Потом Ваби рассказал старому проводнику о событиях дня. Он снова повторил, как они с Родом, в глубине леса, на расстоянии нескольких миль от озера, приняли приглашение троих индейцев и как стали жертвой предательского нападения. Нападение было столь быстро и столь неожиданно, что один из индейцев имел полную возможность сразу же удрать с ружьем Рода, его патронташем и револьвером. В схватке, которая завязалась, Ваби был повержен наземь двумя остальными индейцами, и именно тогда-то, придя ему на помощь, Род получил два жестоких удара не то палкой, не то ружейным прикладом. Целью нападавших было завладеть ружьем Ваби, как они это сделали с ружьем Рода. Но мальчик вцепился в него крепко, и ничто не заставило бы его выпустить из рук свое оружие. Видя это, оба индейца после короткой борьбы быстро скрылись в зарослях, удовлетворившись своей первой добычей.
– Я думаю, – закончил Ваби, – что это люди племени Вунга. Но я спрашиваю себя, почему они с самого начала не убили нас, ведь это так легко было сделать. Казалось, что они это и имеют в виду. Может быть, они боялись мести наших…
Ваби умолк, и в глазах его отразилась внутренняя тревога.
Тогда наступила очередь Мукоки рассказать обо всем, что случилось с ним за день, и об оставленной неведомыми охотниками части убитого ими карибу.
– Любопытная история, – сказал Ваби. – Не думаю, чтобы это были те самые индейцы, которых встретили мы. Но ручаюсь головой, что они принадлежат к той же шайке. Надо полагать, что Вунга имеет в этих краях одно из своих обычных пристанищ. Мы попали в осиное гнездо. Самое лучшее, что мы теперь можем сделать, эго как можно скорее выбраться из этой области.
– Мы послужили бы для них великолепной мишенью, – подтвердил Род.
В самом деле, устроившись вначале в конусе тени, отбрасываемой горой, они были теперь, когда луна поднялась выше, освещены яркими лучами ночного светила, тогда как другой берег руки, напротив, был погружен во мрак.
Тем временем послышался слабый звук, как будто кто-то задел снаружи ветки их хижины. За ним последовало странное фырканье, а потом глухой стон.
– Молчите и слушайте, – приказал Ваби приглушенным голосом. И он раздвинул сосновые ветки, проделал небольшое отверстие и просунул через него голову.
– Олла, Волк! – прошептал он чуть слышно. – Что там такое? В нескольких шагах от хижины к одному из кустов было привязано худощавое животное, которое смутно напоминало собаку. Оно вытянулось вперед, мускулы ног были напряжены, уши настороже.
Присмотревшись к нему ближе, можно было заметить, что это была не собака, а взрослый волк, самый настоящий волк. Взятый в плен еще детенышем, он получил воспитание подлинной собаки, но дикий инстинкт никогда не покидал его. Если бы оборвалась привязь, которая его удерживала, если бы его ошейник соскользнул с шеи, волк одним прыжком очутился бы в лесу и присоединился к стае своих собратьев.
Но пока что волк был здесь. Он дергал за веревку и с полуоткрытой пастью прислушивался к чему-то, подняв кверху морду.
– Совершенно ясно, что-то происходит недалеко отсюда, – сказал Ваби, просовывая голову обратно в хижину. – Что ты об этом думаешь, Муки?
Протяжный и заунывный вой пленного волка прервал его слога.
Мукоки встал с быстротой кошки и, вскинув ружье на руку, выскользнул наружу. Родерик не испугался и продолжал лежать, а Ваби, взяв второе ружье, последовал за Мукоки.
– Оставайтесь здесь и лежите спокойно, – сказал он тихо. – Ваша постель в тени, и пуля не может попасть в вас. По всей вероятности, это просто какое-нибудь животное, напавшее случайно на нашу стоянку. Но все-таки осторожность требует, чтобы мы убедились в этом.
Десять минут спустя Ваби показался снова.
– Ложная тревога, – сказал он, весело смеясь. – Эта первая оленья туша, на которую вчера наткнулся Муки, привлекла, как он и предполагал, нескольких волков. Наш волк почуял своих сородичей и пришел в волнение. Капканы, расставленные Муки, без сомнения, снабдят нас первыми скальпами.
– А где Муки?
– Для большей безопасности он держит караул снаружи и останется там до полуночи. А потом я пойду сменить его. Надо остерегаться вунгов.
Род повернулся не без труда на своем ложе.
– А завтра? – спросил он.
– Завтра мы отправимся восвояси, дорогой дружище. Если только вы в состоянии будете передвигаться… Еще два-три дня мы будем подниматься по течению Омбакики и только тогда устроим более основательную стоянку. Завтра рано утром вы сможете отправиться в путь вместе с Муки, держась этого направления.
– А вы? – спросил Род опечаленным голосом.
