Анри Труайя - псевдоним Льва Тарасова. Он родился в Москве в армянской семье в 1911 году, с 1917-го живет во Франции. Анри Труайя стал популярным писателем, он лауреат нескольких почетных литературных премий, в том числе Гонкуровской (за роман "Паук", 1938).
Трилогию А. Труайя "Семья Эглетьер" критики назвали "одним из наиболее читаемых произведений французской литературы". В ее третьей, завершающей книге молодые Эглетьеры уже прочно стоят на ногах и создают собственные семьи. Конфликт поколений становится все острее. Франсуаза, Даниэль и тетя Мадлен пытаются соединить разорвавшиеся нити…
Анри Труайя
КРУШЕНИЕ
I
Двадцать минут одиннадцатого. С каждым днем он встает все позже! Как, вообще, можно спать под стук ее пишущей машинки? Конечно, ему ужасно тесно в этой крохотной передней, где нет даже окна. "Подергать его за ноги, или пусть спит дальше?" - колеблется Франсуаза, глядя на дверь в прихожую. Желтая краска в самом центре стены вздулась и начала осыпаться. Франсуаза пожалела, что, делая ремонт, не выбрала другой цвет: к примеру, бледно-голубой или миндально-зеленый. Ее пальцы вновь прикасаются к клавиатуре. "В половине одиннадцатого я его растолкаю!" Текст, который Франсуаза перепечатывает для фирмы "Топ-Копи", оказался, как обычно, таким нудным, что она больше не пытается вникнуть в его смысл - какие-то юридические выкладки, перемежающиеся колонками цифр. Она обещала все сдать до двенадцати. Александр сейчас в кафе - корпит над своими переводами, сидя за столиком. Впрочем, ему всегда нравилось писать среди гула голосов и мелькающего взад-вперед люда. Он ненавидит условности и старается не создавать себе комфортных условий для работы.
А погода все-таки улучшается. Солнечный луч проскользнул в комнату. Резной орнамент на двери засиял, словно облитый медом. Дверная ручка из белого фаянса поворачивается вокруг своей оси. На пороге возникает Николя - лицо заспанное, волосы темным вихром вздыблены на макушке, взгляд отсутствующий. На нем старая, с обтрепанными обшлагами пижама Александра. Расстегнутая куртка свободно болтается вокруг тела, пижамные штаны почти сползли с бедер. При каждом шаге Николя рискует потерять их окончательно. Случись это на самом деле, Франсуаза смутилась бы гораздо сильнее, чем он. Она подозревала, что он абсолютно лишен чувства стыда. Как и его отец. Но если у Александра презрение к предрассудкам было, как ей казалось, результатом долгих размышлений, то у Николя всем руководил инстинкт. Зевая, он прошествовал в совмещенную с кухней ванную, чтобы умыться.
- Ты знаешь, который теперь час? - крикнула Франсуаза.
- Нет.
- Половина одиннадцатого.
- Угу.
- Как только будешь готов, убери постель.
Николя молчит.
- Убери постель! - повторяет она.
- Ладно, понял.
- И давай-ка поторопись!
- Поторопись-поторопись, ты еще хуже матери.
Франсуаза усмехнулась при мысли, что он мог сравнить ее со своей матерью, ведь она всего на три года старше его. Водопроводные трубы загрохотали: Николя включил душ. Сквозь шум падающей воды ей было слышно, как он что-то напевает. Наконец Николя вышел: пижама местами прилипла к плохо вытертому телу, в волосах поблескивают капельки воды. Бросив на него быстрый взгляд, Франсуаза продолжает печатать.
- Ты сделаешь мне кофе? - спрашивает он.
- Не могу, я очень тороплюсь.
- От тебя дождешься.
Николя разворачивается и идет на кухню. Слышно, как он пытается одну за другой зажечь спички. Одна, две… десять. Франсуаза с трудом заставляет себя не вмешиваться. Звякает посуда.
- Франсуаза, где сахар?
- Ищи!
Хлопает дверца шкафчика. Николя нервничает.
- Вот черт! Никогда его нет на месте! Скажи, куда ты его задевала на этот раз? Ой, молоко убегает!
Тут уж Франсуаза вскакивает и опрометью бежит на кухню. Там все в порядке, он ее обманул. Наблюдая за ней, Николя хохочет, Франсуаза тоже начинает смеяться. Дав ему пинка, она забирает у него из рук кастрюлю, а затем наливает кофе в большую кружку. Николя пьет стоя. Ей хочется сделать ему бутерброд, но она сдерживает себя.
- Поможешь мне убрать постель? - с полным ртом бормочет Николя. В его глазах цвета жженого сахара читается просьба. Франсуаза сдается.
- Нет, так я никогда не закончу к двенадцати! - восклицает она.
Вместе они входят в прихожую. Рядом с лежащим прямо на полу матрасом валяется детектив. Чуть в стороне стоит полная окурков пепельница. Франсуаза начинает срывать с постели одеяло и простыни. Николя озадачен ее энергичными действиями.
- Ты прямо как ураган.
