Но и отступать "не разрядившись" тоже обидно: выходит, выбрался из кабины только затем, чтобы еще раз "схлопотать рыжего губошлепа".
- Ну, вот что… - заговорил Шестеркин, разделяя паузами слова и напряженно обдумывая достойный ответ.
И надумал:
- Не хочется мне о тебя руки марать, Магометка косоглазый!
- Как ты сказал?
Хотя не только Ярулла, но и сам Олег Шестеркин понял - правда, позднее, - что "Магометка косоглазый" - слова не просто ругательные, однако в ту минуту…
- …Его счастье, что ножа у меня под рукой не оказалось! - так закончил свой рассказ секретарю райкома Ярулла.
- Нет, это не Шестеркина, а твое счастье, друг ты мой сердечный, Ярулла! - не колеблясь высказал свое мнение Фонарчук.
- А я что тебе говорил? - сказал Михаил. - Не только нож, но и кулак - дело гиблое. И унизительное! Так что скажи спасибо бригадиру.
- А что Донников? - спросил Фонарчук.
- Как двух петухов расцепил их Тимофей Григорьевич. И обложил обоих правильно.
- Лучше помолчи ты, Мишка! - снова закипая злостью, заговорил Ярулла. - Да для Донникова, хочешь знать, не мы с тобой, а эти личахи - ценные люди! Вот! - Ярулла крепко сцепил пальцы рук. - А за Шестеркина бригадир заступился, потому что этот паразит Тимофейкиной жены родной племянник! Про таких у нас в Салавате говорят, что они "как свиньи - из одной посуды кушают"!
- А знаете что, отцы, - неожиданно и неподходяще весело заговорил вдруг Фонарчук. - Это даже хорошо, что скандальчик подвернулся!
- Чего уж лучше, - тоже невольно улыбнулся Михаил.
И только Ярулла помрачнел еще больше…
2
Несмотря на то что Михаил и Ярулла в бригаде Донникова за короткий срок перешагнули из подсобников в подручные, а Громов даже завоевал особое расположение Тимофея Григорьевича за "башковитость" - в любом деле культура работника сказывается, - еще и до скандала с Шестеркиным не так Ярулле, как Михаилу начала претить установка, которую сам Донников охарактеризовал так: "Хорошо тогда работать, когда можно заработать!"
А так как заработок в комплексной бригаде полностью зависел не столько от выполнения, сколько от перевыполнения плана, то иногда как бригадир, так и учетчик "не замечали" мелких огрехов, которые приключались даже не по вине каменщиков, бетонщиков или штукатуров, - мастера-то в бригаде подобрались отменные и как пальцы на руке: все разные, а возьми мизинец - и тот кулаку подспорье. Да только будь у мастера, как говорится, золотые руки, но если не подвезли тебе вовремя и сколько нужно кирпича, цемента или щебенки, - либо на солнышке загорай, либо сам соображай.
- Кто не подвез, с того и спрос. А наше дело маленькое - сдать объект! - с успокоительным равнодушием ответил однажды Донников на замечание Михаила о явно недостаточной засыпке межэтажного перекрытия.
- А вдруг вам, Тимофей Григорьевич, предоставят квартиру на этом этаже?
- Э, милочек, кто из подвала или развалюхи в отдельную квартиру - да еще и со всеми удобствами! - переберется, тот до конца пятилетки будет благодарить: до́ма - нас, строителей, а на собраниях - депутата или горсовет!
И уже окончательно разочаровался Михаил в бригадире после такого случая.
Однажды накануне выходного дня Донников зазвал его и Яруллу к себе в конторку, где уже находились лучший каменщик бригады Константин Узелков, дальний родственник Донникова, бетонщик Александр Распопов и незнакомый парням мелковатый, но осанистый и басистый мужчина с объемистым "двустворчатым" портфелем.
- Дело, мастера, такое, - заговорил чем-то весьма довольный бригадир. - Поскольку завтра у вас день, так сказать, пустой, вот Илья Фаддеевич, товарищ уважаемый, дает вам возможность подколотить за один день, как за полную пятидневку. Какое будет суждение?
- Работенка, как говорится, не пыльная! - многозначительно пробасил Илья Фаддеевич.
- Ну-к что ж, - понимающе сказал Распопов.
- Вот и главное, - поддакнул Узелков.
- Ну, а мы с Михаилом Ивановичем как юные пионеры! - весело отозвался и Ярулла.
И только Михаил промолчал: и слово "подмолотить" слух резануло, да и сам "товарищ уважаемый" чем-то ему не понравился.
Но еще больше не понравилась Михаилу "непыльная работенка": за неполный день, работая, правда, без перекуров, они облицевали кирпичом стенки уже отрытой канавы и зацементировали пол уютного гаражика, находящегося в индивидуальном пользовании некой Валерии Антоновны, не то супруги, не то доброй знакомой Ильи Фаддеевича. Всего вернее, что доброй знакомой, поскольку и по возрасту Валерия Антоновна, наверное, вдвое уступала своему кавалеру, да и проживал постоянно Илья Фаддеевич, как выяснилось, чуть ли не за сто километров, в областном центре.
