Роман-репортаж
© Librairie Plon, 1986.
Журнальный вариант.
"…В своей книге я хотел показать скромную и полную риска жизнь экипажа одной из наших подлодок. Чем дольше я слушал этих моряков, тем более человечными, искренними и достойными уважения они мне казались. Таковы, надо думать, и их американские, английские и советские коллеги, они вовсе не похожи на вояк, которые так и норовят сцепиться друг с другом. Так вот, эти моряки куда глубже, чем большинство их сограждан, осознают, какими последствиями может обернуться отданный им приказ о ракетном залпе…"
Содержание:
Литература - это опережение 1
Предисловие 1
Глава I 2
Глава II 6
Глава III 10
Глава IV 12
Глава V 13
Глава VI 14
Глава VII 16
Глава VIII 19
Примечания 21
Робер Мерль
Солнце встает не для нас
Роман опубликован в журнале "Иностранная литература" № 10, 1988
Консультант - капитан 1 ранга В.А.Комиссаров
Литература - это опережение
Не хочу навязывать свое прочтение романа-репортажа Робера Мерля: в конце концов, каждый читает любую вещь сквозь призму своих интересов, забот. Меня же, сообщу сразу, раздражают и персонажи прекрасно написанного произведения, и сам автор (а точнее - его позиция). Хотя населен роман людьми привлекательными, не отталкивающими во всяком случае, а автор - почти столь же талантливо прозорлив, как и в прежних вещах ("Разумном животном", "Мальвиле"). Хороший рассказчик, ненавязчиво психологичен, ну, а "тема" книги - ничего не скажешь, актуальна.
Вот такое неожиданное представление нового романа читателю - одновременно с настоятельным советом - прочесть его. Мне, во всяком случае, читать было очень любопытно. Дело в том, что, даже раздражаясь героями Робера Мерля, поразительной отключенностью от грозной реальности их (и нашего общего) положения ("мы пытаемся избежать кошмара, нагнетая его") - сознаешь: все это слишком, слишком человеческое! Увы, таковы все еще люди, а потому столь трудно сделать даже маленькие реальные шажки от гибельной пропасти, куда нас по-прежнему несет… Да, по-прежнему мы просто устали об этом думать, и малейшие приметы внушающего оптимизм движения обнаруживают почти детское легкомыслие человеческой массы. Доказательство тому: после первых, только еще самых первых успехов по пути разоружения, когда, казалось бы, самое время - подняться общей волне всечеловеческого содействий спасительному делу, мы наблюдаем что-то совсем иное: какое-то по-детски радостное отключение на иные наши, свои заботы. (Ну, совсем как моряки и офицеры мерлевской подлодки, мальчишествующие, изобретающие чем бы и как себя потешить, чтобы не скучать рядом с шестнадцатью ракетами, способными стереть с лица земли континент!) Да, дело разоружения стронулось общими усилиями, но, как только усилия перестанут быть общими, все снова упадет в прежние, накатанные пазы. Одному Горбачеву этого не поднять. Как, впрочем, и перестройку.
Да, все герои - команда одного из подводных ядерных убийц - прекрасные парни ("таковы, надо думать, - говорит в предисловии автор, - и их американские, английские и советские коллеги…"). Вместе с доктором, главным персонажем романа-репортажа, мы проникаем на подлодку, проживаем многонедельную жизнь там, где все - табу для остальных людей, а ведь судьба всех людей, их детей, внуков жизнь или смерть - в руках таких вот парней.
Люди они прекрасные. Одно только: они - часть механизма, техники, которые могут в любой миг сработать и тогда "наступит апокалипсис, и уже ничто, ничто на свете не будет иметь значения". Но они не только часть машины, техники, а и доктрины. Той "доктрины сдерживания", "возмездия", на которой полвека держалось неустойчивое равновесие жизни и смерти на планете. И которая, конечно же, погубит планету - это сегодня ясно многим, очень многим.
Но кажется, все еще не ясно автору книги. Вот в чем мое несогласие с ним. Такое же открытое с ним, с французом, как и с некоторыми моими соплеменниками.
И капитан субмарины, и доктор (явно - сам автор, хотя и не имеем права настаивать на полном "идейном" тождестве), и некоторые другие персонажи за пределы, за рамки "доктрины сдерживания" выйти не способны. "Верно, - говорит капитан, словно угадав мои мысли. И, помолчав, добавляет: - Это верно, мы стоим на краю пропасти. Но с другой стороны, осознание надвигающегося позволяет нам дать отпор силам зла".
