Потом в маленьком уютном кафе на улице Баранаускаса она пила мятный чай. Пила и смотрела в окно – на почти безлюдную улицу, виляющую домами, не признающую прямых линий и прямых углов, такую типичную для маленького городка Аникщяй, возле которого она выросла под присмотром деда Йонаса и бабушки Северюте. Вспомнила себя шестилетней. Тогда дед был моложе и не такой задумчивый, как сейчас. Тогда у него была лошадь и повозка, на которой он ездил в город. Тогда он был покладистый, потому что в доме командовала бабушка Северюте. Она командовала, а он хитро улыбался. И иногда делал то, что она говорила. Северюте гордилась чистотой в доме, которую сама и наводила. Из-за этой чистоты дед Йонас летом оставлял ботинки на пороге и заходил в дом в носках или босиком. Бабушка как-то решила, что Рената любит пирожки с яблоками, и пекла их каждую неделю в субботу. Пирожки были вкусные, но деду они нравились больше, чем Ренате. И он пытался съесть их больше, чем внучка. А бабушка Северюте, зная об этой его слабости, достав горячие пирожки и позвав Ренату на кухню, не отходила от стола, пока внучка не съест столько, сколько может. И только после того, как Рената произносила жалобным голосом: "Я больше не могу!", только тогда Северюте звала деда, но наедине с оставшимися пирожками она его не оставляла. Зато доставала бутылку наливки собственного изготовления и старую серебряную стопочку. Ведь когда-то она решила, что дед Йонас любит наливку, и стала делать наливку из вишен, слив и малины. И дед Йонас действительно полюбил бабушкину наливку, полюбил так же сильно, как ее же пирожки с яблоками. Ну а запивать глотком холодной, из погреба, наливки теплый пирожок – большего удовольствия для Йонаса и не существовало.
А когда Северюте не вернулась из больницы, всё в их жизни с дедом изменилось. Время пирожков с яблоками прошло и больше не возвращалось. Правда, в погребе еще стояло несколько бутылей с наливками, и дед каждый вечер наведывался туда со стаканчиком, маленьким, граненым стограммовым стаканчиком. Старая серебряная стопочка куда-то пропала, и сколько ни пытался дед Йонас, а найти ее так и не смог. В погреб он отнес стул, чтобы не поднимать бутыль в дом. И вот, бывало, спустится, наполнит себе стаканчик, посидит, подумает.
Однажды Рената перепугалась, когда вдруг заметила, что время приблизилось к полуночи, а деда еще в доме нет. В погреб-то он пошел около семи! Тринадцатилетняя в тот момент девочка перепугалась насмерть, не зная, что делать. Сначала подумала, что дедушка умер, и от ужаса включила по всему дому свет и забилась в угол кухни. Но потом вдруг подумала, что он мог упасть со ступенек и удариться или поломать ногу. И тогда он лежит и ждет, когда же внучка придет ему на помощь!
Нелегко было Ренате заставить себя подняться на ноги, но в конце концов, вооружившись фонариком и обув резиновые сапоги, она вышла из дому. На пороге остановилась и прислушалась. Звякнула рядом цепь: их пес Барсас выглянул из будки.
"Раз не лает, значит чужих нет!" – подумала Рената и пошла смелее к погребу, подсвечивая себе путь.
Спустилась, заглянула в это всегда холодное помещение с полками по бокам и углублением для картошки и других овощей в конце.
Дед сидел на стуле прямо под горящей лампочкой спиной к Ренате. Сидел неподвижно, из-за чего девочка подумала, что он мертвый. Затаив дыхание, она обошла его и присела перед ним на корточки, вглядываясь в опущенное лицо.
– Деда, ты умер? – спросила испуганным голосом.
Йонас вздрогнул, голова его приподнялась. Он открыл глаза и тут же из его руки выпал на пол погреба пустой граненый стаканчик. Выпал и покатился, цокая гранями о твердый, затоптанный до блеска пол.
– Что? – вырвалось у деда Йонаса.
– Ты не умер? – прошептала внучка.
– Я не умер, – затряс головой дед. – Йонасы не умирают. Я просто заснул… Извини!
Она взяла его за руку и повела к ступенькам.
Дед потом еще несколько раз извинялся.
