– Не виноват я ни в чем, гражданин начальник. Богом клянусь!!! А тетку мою пожалейте, очень прошу. Не дергайте. Седьмой десяток уж ей…
– Ишь, заботливый какой нашелся! Расписывайся!
Олег поставил на протоколе допроса закорючку и задержанного увели. Сержант Прохоров сунул руки в карманы брюк, сделал круг по кабинету. Второй. Потом себе под нос пробормотал: "собственное признание – царица доказательств". Приняв решение, подошел к телефону. Согласовав все с начальством, резко скомандовал: "Слепцова ко мне!".
Глава 13
Железные нары, невозможно грязный матрас, облупившаяся краска на бетонных стенах, умывальник с ледяной водой, "параша" возле дверей, от которой исходит зловоние… Олег вдохнул тяжелый, спертый воздух следственного изолятора, – он поклялся себе, что сюда больше не попадет. Наладит нормальную жизнь. Заведет семью, детей. Устроится на работу. Не вышло… Подозреваемый уткнулся лицом в ладони и его плечи затряслись от рыданий. Немного успокоившись, он прилег и стал размышлять. Ведь против него ничего нет, и он никого не убивал. У следствия ни улик, ни мотива. Помурыжат и выпустят, – куда денутся. Еще ничего не потеряно…
Неожиданно "кормушка" резко звякнула. В дырке показался глаз и край фуражки. Молодой голос весело произнес: "Встречай гостя дорогого!" Затем дверь распахнулась и в камеру с матрасом подмышкой и железной кружкой в руке, ввалился мужчина. "Ну и бугай!", – констатировал Олег, настороженно оглядывая нового постояльца. Ему улыбались, демонстрируя ряд желтых, прокуренных зубов. Под ложечкой засосало.
– Ну, здравствуй, мил – человек! – затараторил вошедший, – Не бось – не обижу. Если договоримся. Меня Сан Санычем звать. Погоняло "Часовой". А тебя?
– Олег я. А почему "Часовой?"
Милиционер за дверью весело хмыкнул, засов лязгнул. Надзиратель удалился, громко насвистывая. Все СИЗО знало, чем занимается Сан Саныч и за что получил подобное прозвище. Оперативники часто прибегали к услугам такого сорта, – выпытать, вынюхать нужную информацию, а проще – выбить силой, запугать. Потом бери подозреваемого голыми руками. Этот выбивал как следует, – начальство всегда было довольно. Получит Сан Саныч за почасовую работу в очередной раз поблажки и гонорар...
Первый удар был по лицу, второй пришелся точно по почкам. "Натренированный, сука!", – понял Олег. Он поднялся с пола, оперся о табурет. Что будет, если он ему зарядит в ответ табуретом? Взглянув на сокамерника, понял, что будет только хуже.
– Ты откуда такой паскуда выискался? – через силу проговорил Олег.
– Закрой пасть, падла!
Хрустнуло ребро, затем ботинок жестко врезался в горло. Внутри что-то хлюпнуло, рот моментально наполнился кровью. Олег закашлялся. Хотел повернуть голову, но не получилось. Смог открыть только один глаз и прохрипеть:
– Убери руки, сука!
– Ты еще жив, пидор крученый?! Вставай, поговорим, как мужики! Или очко склеилось?
Огромная туша возвышалась над ним, раскачивалась как маятник из стороны в сторону. Силантьев следил за кулаками размером с кувалду, ожидая очередного удара. Отвратительный запах немытого тела забил ноздри.
– Ну что, "петушок", сознаваться мы не хотим? – с издевкой спрашивал сокамерник, - А? Не знаешь, значит, за что тебя, сучий потрох, сажать надо? Память отшибло? Или ты меня развести вздумал?
Силантьев вскрикнул и обмяк, – мощный удар по голове выключил сознание.
Олег Силантьев продержался недолго. Через неделю работы "кума" он признал себя виновным в убийстве Кати Каликиной и подписал признание.
Однако для суда доказательств было еще недостаточно; на следственном эксперименте Олег путался, не мог вспомнить как убивал девочку, чем. На вопрос "Для чего?" долго молчал, потом прошептал что-то невразумительное. Когда ему задали вопрос; "Во что была жертва одета?", – рассказывал про темные шорты и светлую майку. Хотя девочка была одета в зеленый сарафан.
Сыщики и следователи переглянулись, перемигнулись. И часть показаний до папки с уголовным делом не дошла, – осталась в рабочих документах. Кроме того, в помощь следствию были организованы следующие улики: следы навоза на рубашке подозреваемого, грязь под ногтями, несколько волосков также найдены на одежде жертвы. Дело можно было передавать в суд.
Глава 14
На один месяц Ваня отправился к тетке. Их поезд долго громыхал колесами, мимо то и дело со скоростью ветра и с ужасным шумом проносились встречные поезда, за окном мелькали дома и деревья. Мать то и дело прижимала его к себе, гладила по голове и давала сладкий пирожок. Наконец, они прибыли. Воронцова Клавдия оказалась круглолицей и пышнотелой и как все украинки прекрасной хозяйкой. Летняя кухня была битком набита всякой снедью, -соленьями, вареньями, сладостями. На высоких полках рядами стояли пыльные бутыли, которые открывать запретили строго-настрого. На обед были сладкие компоты и кисели. Здесь Ваня впервые попробовал галушки, вареники в сметане, тонкие, скрученные сигаретой голубцы, украинский борщ и был целыми днями свободен, словно в поле ветер.
