Потом вдруг случилось неожиданное. Шейнер Рейзл опять вышла замуж. В их городе появился человек, который организовал производство пластмассовых стаканчиков. Стаканчики были очаровательными и даже вблизи очень похожи на дорогой хрусталь. Только взяв в руки, можно было по весу догадаться, что они все-таки не хрустальные. Ими время от времени торговали какие-то молодые люди прямо на улице с переносных лотков. Люди расхватывали их мгновенно и уж, конечно, не задавались вопросами, кто их выпускает и на законном ли основании. А как оказалось потом, их выпускала подпольная мастерская, под руководством этого самого приезжего человека, который очевидно приехал в их город, убегая от всевидящего ока ОБХСС. Наверное, он хотел просто отсидеться здесь в глуши в безопасности, но его деятельная душа и коммерческий талант не выдерживали даже недолгого бездействия, и он снова пустился во все тяжкие. Какое-то время, стаканчики проходили незамеченными, но потом чье-то бдительное око остановилось на них, и все закончилось. В местной газете появилась торжествующая статья о том, как был разоблачен подпольный коммерсант и как все его оборудование и товар были конфискованы и уничтожены. Возможно, правоохранительные органы и торжествовали, но простые люди только пожимали плечами и недоумевали. Кому они мешали эти стаканчики. Наоборот все с удовольствием покупали их в неизбалованном дефицитом городе. Они были такой красивой и полезной в хозяйстве вещью, а что теперь? Ну, уничтожили их производство, и кому от этого стало лучше? Назначили бы ему лучше какие-нибудь налоги, что ли и пусть бы дальше работал, зачем же уничтожать. Но на дворе тогда стояли семидесятые годы. До перестройки и первых кооперативов было еще далеко, и талантливому дельцу пришлось срочно уносить ноги. Но в этот раз он, по-видимому, решил кардинально изменить свою судьбу и перебраться туда, где нашлось бы законное применение его талантам. Единственной страной, куда была возможность уехать на постоянное место жительства, не угоняя самолет и не пересекая вплавь Черное море, был Израиль. Почему-то туда стали потихоньку отпускать евреев, но далеко не всех, а только тех, у кого там были прямые родственники, то есть, родители или родные братья и сестры. И вот тут вдруг оказалось, что у Шейнер Рейзл есть в Израиле родная сестра, одинокая старая дева, которая уже давно окольными путями пересылала ей письма и вызовы и звала к себе. Разумеется, та скрывала сестру, как могла, но каким-то образом незадачливый коммерсант все же узнал о ней, и предложил Розе выйти за него замуж и вывезти его в Израиль. Непонятно, почему она согласилась. Всю жизнь ведь была такой преданной коммунисткой, а тут вдруг положила на стол партбилет и подала заявление на выезд вместе с мужем. Ему, видно, оформление документов стоило больших денег, потому что все было сделано очень быстро. Пока неповоротливая правоохранительная система сообразила выписать ордер на его арест, они с Розой уже больше недели были в Израиле. Так как других родственников не имелось, к бабушке заявился какой-то милиционер с повесткой от прокуратуры. Прочитав бумагу, бабушка пожала плечами и саркастически спросила у растерявшегося посыльного, не собирается ли он посадить ее вместо сбежавшего афериста, который даже не является ее родственником. Тот еще поспрашивал, куда и когда уехал получатель повестки, как будто это могло ему помочь, и ушел. На том дело и кончилось.
Потом несколько лет они о Розе ничего не слышали и даже решили, что она навсегда исчезла из их жизни. И вдруг от нее пришло письмо. В нем она рассказывала, что они с мужем поселились у сестры в каком-то загадочном месте, которое называлось мошав. Муж ее снова занялся бизнесом. В Израиле, конечно, есть все, но ему удалось выяснить, чего же там все-таки не хватает. Оказалось, что там не шьют кожаных чехлов для музыкальных инструментов. Казалось бы, кому бы пришло в голову обратить внимание на такие вещи, а вот ему пришло, потому что у него был коммерческий талант. И вот он открыл мастерскую по пошиву кожаных чехлов, а потом еще и еще, и теперь он хорошо зарабатывает и ему не нужно бояться ОБХСС. А еще она написала, что высылает им посылку и, если они не против, будет время от времени посылать им подарки, так как сестра ее умерла, и других родственников у нее нет.