"Я - твердый сторонник политики устрашения. Я понимаю ее необходимость. Я принимаю весь сопряженный с нею риск. Но от этой фразы спина у меня холодеет. Я думаю о ракете противника, которая в это же самое время "достигает земной поверхности" в той точке, где находятся мои близкие".
Вещь писалась, когда еще автор мог сказать (устами одного из близких ему персонажей): "…наилучшим курсом был бы курс на разоружение. Но Франция не может остаться безоружной в мире, где все вооружены до зубов. Чтобы начать разоружение, нужно дождаться инициативы США и СССР. А они, к сожалению, и не помышляют об этом…"
Тогда "не помышляли", сегодня уничтожают несколько классов смертоносных ракет и боеголовок. Поняв безнадежность, аморальность ситуации, когда человечество стало заложником доктрины, обещающей лишь всеобщую гибель от неизбежной случайности, если не злой воли.
Ну, а Франция, Англия, остальные "ядерные"? Насколько готовы они, общественное мнение этих стран, - подхватить и продолжить?..
Вот тут-то и встает вопрос о роли литературы. Вчера роман-репортаж Мерля вполне отражал ситуацию, как она виделась из Франции. Отражал , а не опережал . В этом весь вопрос. Не опережать в этих делах политиков, военных (и своих тоже) литература не имеет права. Обязана опережать. А иначе своего долга перед человеком и человечеством не выполнит. Неотменимого долга в условиях ядерной угрозы.
Будучи на сессии ЮНЕСКО в 1987 году, я снова и снова в свободное время проходил по залам Лувра и всякий раз выходил оттуда с чувством сродни тому, какое оставил во мне роман-репортаж "Солнце встает не для нас": слишком много Наполеона, военно-государственного престижа! (Даже в одном из выступлений на сессии решился об этом сказать прямо в лицо хозяевам.)
Пока сверхдержавы, говоря словами из произведения Мерля, косились друг на друга, "точно бешеные псы", пребывая во взаимном убеждении, что противная сторона - это не что иное, как "империя зла", другие страны, не "сверх", но тоже до зубов вооруженные, опьяняли себя престижем, игрой "ядерных мускулов", да так, до такой степени, что и в Лувре уже деваться от этого некуда… Тому же содействовала и литература, которая не осмеливалась замахнуться на доктрину сдерживания. (Пример - книга Мерля.)
Сегодня так необходима, так нужна нарастающая поддержка начатому лидерами СССР и США движению от гибельной пропасти - со стороны общественности других ядерных стран. И если эта поддержка все еще не соответствует ситуации, вина тут и на литературе. Литература, даже вполне антивоенная по пафосу, чаще всего не опережала общественность во взгляде на глобальные проблемы века. Это-то ее и мельчит в наших глазах. Таков для меня главный урок романа-репортажа Мерля. Поучительный и для нашей литературы.
Когда мы взрывали свои ракеты на юге Казахстана в соответствии с вашингтонскими договоренностями, американец Джеймс Буш, бывший капитан такой же вот атомной подводной лодки, сказал, отвечая на мой вопрос, обескураживающую правду о людях: "Мои моряки как-то даже сожалели, что отслужили, а испытать мощь, которая была у них под руками, - не пришлось. Потому-то, - добавил капитан-пацифист, - эти игрушки у военных нужно отнять".
Алесь Адамович
Предисловие
Несколько лет назад один французский журналист приписал мне дар предвидения. Дело в том, что в романе "Разумное животное", вышедшем в 1967 году, я "предсказал", что Рональд Рейган, вполне узнаваемый, котя и выведенный под другим именем, станет президентом Соединенных Штатов. Кроме того, я предположил, что специально обученные дельфины будут когда-нибудь использоваться в военных целях - именно это и произошло семью годами позже, в Тонкинском заливе.
Я не собираюсь кичиться этими предсказаниями. Пророческим даром я не наделен, да оно и к лучшему. Мое абсолютное неведение относительно будущего, не исключая и моего собственного будущего, позволяет мне утверждать: я запрограммирован, чтобы жить лет этак до ста двадцати, без страха быть уличенным в проблеске невольного ясновидения. Зато я весьма чуток ко всему, что творится вокруг меня в мире, и мне удалось развить известное понимание истории в том виде, в каком оно совершается у нас на глазах. Не учитывая этого, не объяснишь, почему, написав "Мальвиль" четырнадцать лет назад, я снова начал интересоваться ядерными проблемами - а было это как раз за год до Чернобыля.