В ту ночь я проснулся и увидел, что жены рядом нет. Её вообще не было в квартире. В прихожей горел тусклый свет, но на кресле не было халата Береники, так же, как и её туфель в прихожей. Ругаясь про себя, я вышел на лестницу. Твою мать я нашёл этажом ниже – у двери той самой квартиры, в которой жил алкоголик со своей собакой. Береника стояла, вплотную приблизив лицо к двери, и тихо шептала что-то очень ритмичное, похожее на мантру. Услышав мои шаги, она сделала мне рукой предупреждающий знак – мол, не мешай. Я стоял на лестнице ещё минут десять, вслушиваясь в быстрые непонятные слова. Наконец Береника замолчала, и минут пять стояла молча, прислушиваясь то ли к себе, то ли к тому, что происходит за дверью, а затем повернулась ко мне. "Всё, собака умерла", – сказала она. Мы молча поднялись к себе в квартиру, и я не выдержал – задал твоей матери вопрос, который уже давно вертелся у меня на языке: "Ты что, колдунья"? В ответ Береника рассмеялась. Она смеялась так весело и беспечно, что я тоже улыбнулся. Но вдруг она вмиг посерьезнела. "Саша, рано или поздно, но это всё равно выйдет наружу. Так лучше я скажу тебе сама. Я не колдунья, хотя мне известна и белая, и чёрная, и боевая магия, и много чего ещё. Я – эльфийка".
Не скажу, что я был счастлив услышать такое.
Утром к нам прибежала сияющая соседка снизу и сообщила, что ночью собака околела и теперь можно без страха входить в подъезд.
Старухи-сплетницы, завсегдатаи дворовых лавочек, после случившегося всё время шипели вслед Беренике: "Ведьма". Но когда у одной из этих старух внук, просидев без перерыва за компьютером часов десять, упал со стула и у него изо рта пошла пена, а "Скорой" всё не было, бабка бросилась именно к Беренике.
– Я посмотрю, что можно сделать, – сказала твоя мать, доставая коробочки с какими-то снадобьями, – но ничего не обещаю: я не врач.
Ей удалось привести мальчика в чувство к приезду "Скорой", после чего молва о ней, как о "ведьме" только усилилась. А когда Береника умерла, – отец на секунду запнулся, – когда она умерла, те же самые старухи говорили, что это Бог покарал её за колдовство, – отец невесело усмехнулся.
– Ну, так вот, вскоре после свадьбы оказалось, что у нас будет наследник, – продолжал Александр Яковлевич. – Береника была очень рада, но всё же временами на неё нападала печаль и её настроение быстро менялось, но я тогда не придавал этому значения – я думал, что это так со всеми беременными.
Через пять дней после твоего рождения вас с матерью выписали из больницы, – не моргнув глазом, соврал отец, решивший не рассказывать сыну всей правды о побеге его матери из роддома. – Береника была тиха, грустна, задумчива и не спускала тебя с рук, – продолжал он. – На седьмой день твоей жизни она сказала мне: "Саша, мне нужна твоя помощь. Сядь в это кресло и держи ребёнка прямо перед собой. Что бы ни случилось – не произноси ни звука. Ничего не бойся, ничему не удивляйся".
Я сел в кресло, держа тебя перед собой. Твоя мать села в стоящее напротив кресло, положила на колени руки ладонями вверх, и тихо, быстрой скороговоркой зашептала какие-то слова на незнакомом мне языке. Довольно продолжительное время ничего не происходило.
Вдруг от ладоней Береники вверх, к потолку, полился мягкий ровный свет. От неожиданности я чуть не закричал, – усмехнулся отец. – Воздух в комнате стал густым, насыщенным, тяжёлым, энергия, исходящая от рук Береники, становилась все более и более ощутимой. То тут, то там в воздухе на мгновение вспыхивали и тут же гасли крохотные разноцветные пульсирующие искры.
Береника шептала всё быстрее, ритмичнее, и тут прямо из воздуха на её ладони опустился изящный чёрный кубок, весь покрытый какими-то узорами, символами и знаками. У меня округлились глаза и отвисла челюсть. Закрыв глаза, твоя мать поднесла его к губам, коснулась края – и тут как полыхнуло из кубка! Белый язык пламени взвился, осветив всю комнату, метнулся к тебе, коснулся твоего лица и тут же потух. Мгновенно исчез и кубок.
Я, с трудом приходя в себя, сидел в тишине минут десять, но ничего не происходило. Встав и положив тебя в кроватку, я подошёл к Беренике, которая сидела, откинув голову на спинку кресла. К моему ужасу, она была мертва.
Александр Яковлевич замолчал. Влад тоже молчал, изо всех сил пытаясь найти хоть какое-нибудь разумное объяснение услышанному.
– Позже я нашёл на столе оставленную Береникой записку, – сказал, наконец, отец, протягивая сыну пожелтевший от времени листок бумаги.
Мальчик развернул его и прочитал: "Саша, когда ты прочтёшь эту записку, меня уже не будет в живых. Я не могу объяснить тебе причину, но так надо. Большего я сказать не могу. Позаботься о Владе. Когда придёт время, вас найдут люди из моего народа – эльфы. И тогда наш сын должен будет сам решать, в каком из миров ему жить – в мире лердов – так мы, эльфы, называем ваш мир – или в моём мире – мире эльфов. Записку уничтожь и никому никогда не рассказывай о том, что случилось. Это очень важно. Береника".
