Тидзуру не способна была сказать такое. Она иронизировала острее, обиднее, язвительнее, но всегда была умнее и добрее. Несомненно, это мое чувство вины сотворило такую Тидзуру.
Я снова легла, и меня вновь потянуло в сон.
И опять оказалась в пещере.
Тидзуру, закрыв глаза, сосредоточенно молилась, стоя на коленях. Она была прекрасна. Стены пещеры, освещенные свечами, приобрели пепельный оттенок. Благодаря ее позе и облику пещера совершенно преобразилась в молельню.
Ресницы в мерцающем свете казались фантастической длины. Из-под опущенных век сверкали ее красивые холодные карие глаза. О чем она молится? Что ее мучает?
Я снова подумала, что ничего толком не знала о Тидзуру. Когда мы жили вместе, мое сознание было неясным. Я уставала, обижалась - была еще ребенком. Мне казалось, что за окном всегда пасмурно. Нет, не только пасмурно. В тот год слишком часто случались туманы. Ночь за окном всегда была мутно-серого цвета.
Я рассудила, что этот печальный сон навеян городом, в котором я оказалась.
Да, если бы она все время молчала, эта Тидзуру из сна, то выглядела бы как прежняя Тидзуру, которая была мне очень дорога. Белая кофта с широкими рукавами, джинсы, которые мы купили вскладчину, разделив цену пополам, и из-за которых мы всегда бились, в конце концов, решив, что их будет надевать та, кто раньше встанет утром, ее светло-каштановые волосы, взъерошенные пальцами, - я всегда хотела увидеть ее, но не могла. Теперь я внимательно наблюдала за Тидзуру.
Затем я решила, что на самом деле никогда не могла донести до Тидзуру ни одной своей мысли. Она всегда была так же глубоко погружена в себя, как и я. И у Тидзуру не возникало даже желания попытаться рассказать мне об этом.
Я именно поэтому любила наблюдать за Тидзуру. Она была существом, словно созданным бледным отражением человеческой жизни, сотканным из страданий.
Когда Тидзуру повернулась ко мне, пламя свечей погасло и стало совершенно темно.
Было три часа ночи. Во рту пересохло, в больной голове стоял туман.
Я окинула взглядом незнакомую комнату. Все казалось нереальным. Я прижала лицо к простыне, но ничего не почувствовала и пришла к заключению, что мне стоит выпить. Достав из холодильника виски, налила в стакан. Мне уже все равно, пусть я буду смотреть этот сон. Разве плохо снова встретить Тидзуру в годовщину ее смерти хотя бы во сне, пусть даже вызванном злыми чарами этой местности?..
- Где же находится эта пещера? - подумала я и тут же поняла. Кто-то или что-то злое живьем закопано в той пещере, находящейся у молельни. Я не знаю, почему я так решила. И тогда я постепенно осознала все.
Не знаю как, но я была убеждена в этом.
Хотя Тидзуру умерла, я не пролила ни капли слез. Почему? Почему я разозлилась на нее во сне? Лучше бы я была добрее, пусть даже это и грезы.
Посетитель
В это время раздался стук в дверь.
Удивившись и испугавшись, заглянула в глазок. Наверно, администратор с ресепшн, подумала я.
Однако в необычно ярко освещенном коридоре навытяжку стояла, опустив вдоль тела руки, незнакомая женщина в купальном халатике.
Я открыла дверь и выпалила:
- Как видишь, я - женщина, и мне девочки не нужны!
На что она ответила низким голосом:
- Heт, вы не то подумали, у меня дверь захлопнулась.
- А изнутри тебе не могут открыть?
- Похоже, спят.
- Ну, можешь позвонить из моего номера.
- Большое спасибо.
Женщина была очень худой и с длинными распущенными волосами. Нижняя половина ее лица была слишком узкой, тонкие губы невыразительными, хотя в общем она выглядела изящной. Под халатом она оказалась совершенно голой. Когда она проходила мимо меня, я страшно удивилась, заметив волосы на ее теле. И сколько же времени она была в коридоре в таком виде, задумалась я.
Хотя она встала перед телефоном, звонить, похоже, не собиралась.
- Вряд ли ты забыла номер комнаты, - сказала я.
- Нет-нет, конечно. - Она преувеличенно сильно покачала головой. - На самом деле мы поссорились. Поэтому, если я позвоню, он наверняка не подойдет к телефону.
- А он не пожалеет потом, что ты ушла в таком виде? - спросила я.
- Да, я через десять минут попробую позвонить. Позвольте мне чуть-чуть отдохнуть… - попросила она.
Я налила еще один стакан виски и предложила ей.
Она взяла стакан обнаженной узкой рукой и сделала глоток.
- С вами такое случалось? - спросила она.
- Поступали ли со мной люди жестоко, а я с ними? Много раз! B такое время… - Будто я не могла быть помягче с Тидзуру даже во сне… - …я словно в другом измерении. Не в состоянии воспринимать все адекватно, тело двигается автоматически.