- Зато ты что-то уж больно спокоен. Надеюсь, ты будешь более бодрым, когда пойдешь устраиваться в магазин кожаных изделий.
- Какой магазин кожаных изделий?
- Тот, из объявления в газете.
- Ох уж эти мне газетные объявления! Я в них больше не верю - придешь, а место уже занято.
- Потому что ты слишком поздно приходишь.
В течение двух месяцев Франсуаза выискивала для него в газетах предложения о найме на работу. Николя же таскался на эти собеседования со все возрастающим чувством отвращения. Видно, нанимаясь на работу, он выглядел таким унылым, что ни у кого не возникало желания его взять.
Чтобы освободить проход, они поставили матрас вдоль стены, водрузили на него сложенные простыни и все это прикрыли одеялом. Затем Франсуаза опять села за машинку, а Николя пошел одеваться в прихожую.
- Тебе какая из моих теннисок больше нравится, голубая или красная? - спрашивает он.
- Красная, - откликается Франсуаза и делает опечатку.
Двадцать минут двенадцатого. Она закончила. Фирма "Топ-Копи" располагается на бульваре Бертье, надо ехать через весь Париж.
- На завтрак у нас ничего нет, - предупреждает Франсуаза. - Купи фаршированные помидоры и ножки в сухарях.
Николя скривился.
- Ты что, больше не любишь ножки в сухарях? - удивляется она.
- Люблю, когда они стоят на столе. Но если надо за ними идти…
- Тебе и так нечего делать, а ты еще пререкаешься. Да, не забудь еще хлеб. И накрой на стол.
Николя встал перед ней как истукан. На нем была голубая тенниска. Наверно, потому что она сказала ему, что ей больше нравится красная.
- Зачем мне бегать в поисках работы, когда ты можешь прямо сейчас нанять меня в домработницы. У тебя есть деньги?
Она открыла сумочку, достала десятифранковую купюру и тут же спохватилась:
- Вчера я тебе давала пять франков на хлеб. Сдачу ты мне не вернул.
- Точно. Совершенно забыл, подожди секунду.
Николя роется в карманах с честным и деланно озабоченным видом.
- Куда же я мог их задевать?.. - бормочет он. - А, вспомнил! Я купил сигареты.
- Ничего себе!
- Как только я начну зарабатывать на жизнь, я все тебе возмещу, - с пафосом произносит он.
- Нельзя так много курить!
- Почему? Посмотри на моего отца.
Франсуазе казалось, что в последнее время Николя доставляет особое удовольствие употреблять в разговоре слово "отец". Видимо, это было для него своего рода компенсацией. Она протянула ему десять франков, мельком глянула на себя в зеркало, открыла дверь и стремглав понеслась вниз по лестнице.
Директор "Топ-Копи" был с ней крайне обходителен и в обмен на напечатанное вручил рукопись, состоявшую из двухсот страниц. Она покинула офис очень довольная - сдав одну работу, можно было сразу же приниматься за следующую. За две недели она получит четыреста пятьдесят франков. Своего рода рекорд! Когда Франсуаза выходила из метро на станции "Бак", солнце ослепило ее. Было уже начало октября, а лето все еще продолжалось. На улице царило веселое оживление. Она шла прямиком в кафе "Обриан", в котором обосновался Александр. Ей нередко приходилось вот так заходить за ним в это кафе, поскольку он совершенно забывал о времени. Александр, как обычно, сидел за своим столиком в глубине зала. Перед ним стояла чашка кофе со сливками. Его бумаги были разложены и на приставном столике, и на диванчике. Русско-французский и франко-русский словарь служил ему подставкой для пачки сигарет, пепельницы и большой коробки хозяйственных спичек. Александр писал. Пепел с его сигареты падал на лацкан пиджака.
- А, это ты, - пробормотал он, заметив, что Франсуаза садится рядом с ним.
К их столику подошел официант, чтобы принять заказ.
- Нет, спасибо, ничего не надо. Мы сейчас уходим.
Официант отошел. Александр прочел несколько строк в лежавшей слева от него русской книжке и, немного подумав, начал быстро писать. На губах у него появилась заговорщическая улыбка. Франсуаза смотрела на эту сильную, с выступавшими венами руку, которая скользила по бумаге. Усердие Александра ее забавляло. То, что он был ее мужем, порой все еще казалось ей невероятным.
- Тебе много осталось? - поинтересовалась она.
- Нет-нет…
- У Николя встреча в половине третьего на рю де Пирамид. Может, хоть с этим магазином кожаных изделий что-нибудь выгорит.
- Как же, надейся!
Она взглянула на Александра с удивлением. У него на лице было то же выражение довольного жизнью лодыря, что и у его сына.
- Один шанс из тысячи, - продолжал Александр. - Лучше бы он от моего имени зашел к Брекошону.
- К кому?
- К Брекошону. Я тебе сто раз о нем говорил. У него книжный магазин на бульваре Сен-Жермен. Я тут недавно его встретил, и он дал мне понять, что у него могла бы найтись работа для Николя.
- И ты только сейчас мне об этом говоришь?! - воскликнула Франсуаза. - Но ведь это же так важно, Александр!