Пояснил, что в тот вечер выпил последний стаканчик бабушкиной наливки, и так ему грустно стало, словно снова и в этот раз уже точно навсегда попрощался со своей Северюте. Решил сидеть в погребе, пока не придет смерть, забыв о внучке. А вместо смерти пришел сон, а потом пришла и внучка, перепуганная и бледная.
– А у вас есть пирожки с яблоками? – спросила, обернувшись к официантке, Рената.
– Есть с клюквой и с черникой, – ответила белокурая девушка официантка. – Будете брать?
Рената отрицательно мотнула головой.
Мелькал по обе стороны дороги зимний лес. Высокие сосны стояли, упершись кронами в небо, и их стволы казались натянутыми струнами огромной арфы. Дотронься и сразу зазвенят!
Рядом на пассажирском сиденье – пакет с продуктами из супермаркета. На полу под сиденьем – еще один. Запас на две кухни.
Свернула с асфальта на мерзлую укатанную гравийку. Тут уже маленький красный "фиат" сбавил скорость. Осталось позади старинное кладбище за деревянным забором. Снег перед его воротами и калиткой лежал нетронутый. Никто после того, как он выпал, к давно умершим не наведывался.
Дальше два новых деревянных дома, построенных на месте старых хуторских, на том же фундаменте. Так тут принято. Потом лесок и еще один хутор, только тот уже посовременней, целая ферма! Там и коровник, и свинарник, и два трактора.
Мерзлая укатанная боковая гравийка повернула к этой ферме, а Рената поехала дальше. По ее личной дорожке, по колеям, выдавленным в осевшем снегу колесами ее маленькой машинки. Еще пять километров, и она дома. Дома у себя и дома у деда Йонаса. Их "дома" под одной крышей. Просто один смотрит окнами на север, а второй – на юг.
Пес Барсас выскочил из будки и завилял хвостом, завидев знакомую машину. Маленький красный "фиат" остановился у амбара.
Рената занесла пакеты в коридор. Разулась. Один пакет оставила у зеленой крашеной-перекрашеной двери деда. Второй занесла к себе.
"Надо будет что-то вкусное на ужин приготовить и деда позвать!" – решила она.
Вернулась в коридор, постучала в зеленую дверь, толкнула ее. Дверь отворилась.
– О! Приехала! – обрадовался Йонас. – Какие в мире новости?
– А что, надо было газеты купить? – спросила Рената, пытаясь вспомнить, просил ли ее об этом дед.
– Нет, зачем мне газеты! Что там в городе? Может, что-то новое видела? Может, построили что-нибудь?
– Нет, – на ходу ответила Рената. Занесла пакет с едой на кухню, разложила покупки на столе. Часть в холодильник спрятала, часть – в шкафчик у плиты.
– Все по-прежнему. Ничего нового! Вспоминала там бабушкины пирожки с яблоками…
– Да, – дед кивнул, – пирожки… Свозишь меня как-нибудь туда, в город. Давненько не был.
– Конечно! Ты сегодня вечером у меня поужинаешь?
– О! А я думал тебя к себе позвать! – признался дед.
– Ну тогда давай я ужин приготовлю, а есть будем у тебя! Хорошо? – предложила Рената.
– Тебе надо в политику идти, – усмехнулся дед. – Согласен. А что приготовишь?
– Еще не знаю, но постараюсь что-нибудь вкусное! – пообещала Рената.
Она вернулась к себе.
Задумалась о Витасе. Вспомнила недавнюю "Шенгенскую ночь", вспомнила гостей и веселую атмосферу ожидания от полночи чуда. Ингрида и Клаудиюс уже в Лондоне, Барбора и Андрюс в Париже. Витас сказал, что они ему уже звонили. Они в восторге. У них все отлично!
Может, если бы Витас принес ей билеты на поезд или на самолет и стоял бы над ней, пока она не соберет вещи, тогда бы и они уже были сейчас где-то в Италии. Но Витас практичный, он все-таки ветеринар. Он решил, что они поедут на ее машине. А ехать надо через всю Европу. Машина маленькая, слабенькая. Довезет ли? Но даже не это главное! Зачем? Что делать им, литовцам, в Италии? Посмотреть на Рим и Венецию? Да. А потом?