Да и "одуванчиком" далеко не всякий и тем более солидный товарищ будет величать свою супругу, напоминающую скорее самодовольный цветок гладиолус.
И хотя не только "подмолотили" мастера прилично - двести рублей новенькими десятками благодарственно принял из ухоженных ручек "одуванчика" свояк бригадира Александр Распопов, но и угощение "дорогим труженикам" было выставлено, по выражению благообразно-обстоятельного бородача каменщика Константина Архиповича Узелкова, "как попу после требы", - у Михаила все время нарастало ощущение какой-то приниженности.
А когда весьма довольный и темпами и качеством работы Илья Фаддеевич, открывая на увитой плющом террасе застолицу, провозгласил: "Как водится в этом доме, первую пропускаем за рабочий класс! А в данном случае - за вас!" - Михаила подмывало отозваться дерзостью, но не хотелось портить настроение товарищам. Смолчал.
Но когда, получив от Узелкова по тридцать рублей "на нос", они направились на пляж "освежиться после трудов праведных" и Ярулла, видимо довольный проведенным днем, сказал: "Почаще бы такую… нагрузочку!" - Михаил отозвался с неожиданной для Яруллы злой горячностью:
- Неужели и ты, как выразилась эта почтительная борода, "премного благодарен"?
- Чего ты?
- Не понимаешь?
Михаил остановился. Задержал и Яруллу, ухватив его за рукав.
- А ты знаешь, что ответил своим дочерям Карл Маркс, когда они задали ему вопрос, какое качество он больше всего ненавидит в человеке?
- Жадность небось?
- Нет.
Михаил выдержал настораживающую паузу, а затем отчеканил, разделяя по слогам:
- У-год-ни-чест-во!.. Понял?
- Так то… если бы мы задарма старались, - смущенно отозвался Ярулла.
- Эх ты… суслик!
Больше за всю дорогу до реки друзья не обменялись ни единым словом.
И на пляже раздевались в отдалении друг от друга.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Если поразмыслить, можно прийти к заключению, что фаталистами чаще всего становятся люди ленивые. Или беспутные.
"Нет уж, как ты ни крутись, а от своей судьбы не уйдешь!" - сокрушенно произносит иной незадачливый деятель, оправдывая этим обиходным суждением собственную инертность или безрассудный поступок.
"Тут уж, мил человек, никуда не подашься: значит, было суждено страдальцу не от огня, а от воды погибнуть!" - такое мелко-философское суждение почти всегда можно услышать, когда возле утопленника собирается народ. И даже в том случае, когда "страдалец" ринулся в омут, как позднее выясняется, "по причине злоупотребления спиртными напитками".
А кому не приходилось слышать: "Да-а, такой судьбе можно позавидовать!" Или: "А все она, судьба злодейка!"
И даже к индейке приравнял судьбу некий мыслитель, видимо с гастрономическим уклоном.
И все-таки нельзя отрицать и того, что в жизни каждого человека иногда приключается такое стечение обстоятельств, которое если и не окажется решающим, то может круто изменить ход дальнейших событий.
А бывает - и к нежелательной развязке привести.
Вот и этот случай. Будь бы денек солнечным, работа неотягощающей, а настроение у Яруллы Уразбаева и Олега Шестеркина приветливым, разве могла бы возникнуть столь оскорбительная для обоих перебранка?
А не приключись скандала, разве очутились бы Михаил Громов и Ярулла Уразбаев в обеденный перерыв вместо столовки в кабинете секретаря райкома комсомола Василия Никитовича Фонарчука?
Ну, а чем, как не благоприятным стечением обстоятельств, можно объяснить также совершенно неожиданную для обоих встречу Михаила и Катюши Добродеевой - встречу, которая, на взгляд того же Фонарчука, да и Яруллы Уразбаева, никак не могла способствовать ни возникновению, ни укреплению взаимной симпатии.
Да и весь дальнейший разворот событий, весьма вероятно, показался бы стороннему наблюдателю противоречащим нормальной житейской логике.
Впрочем, еще в прошлом веке мудро и точно определил девичью психологию великий русский поэт:
Кто сердцу юной девы скажет:
Люби одно, не изменись?..
А вообще вся история дальнейших взаимоотношений двух парней и одной девушки легко просматривалась между строк двух писем Катюши Добродеевой к Павлику Пристроеву.
Первое письмо начиналось, как начинаются, очевидно, сотни такого рода писем:
"Дорогой Павлик!
Минуло всего три дня, как мы с тобой расстались, а мне кажется - долгие годы прошли!
Скучно, скучно, скучно!
Пусто, пусто, пусто!
Осень, осень, осень - и на деревьях и на душе!