- Будто в плохом сне, - согласилась она. - У него есть жена, он не расстается с ней.
Поэтому вы поссорились, и он выгнал тебя в коридор голой?
- Он понимает, что сам виноват, поэтому становится еще грубее. Стоит повысить голос, все станет известно, поэтому иногда я специально затеваю ссору на улице этого маленького городка. Он упорно отмалчивается, а я начинаю орать. И в кафе, и по дороге. Сама довожу себя до такого душевного состояния, будто залезаю в полиэтиленовый пакет, и из него постепенно исчезает кислород. В истерическом состоянии не понимаешь, что творишь, а сделанного уже не воротишь. Потом, едва только мы заходим в отель, он сильно бьет меня. Мне уже надоело это однообразие. Мы встретились на горной дороге. Пока быстро шли и опять кричали друг на друга, нам уже стало все равно. О нас уже пошли слухи, мама уговаривает меня лечь в больницу, и, похоже, настала пора уезжать из города. Что ни делай, это - конец!
Она продолжала говорить приглушенным голосом, совсем как будто о посторонних людях.
- Извини, но ты меня уже замучила своим присутствием, - сказала я.
Это была правда. Когда я смотрела на нее, слышала ее голос, голова немела, казалось, она что-то высасывает из меня.
- Звони скорее.
- Я не могу, потому что мне страшно, - созналась она.
- Ну давай я разбужу администратора и попрошу дать тебе ключ.
- Да, так будет лучше всего. Можно вас попросить?
- Да?
- Пожалуйста, поговорите со мной еще немного. Я хочу успокоиться.
- Ладно!
- Как вы себя чувствовали, когда разбили другу сердце?
Она смотрела мне прямо в глаза, но ее мир был наполнен ею самой, и в ее глазах ничего не отражалось.
- Извини, я не буду об этом говорить. Со мной такого не случалось, отрезала я. - Всегда, в любое время, было что-нибудь интересное, веселое, красивое и замечательное.
Тот год был ужасным.
Отец, который давно не жил дома из-за другой женщины, умер, оставив наследство только мне одной. Мама тоже претендовала на это ничтожное наследство и выкрала мою печать, банковскую книжку и сбежала.
Хотя я называю ее мамой, она не была мне родной матерью. Правда, у нас сложились неплохие отношения, поэтому я была крайне потрясена случившимся. Ходили слухи, что она бросила закусочную, где работала до этого, и убежала с мужчиной. Мне было настолько досадно, что я выяснила ее адрес. Однажды я предприняла решительные действия по возвращению наследства. Я не думала, что это произойдет слишком гладко, но все прошло как по маслу, так просто, что вызвало даже разочарование.
Я прибыла в тот город ближе к вечеру. Не хотелось бы, чтобы мать связалась с каким-нибудь бандитом, поэтому я только посмотрела, где они живут, но в дом не вошла, решив дождаться вечера и пока побродить по незнакомому городу.
Так я себя ощущала тогда.
То, что называют образ жизни, впитывается до мозга костей, В то время мое тело еще оставалось пропитанным единственными узами, связывающими меня и мать.
Я не воспринимала все всерьез, поэтому думала, что мы когда-нибудь встретимся снова. Я знала, что родительские права на меня мать передала бабушке со стороны отца, но все равно мне казалась, что мы снова увидимся. Однако с тех пор мы не встретились еще ни разу. Может быть, уже больше и не встретимся. Но тогда мне было горько признать это, поэтому я старалась отогнать подобные мысли.
Поток сознания, с детских лет вселившийся в мою душу, посетил и тот город. Вечером, когда начинаются телевизионные новости, когда птицы пересекают темнеющее небо, когда большое заходящее солнце спокойно опускается за горизонт, я всегда гуляла одна. Когда жила с матерью, я всегда возвращалась домой переодеться - после занятий в школе, свидания с возлюбленным, встреч с друзьями.
Это были единственные моменты, связывающие меня с матерью. Я возвращалась не потому, что хотела встретиться с ней, это было как чувство долга по отношению к неродному человеку. Инстинктивное ребяческое желание напомнить ей, что есть живое существо, о котором надо заботиться, впиталось в мое сознание.
Когда я появлялась дома, мать всегда ужинала. Потом уходила в магазин. После того как отец перестал бывать дома, прошло уже довольно много времени, поэтому во второй половине дня мы почти всегда были вдвоем. Немного пообщавшись во время маминого ужина, я провожала ее. Пока-пока, доброго пути! - махала ей рукой, мыла посуду, наводила порядок, а потом обычно отправлялась к друзьям или возлюбленным. Возвращалась домой поздно.
Были и такие дни, когда мама не приходила ночевать. Но она никогда не водила мужчин к нам домой. Наверно, для нее, с обостренным чувством долга, дом был местом отца. Меня поразило, как мать с таким чувством долга тайно прикарманила наследство. Я не укоряла ее, наверно, она очень оскорбилась, что отец ничего не оставил ей, той, которая изо всех сил воспитывала меня, не родную.