Во дворе похрюкивали и водили мокрыми пятачками поросята, по двору бегали куры и важно вышагивали гуси. Вытягивали шеи и шипели каждый раз, как Ваня весело пробегал мимо. "Играй, пока! Успеешь еще за партой насидеться да наработаться!" – озвучила сразу же тетка, расцеловав племянника в обе щеки. А тот быстро научился стрелять из рогатки, ходить вместе с хозяйкой "по воду", ловить лягушек в местном пруду и пересчитывать птиц.
Лето закончилось, и наступила пора собираться в школу. В новом, сшитом мамой костюмчике, Ваня отправился в первый класс.
Уроки начинались в восемь. Дверь в классный кабинет открывалась всегда вместе со звонком и шумная ватага, толкаясь и перепрыгивая через друг друга, влетала внутрь. Учительницу звали Елена Васильевна, – она только-только окончила институт и получила в ведение первоклассников.
Ваня сразу же нашел, что его преподавательница – самая лучшая в мире и мог часами любоваться ее серебряным кулоном в виде часиков, пепельными вьющимися волосами, туфлями на тонком каблуке и часами же слушать ее мягкий, приятный голос. Дома он взахлеб рассказывал о том, какая Елена Васильевна "милая" и "самая красивая". Учительница, в свою очередь, учеников никогда не ругала, часто хвалила и заботилась о своих подопечных, словно клушка о цыплятах.
В один с ним класс попала и Люда Коновалова, но почему то это не доставляло Ване тревог. Учеба давалась ему легко, – он часто получал в тетрадь "звездочки". Иногда его мягко журили за отсутствующий взгляд, устремленный к небу и рассеянность. Мама по вечерам проверяла уроки, радовалась успехам мальчика, – к тому же, ночное недержание происходило все реже. Отец учебой сына не интересовался, но пригрозил, что за двойки ему влетит. А Ваня изо всех сил старался, чтобы заслужить еще одну "звездочку" и похвалу от любимой учительницы.
Учебный год пролетел, как один день. К окончанию года Елена Васильевна сообщила, что в связи с замужеством переезжает в другой город. Принесла на прощание несколько шоколадных тортов. Потрепала своих цыплят по макушкам, наказала хорошо учиться и слушаться нового преподавателя.
Глава 15
На вокзале стоял гул. Все скамейки с облупившейся краской были заняты. Спящие, скрюченные тела, ноги в застиранных носках, стоптанные ботинки, грязные сумки… Кто-то читал журнал с неприязнью поглядывая на часы с вяло бегущей стрелкой. Поняв, что пристроиться к кому-нибудь на лавку не удастся, Смирнов расстелил припасенную газету прямо в проходе, втиснулся меж горы сумок более удачливых соседей. Усталость двух дней переездов и перебросок давала о себе знать; мучительно ломило ноги, шею, поясницу. В желудке со вчерашнего дня пережаренный чебурек вызывал изжогу. Он несколько раз покрутился с боку на бок. Наконец, дремота утянула его в гнетущую пустоту…
– Эй, ты! Ты че тут-то лежишь как пес? Вон, сколько места!
Бездна сна вытолкнула его наружу женским грубоватым голосом. Он приподнял голову с затекшей руки, огляделся, – на соседней скамейке сидела женщина в ярко желтом пуховике, облегающих лосинах под питона и грязно-белого цвета кроссовках.
- Че смотришь? Говорю, – вон сколько места! Ложись где хочешь!
Народу действительно поубавилось. Он кивнул, устроился удобнее на освободившейся скамье и снова задремал. Сон длился больше часа. Когда Смирнов открыл глаза, женщина все еще была рядом и ее недвусмысленный взгляд устремлен прямо на него. Немного подумав, он принял вертикальное положение, вежливо указал на место рядом с собой. Женщина, тряхнув короткими обесцвеченными волосами, тут же подсела со словами:
– Ты прям сама любезность! Меня Ольга звать. А тебя?
Они шли молча сначала вдоль рельс, затем свернули на протоптанную дорогу. На много миль вокруг не было ни души. Ощущение потерянности во времени и пространстве накатывало волной мягко, но настойчиво. Вокруг – только лес и его тайная жизнь. Каждый кружащийся в воздухе листок будоражил тишину, и его смерть откликалась эхом в каждом уголке. Ольга тяжело перепрыгнула через обломанный сук, игриво кивнула в сторону небольшой поляны.
– Может, туда?
Нажимая на носок, ее спутник не уверенно прошагал к центру. Потом остановился и уточнил:
– Здесь?
– Давай! Курить хочу. У тебя есть?
– Не курю я… Слежу за здоровьем…
Чуть подумав, Смирнов попытался улыбнуться. Ольга же подошла вплотную, пошарила рукой у него между ног.
– Ты меня сюда привел лекции читать или что? Как поживает наш воробушек?
Он мигом оттолкнул ее руку и его ответ прозвучал развязно, с хрипотцой:
– Думаешь, я не умею баб уделывать?