Мама и бабушка долго обсуждали это письмо. Конечно, получать посылки из-за границы было очень заманчиво. В стране полнейшего дефицита любая импортная вещь вызывала зависть и стоила на толчке очень дорого. Но, с другой стороны, посылки ведь будут приходить не откуда-нибудь, а из самого Израиля. Вот уж, кто точно не пользовался в Советском Союзе популярностью, и мало, кого клеймили так яростно, как эту страну. Это был самый страшный и бесчеловечный агрессор, из всех когда-либо существовавших в мире. Да ведь Израиль только и делал, что угнетал несчастных арабов, развязывает кровавые войны против них, да еще и умудрялся побеждать. По телевизору и на всяких собраниях то и дело выступали люди, которым партия доверила побывать в арабских странах и которые с самым праведным гневом описывали, как издевается этот злобный Израиль над бедными Иорданией. Сирией, Египтом, Ливаном, Ливией и еще несколькими десятками беззащитных арабских стран. Правда, некоторые здравомыслящие люди все-таки недоумевали, как может такая крохотная страна, которая на карте изображалась всего лишь точкой, издеваться над занимающими огромные территории и пользующимися безграничной военной и экономической помощью Советского Союза и других братских стран, арабами, но на то они и были здравомыслящими людьми, чтобы помалкивать. Также очень распространены были выступления ученых, музыкантов, артистов еврейского происхождения, которые тоже гневно клеймили агрессора, и выражали желание собственными телами закрыть от пуль беззащитных арабских детей, а потом дома, закрыв двери и окна, слушали "Голос Израиля" и, узнавая о новых победах израильтян, гордились ими. Вообще-то все об этом догадывались, но вслух ничего не говорили, по крайней мере, официально, так как такая уж была эта страна Советский Союз, где никто и никогда не говорил правду, и где прекрасно умели читать между строк и улавливать мысли между словами.
Правда, однажды Юра слышал, как папа, смеясь, рассказывал маме и бабушке об одном их родственнике, который был военным и дослужился аж до подполковника, что для еврея было не так уж просто. Во время какой-то очередной израильской войны, развязанной как обычно самим Израилем, хотя именно на его территорию вторглись объединенные танковые войска десятка стран, у них в части все офицеры побежали, как обычно, записываться в добровольцы в помощь арабам. Никто, конечно, это серьезно не воспринимал, и никуда посылать их не собирался, да им и самим это было надо примерно, как в голову дырка, но так уж было принято в те времена проявлять свою преданность социалистическим идеалам. Пошел и папин троюродный брат. Неизвестно, кто их там записывал, но в тот раз им попался человек с большим чувством юмора. Когда подошла очередь папиного брата, он добродушно его спросил
- Вы что, думаете, что мы записываем добровольцев и в ту и в другую сторону?
Любимым анекдотом советских евреев того времени был такой. Еврей стоит в кабинке телефона-автомата, звонит всем своим знакомым по очереди и говорит:
- Мойша, ты слышал? Мы наступаем.
- Аркадий, мы наступаем.
- Арончик, ты знаешь, мы наступаем.
Возле телефонной будки собирается очередь, самые нетерпеливые начинают стучать ему в дверь. Еврей поворачивается к ним и говорит:
- Слушайте, когда вы наступали в сорок пятом году, мы вам не мешали. Так не мешайте теперь нам.
Но, конечно, все эти анекдоты рассказывали шепотом, и также шепотом произносили название страны Израиль, а вслух это название могли произносить только антисемиты и партийные работники (что, в сущности, было одно и то же) и исключительно во время лекции по международному положению. И произносили они почему-то это название как Израиль, то есть с ударением на последний слог (видно им казалось, что так оно звучит презрительно, а может, даже и оскорбительно, что и требовалось донести до слушателей). И вот в такой обстановке стали приходить эти посылки. Вначале мама и бабушка, которые все еще помнили Сталина, испугались и решили от посылок отказаться. Но тут вмешался отчим (Юрин и Ритин папа тоже умер молодым, видно, такая была судьба у братьев). Отчим был человеком чисто русским, и заячьей крови у него было гораздо меньше, чем у тысячелетиями пуганых евреек, поэтому он веско произнес, что сейчас уже не тридцать седьмой год, и что за посылки их в тюрьму не посадят, а так как начальники они все небольшие, вернее, вообще не начальники, то бояться им практически нечего. На том и порешили, и Юрины и Ритины бабушка и мама стали щеголять в шикарных (по тому времени) синтетических шубах, а Юра и Рита в классных отстроченных брючках и в обуви, чем-то похожей на еще неизвестные в то время кроссовки. Иногда, правда, в посылках приходили и совершенно бесполезные вещи, такие, как например кофейные зерна в вакуумной упаковке. Бесполезные они были потому, что никаких кофемолок в продаже и близко не было, и как размолоть эти зерна никто не знал. Пакеты распаковывали, клали в кухонный шкафчик, и совершенно одуряющий аромат великолепного и недоступного кофе плыл по квартире. Однажды доведенный до отчаяния этим дразнящим запахом отчим схватил молоток и стал дробить поразительно твердые зерна. Он очень долго и старательно измельчал их, но порошка все равно не получилось, а получились твердые и колючие крошки. Их очень долго варили, но они так и не разварились, зато вода в кастрюле стала желто-коричневого цвета, очень напоминающего кое-что другое. Так как продукт уже испортили, решили все-таки выпить этот "кофе", но кроме запаха ничего от кофе в нем не было.