– Я? О, я, прежде всего вернусь обратно, чтобы подобрать скальпы тех волков, которых мы с вами убили. Они стоят по меньшей мере вашего месячного жалованья. А теперь повернемся-ка на другой бок. Покойной ночи, Род, и спите крепко. Вам придется завтра подняться спозаранку.
Оба мальчика, истощенные событиями этого длинного и драматического дня, не замедлили погрузиться в глубокий сон. И, когда наступила полночь, верный Мукоки не пошел будить Ваби, чтобы он сменил его на карауле. Часы проходили за часами, а он и не думал отлучаться со своего поста. Потом, при первых проблесках дня, он стал раздувать пламя костра, пока оно не ожило, и, собрав горячие уголья, занялся приготовлением завтрака.
Когда Ваби проснулся, он застал его на корточках за этим занятием,
– Я никогда не думал, – сказал он, и его доброе лицо залилось легкой краской смущения, – что ты сыграешь со мной такую штуку, Муки. Конечно, ты очень добр ко мне, но когда же ты перестанешь смотреть на меня как на маленького мальчика, мой старый друг?
Его рука ласково легла на плечо Мукоки, и старый охотник, повернув голову, взглянул на него счастливым взглядом. Довольное выражение появилось на его суровом, морщинистом от долгих лет, проведенных в Великой Белой Пустыне, лице, изъеденном непогодами и бурями, как дубленая кожа. Ведь он первый на своих плечах таскал маленького Ваби по рощам и лесам. Он первый научил его играм и заботился о нем, когда тот был еще совсем крошкой, и он же приобщил его к нравам и обычаям Пустыни. Когда Ваби отослали в школу, никто не страдал от этой разлуки так, как старый индеец, если не считать маленькой Миннетаки. Для обоих детей он был вторым отцом, одновременно и сторожем и товарищем, внимательным и молчаливым. Прикосновение руки Ваби было для него вполне достаточным вознаграждением за долгие часы бодрствования, и он выразил свою радость двумя или тремя глухими ворчливыми звуками.
– Вы иметь худой день, – сказал он. – Много устать. Мне быть здоров. Не спать для меня лучше спать.
Он поднялся на ноги и протянул Ваби длинную вилку, с помощью которой переворачивал мясо на угольях.
– Вы делать это, – прибавил он. – Я пойти посмотреть капканы. Род также проснулся. Он слышал конец разговора и крикнул из хижины:
– Подожди меня минутку, Мукоки. Я пойду с тобой. Если ты поймал волка, я хочу посмотреть на него.
– Конечно же я поймать волка, – проворчал Мукоки. Родерик не замедлил явиться, совершенно одетый и с лицом гораздо более свежим, чем когда он лежал. Он потянулся перед огнем, вытянул одну руку, потом другую, поморщился от боли и сообщил своим компаньонам, что чувствует себя лучше, чем когда бы то ни было, если не считать довольно сильной боли в левой руке. Короче говоря, он опять стал самим собой, как выразился Ваби.
Итак, они отправились вместе с Мукоки вдоль реки, подвигаясь очень медленно и с предосторожностями. Утро было серое и хмурое, и время от времени начинали летать большие хлопья снега, верный признак того, что к концу дня должна была разыграться новая снежная метель.
Капканы Мукоки были не очень далеко. Громкое ворчание, которое должно было означать удовольствие, вырвалось из груди индейца, и он ускорил шаги.
Род скоро догнал его. Черная масса лежала перед ним на снегу.
– Есть! – воскликнул индеец.
Увидев, что они подошли, черная масса ожила. Она стала биться, задыхаясь в судорогах агонии. Мукоки осмотрел свою добычу.
– Волчица! – воскликнул он.
Взяв в руки топор, который он захватил с собой, Мукоки приблизился к животному, распростертому перед ним.
Род мог теперь видеть, что один из больших стальных зажимов захватил переднюю лапу зверя, а второй погрузил свои зубья в его заднюю лапу. Захваченный таким образом пленник не мог ничего сделать для своей защиты и лежал молчаливый и испуганный, в мрачном спокойствии обнажив блестящую полосу своих белых зубов. Глаза его лихорадочно сверкали от боли и от бессильной ярости, и, когда индеец занес руку, чтобы нанести удар, дрожь ужаса сотрясла все его тело.
Это было страшное зрелище, и Род почувствовал, как в нем поднимается волна жалости, но в ту же минуту он вспомнил об опасности, которой избежал накануне, и о своем стремительном бегстве от волчьей стаи.
Двумя или тремя быстрыми ударами Мукоки прикончил животное. Потом, с ловкостью, характерной для его расы, он вытащил нож и решительным взмахом надрезал кожу вокруг головы волчицы, пройдя как раз под ушами. Легкое встряхивание сверху вниз, потом снизу вверх, потом вправо, влево – и скальп отделился.
Это было сделано так искусно, что Род, сам не сознавая, что говорит, не мог удержаться от восклицания:
– Ты так же скальпируешь и людей, Муки?