, если что-нибудь пропало.
– Вот оно что, – медленно проговорил Перельман и характерным жестом ухватил себя за кончик носа. – Вот, значит, до чего дело дошло! Ах мерзавцы! Простите, майор, я могу задать вам один вопрос?
– Разумеется.
– Они.., я имею в виду взломщиков… Они не оставили никакого знака? Ну, какой-нибудь рисунок на стене или на дверях, скажем… Что-нибудь наподобие пентаграммы, а?
– Пентаграммы?
– Ну, такая, знаете, пятиконечная звезда, как ее рисуют дети – не отрывая руки, крест-накрест… И все это обведено окружностью, вписано в нее…
– Так, – медленно, веско сказал майор Круглов. – Я вижу, нам с вами есть о чем поговорить.
– Похоже на то, – согласился учитель истории Михаил Александрович Перельман.
Не говоря больше ни слова, они двинулись к лестнице, которая вела на второй этаж. У них за спиной санитары погрузили на носилки и понесли к дверям длинный тяжелый мешок из плотного черного полиэтилена.
Глава 2
Учитель истории Михаил Александрович Перельман остановился на пороге школьного музея, обвел помещение долгим внимательным взглядом, открыл рот и на одном дыхании выдал чудовищное по своей длине и замысловатости матерное ругательство. Возившийся в углу возле расколотой стеклянной витрины эксперт поднял голову и посмотрел на него с нескрываемым уважением. Перельман перехватил этот взгляд и слегка смутился.
– Простите, – сказал он, – это я от неожиданности.
– Ничего, – сказал майор Круглов, – не стесняйтесь. Я вас отлично понимаю. Зрелище, что называется, не для слабонервных.
– Ну, с нервами у меня все в порядке, – рассеянно откликнулся Перельман и сделал неуверенный шаг вперед. Под его ногой захрустело стекло. – Если бы я был нервным, духу моего здесь давным-давно не было бы.
– В этой школе? – спросил Круглов.
– В этой стране, – ответил Перельман.
Эксперт снова метнул на него взгляд из своего угла, поднялся, закрыл свой чемоданчик и, осторожно переступая через разбросанные по полу предметы, подошел к майору.
– Я закончил, – сказал он. – Ничего интересного обнаружить не удалось. Краска из аэрозольного баллончика – черная, стандартная. Отпечатков уйма – сами понимаете, музей…
– Ладно, Слава, – со вздохом сказал майор, – ступай себе с богом.
– Удачи, – выходя, сказал эксперт Слава.
– М-да, – с сомнением откликнулся майор и повернулся к Перельману. – Итак?..
Перельман вынул из кармана клетчатый носовой платок, протер им очки, снова водрузил их на переносицу и, хрустя стеклом, прошел на середину помещения. Он был бледен, но в остальном держался вполне удовлетворительно. «Впрочем, – подумал майор, – чему тут удивляться? Разгромили все-таки не его квартиру, а всего-навсего школьный музей, к которому он к тому же относился с нескрываемой прохладцей.»
Учитель двинулся вдоль стены, обходя помещение по периметру. Сделать это было довольно затруднительно, поскольку музей превратился в склад поломанной и опрокинутой мебели, битого стекла, сорванных со своих мест раскуроченных стендов и разбросанных повсюду экспонатов. Грубо намалеванная на двери пентаграмма висела над всем этим разгромом, как невиданное черное солнце, и казалась здесь вполне уместной.
Перельман остановился возле разбитой стеклянной витрины, запустил в нее руку и, скривившись, как от боли, вытащил оттуда тяжеленный чугунный утюг – старинный., из тех, которые засыпали раскаленными углями. В витрине что-то жалобно звякнуло.
– Подонки, – сказал Перельман, разглядывая утюг с каким-то удивлением.