Ниже Владислав увидел постскриптум: "Браслет спрячь. Когда придёт время, отдашь его людям из моего народа".
Мальчик молча опустил записку на колени.
– А теперь, – сказал отец, забирая хрупкий от времени листок из рук сына, – теперь пришло время выполнить просьбу твоей матери.
И прежде чем сын успел ему помешать, Александр Яковлевич чиркнул зажигалкой и поднёс листок к вырвавшемуся языку пламени.
– Владислав, – сказал отец, – ты должен молчать о том, что сейчас слышал, и о том, что прочитал в записке. Я не знаю причин, по которым всё это нельзя разглашать кому бы то ни было, но они, несомненно, есть. Обещай, что будешь молчать об этом.
Влад молча кивнул, решая про себя, кто же из них двоих сошёл с ума, а Александр Яковлевич продолжал:
– Это время, о котором говорила твоя мать, пришло, хотя я изо всех сил надеялся, что оно не придёт никогда. Вот уже больше двух недель я встречаюсь по вечерам в городе с эльфами, и они уговаривают меня…
В дверь позвонили. В вечерней тишине звонок прозвучал неожиданно и тревожно.
Отец и сын переглянулись. Поколебавшись, Александр Яковлевич встал и открыл дверь. Влад с дивана, на котором он сидел, не видел, кто стоит за дверью.
– Входите! – раздался холодный голос отца. – Я как раз с сыном разговариваю.
В квартиру вошли двое. Вместе с ними ворвался лёгкий аромат лаванды.
Высокий светловолосый кареглазый молодой мужчина лет тридцати трёх был одет в тёмно-синие джинсы и лёгкий чёрный свитер. У его спутницы, которая рядом с ним казалась совсем юной, были длинные тёмно-русые волосы, уложенные в высокую причёску. Её нельзя было назвать красавицей, но бледное, выразительное, с тонкими, чуть неправильными чертами лицо притягивало. Особенно хороши были яркие зелёные глаза, над которыми разлетались тонкие, с изломом, чёрные брови. На вид незваной гостье можно было дать не более двадцати – двадцати двух лет. Хрупкая на вид, она была пронизана какой-то внутренней силой. На девушке были широкие тёмные брюки и серый джемпер с длинными рукавами.
Эти двое ничем особенным не выделялись. Встретив таких на улице, пристального внимания на них не обратишь: люди как люди.
– Здравствуй, Владислав! – приветливо поздоровалась девушка, и по голосу, высокому и мелодичному, Влад узнал недавнюю ночную незнакомку.
Мужчина молча кивнул в знак приветствия.
Отец сухо предложил гостям присесть. Те сели, Александр Яковлевич тоже опустился на стул, и в комнате повисла довольно продолжительная пауза. Наконец девушка спросила, обращаясь к отцу Влада:
– Вы уже рассказали ему о том, что…
Отец кивнул в ответ. Незнакомка повернулась к Владу:
– Владислав, меня зовут Лея, – сказала девушка, – а это, – она указала на своего спутника, – Аретт. Мы – эльфы. Ты тоже наполовину эльф. Люди из нашего мира следили за тобой с самого твоего рождения. И теперь, когда тебе почти тринадцать лет – по меркам мира лердов – ты, как и любой, в жилах которого течет эльфийская кровь, должен сделать свой выбор: в каком из миров тебе жить…
Влад уставился на незнакомку. Чистейший, на удивление правильный русский язык. Ни малейшего намёка на акцент.
– И где же вы так замечательно выучили русский? – язвительно спросил он её.
– Для этого у нас существуют специальные методики, – не моргнув глазом, спокойно ответила Лея.
– Я… вам… не верю! – с трудом выдавил из себя Влад. – Вы говорите, что вы – эльфы. Докажите это.
Лея слегка улыбнулась и обвела глазами комнату. Владу показалось, что от правой руки девушки исходит какое-то слабое, едва различимое сияние. Гостья остановила взгляд на тяжеленном старом утюге, стоявшем в углу, и под её взглядом он тут же взмыл под потолок. Владислав ахнул и, прижав руки ко рту, наблюдал за тем, как старая железяка на сумасшедшей скорости летает под потолком. Наконец минуты через три утюг плавно опустился в тот самый угол, где он и стоял раньше.
– Элементарная левитация, – тихо сказала девушка.
Владислав посмотрел на отца. Тот был бледен. Очевидно, порхающий под потолком утюг впечатлил и его.
– Ну, хорошо, – прошептал всё ещё не пришедший в себя Влад. – Будем считать, что я уже сделал свой выбор. Я остаюсь здесь. Не хочу я – к вам. Мне и здесь хорошо.
– Ну вот, всё и решилось! – быстро и радостно сказал отец.
– Нет, – ответила Лея. – Для того, чтобы сделать свой выбор, ты должен узнать, что собой представляет мир эльфов. Ты ведь пока знаешь только о том, что собой представляет жизнь в мире лердов, и не можешь выбирать объективно. Мы пришли, чтобы сопроводить тебя в наш мир. Сейчас там собираются все эльфы-полукровки, рождённые в мире лердов, чтобы решить свою судьбу. Собирайся, Влад…