищенно зацокал, взглядом предлагая окружающим восхититься вместе с ним. - Вы сберегите его, доктор! Для всех для нас. Для всего человеческого общежития!
Ни мало не обращая внимания на наступившую ошалелую тишину, он прижал к бедру заторможенную Лику и направился к выходу.
- Эй, орёл! - окликнул врач.
Иван обернулся.
- Вообще-то молодец, что пробился. Там швы разошлись, и грязи набилось. Так что, если б не успели...
Тыльной стороной ладони отер воспаленные глаза. Огляделся:
- Давайте беременную.
На улице Лика тихонько отстранилась. - Я, пожалуй, вернусь. Посижу до утра.
Под удивленным взглядом Листопада она смутилась:
- Мало ли что? Хоть будет кому родственникам сообщить.
- А ты что, знаешь его родственников? - Нет, но... - Жанка говорила, что мать у него одиночка. Вроде фабричная ткачиха, - с усилием припомнил Иван.
- Тем более дождусь, - отчего-то обрадовалась Лика. - Да и куда по ночи?
- Ну что ж? Тогда давай прощаться. Засветился я тут в вашем захолустье. Пора срочно когти рвать, пока и впрямь не отловили.
Приветственно махнув лапой, Иван шагнул в темноту, в сторону моста через железную дорогу, за которой собственно и начинался старинный город Тверь, унизительно переименованный в безликий Калинин.
* Глубокой ночью на кольце трамвая, откинувшись на витой скамейке, в одиночестве сидел полнотелый молодой мужчина в тянучках и тапочках на босу ногу. Рядом стояла опечатанная бутылка водки.
Усмотревший в этом намек судьбы, Иван подошел. Мужчина приоткрыл глаза, оглядел неизвестного.
- Чего здесь? - строго спросил Иван.
- С женой поругался.
- На хрена?
- "Стенку" румынскую требует. У нас и без того новая. Так ей, видишь ли, непременно импортную подавай.
- Зачем?
- Прорва, - исчерпывающе объяснил сидящий.
- Это часто бывает. Тогда чего не пьешь?
- Не пьется что-то одному. Привычки нет.
Босоногий вопросительно поглядел на нового знакомца.
- Да уж выручу. Не бросать же в беде, - успокоил Иван.
Он поднял с земли бутылку, ловко свернул пробку. Повертел головой.
- Стакана не захватил, - мужчина сокрушенно пожал плечами.
- Тогда из горла! - Иван раскрутил бутылку и, к восхищению босоногого, единым махом осушил треть. Протянул:
- Давай. Как говаривал мой кубанский корешок Витька Рахманин, ломани, пока при памяти. Ты сам-то вообще кто?
- Я-то? - босоногий сделал неопределенный жест куда-то вверх, усмехнулся, видимо, сопоставив свое положение с тем видом, в каком находился сейчас, и молча потянулся к бутылке.
Минут через пятнадцать, непривычный к выпивке из горлышка, да еще без закуски, он сильно опьянел. Иван отошел отлить за угол, а когда вышел вновь, то возле скамейки стоял милицейский УАЗик, и двое милиционеров, сопя и матерясь, затискивали внутрь машины отчаянно отбивающегося незнакомца.
- Я ничего не нарушил! - протрезвевшим от страха голосом, кричал тот, упираясь. - Говорю вам, я - из обкома комсомола! Балахнин моя фамилия! Можете позвонить, проверить! Это произвол! Завтра же всех повыгоняют к чертовой матери. Заслышав угрозы, стоящий поодаль старший наряда - сержант - зловеще ухмыльнулся. Какой армейский сержант не мечтает стать генералом? Какой милицейский сержант себя генералом не ощущает? А генералы - народ гордый. Если, конечно, не против маршалов. - Вот чтоб не повыгоняли, мы тебя в вытрезвиловку и доставим, - с усмешкой процедил он. - Да я ж не пил почти! Ребята! Вот же мой дом, - услышав про страшный вытрезвитель, Балахнин с удвоенной силой уперся в створки. - Ну, поднимитесь, я документы покажу! Жена же волнуется, дети! Что ж вы, как нелюди! Выкрикнув последнюю фразу, Балахнин извернулся и увидел стоящего на углу собутыльника. Встрепенулся, собираясь, видно, обратить на него внимание. Но тут же, устыдившись, отвел глаза и сам полез в машину.
Колебавшийся дотоле Иван подобрался, - от выпитого в голове у него шумело, - и шагнул к машине, отряхивая на ходу загаженную "тройку".
- Развели тут грязюку! Нормальному человеку пройти, не упав, невозможно. Взгреть бы коммунальщиков, - пробурчал он и - будто только теперь заметил происходящее.
- Здравствуйте, товарищи! - весомо произнес Иван.
К нему обернулись и посмотрели - недоуменно.
- Здравствуйте, товарищи, - Иван слегка нахмурился и требовательно оглядел сержанта.
- Ну, здрасте, - осторожно поздоровался тот.
Листопад в упор продолжал разглядывать его - с нарастающим, легким пока неудовольствием. Сержант, спохватившись, поспешно застегнул распахнутый китель. Незаметно принялись оправляться остальные.
- Заместитель заведующего отдела административных органов горкома партии Листопад, - представился Иван. - Шо здесь происходит?
- Да вот... - при виде высокого начальства сержант подобрался. - Пьянствует в общественном месте.
Иван начальственно пошевелил пальцами, и догадливые милиционеры выволокли задержанного наружу.
Неприязненно косящим взглядом Листопад вгляделся в переминающуюся фигуру в тянучках.
- Так! То- то мне голос показался знакомый, - определил он. - Балахнин, кажется? Из сектора учета?
- Балахнин, - пролепетал тот, ошалелый. - Кажется.
- Почему ночью в таком виде? Отвечать! - рявкнул Иван, заставив вздрогнуть и самого Балахнина, и милицейский наряд.
- Да я, понимаете... С женой я... Вот вышел...А тут они налетели.
Иван принюхался. - Да от тебя, стервец, и впрямь разит! - определил он, заметив впрочем, что стоящий подле старший наряда поспешно отодвинулся, непроизвольно прикрыв рот. - Тогда какие претензии к товарищам из милиции? Почему позволяете себе угрозы, оскорбительные выкрики на всю улицу? Люди в отличие от Вас на посту!
- Да я не в претензии! Мне бы только...Дом-то вот.
- Водку в одиночку пьянствовать! Комсомол непотребным видом позорить! - недобро отчеканил Иван. - А ну марш отсыпаться. И завтра к десяти чтоб ко мне в кабинет! Я тебе покажу пьяные променады в тапочках. Ну!
Балахнин опасливо скосился на сержанта и увидел физиономию, полную злорадного блаженства.
Подыгрывая, он угрюмо опустил голову и, все еще боясь быть окликнутым, торопливо зашагал к дому.
- В народное хозяйство у меня пойдешь! - пообещал вслед Листопад.
- Совсем кадры загнивают! - пожаловался он. Протянул руку сержанту. - Можете быть свободны, товарищи! Нужное дело делаете. Трудное, неблагодарное - но необходимое! Удачи!
Старший наряда коротко козырнул, прощаясь.