Конечно, потом было много всяких разговоров и предположений о том, что же такое на площади случилось и от кого именно и за что пострадал Козленков. Многообещающая версия терроризма никаких фактических подкреплений не получила: ни оружия не осталось никаких следов, ни взрывчатки, на худой момент хоть какого-нибудь топора или дубины отметин – и тех не было, да и мэр, к огорчению многих, ничуть не пострадал, хотя и считает себя с тех пор жертвой несостоявшегося покушения и без пяти минут мучеником. Версия с бандитским нападением тоже не прокатила: бандиты – публика серьезная, одним пенделем они не ограничиваются. А никаких других повреждений, кроме сотрясения, ушиба макушки и мягких частей тела в районе копчика, врачи на Козленкове не обнаружили. И кровь на месте происшествия оказалась исключительно преступной. И никаких следов сообщницы-шахидки, которую вроде как видел шофер мэра, тоже не осталось. А больше шофер толком ничего и не увидел. И потерпевший, как назло, ничего вспомнить не мог, весь находясь в ретроградной амнезии.
Еще за несколько дней до происшествия из дурки в соседнем районе сбежал больной Гречихин, который два года назад случайно убил из ружья свою беременную жену, после чего и обезумел, – тоже возможный вариант, тем более что на убийство тогда выезжали двое, в том числе и Козленков, – да вот только больного на следующий день у своего дома нашли, где он сидел и рыдал, – а это концы хоть и обозримые, но весьма неблизкие, и больной должен был резвым конем скакать, чтобы всюду успеть.
А воссоединившиеся вновь Юля и Василий, естественно, молчали – очень им надо, чтоб их к этому делу припахивали!
И следствие, как говорится, зашло в тупик. Там мы его и оставим.
Однако странный какой-то человек с тех пор, по слухам, стал появляться в самых разных уголках нашей по-прежнему не малой страны. Кривоватый, лысый, незнамо как одетый. И где бы он ни появился – всегда почему-то в итоге оказывался бит. Чего уж он там кому показывал или говорил – неизвестно, но били его многие. Били милиционеры, на которых он действовал, как красное знамя на быка, охранники били и телохранители, откровенные бандиты и начинающие хулиганы, представители всяких молодежных группировок – начиная от скинхедов и футбольных фанатов и заканчивая новыми комсомолистами, защищающими власть непонятно от кого, но понятно – за что, развлекающиеся отморозки били и рыночные торговцы, бойкие менеджеры и спивающиеся крестьяне, вездесущие чиновники и гуляющие студенты, старослужащие разных родов войск при молчаливом одобрении, а то и участии офицеров, хозяева и хозяйчики, шоферы и врачи, бомжи и домовладельцы, решительные женщины разного достатка его поколачивали, воинственные старухи и старики, разного толка сектанты и даже трое крепких священнослужителей, которым он препятствовал погрузиться в собственный "Мерседес", чтобы отправиться на освящение не то нового торгово-развлекательного центра, не то поля для гольфа, не то казино. В общем, многим он как-то сразу становился поперек горла, многих чем-то так сильно раздражал, что они совершенно не могли с собой совладать. И всякий раз при этом вроде бы находилась добрая душа из прохожих или проезжавших, которая останавливалась, присаживалась рядом, отирала кровь, утишала боль, оттаскивала в безопасное место или помогала встать и вела к ближайшей лавочке, в больницу либо даже к себе домой. И тоже это были самые разные люди – молодые и не очень, менеджеры и крестьяне, военнослужащие и шоферы, врачи и студенты, даже милиционеры среди них встречались, правда, в цивильное на момент такого поступка одетые, без формы. Но чаще всего это были все-таки просто женщины.
И вот что еще в долетающих слухах прослеживается: били его частенько целыми группами и компаниями, а добрая душа всегда находилась одна. В крайнем случае – две. Не больше.
История третья, космическая,
затеялась ровно в тот момент, когда Елена Петровна Горбоносова по прозвищу Трещотка, выйдя утром по нужде на двор, обнаружила там мужа Егора с железным ведром на голове. Муж стоял неподвижно, даже руками не шевелил. Словно его давно уже обездвижили с какими-то нехорошими целями. Естественно, Елена Петровна сразу заподозрила самое худшее.
– Караул, грабят! – прошептала она и со страхом огляделась.
Кроме нее и мужа, во дворе никого не было. Вот только дверь в сарай была подозрительно распахнута.
– Это ты, что ль? – гулко спросил из ведра Егор.
– Да я, я, – зашипела Елена Петровна, не сводя глаз с темного нутра сарая, в котором, чудилось, не то кто-то воровато движется, не то никто уже не движется, потому что ничего уже там и нет. – Кто это тебя так?
– Как? – не понял Егор.
– Ну ведром?
– Дура! – сказал Егор. – Это не ведро, это типа шлем.
– Какой такой шлем?
– Космический. – Егор выпростал наконец из емкости голову и со вздохом добавил: – М-да, неудобно…
– Чего неудобно? – догадавшись, что ведро мужу на голову нацепили никакие не разбойники, чтоб вдосталь пограбить, а, похоже, он сам, уже в голос спросила Елена Петровна.
– Да все неудобно! – в сердцах произнес Егор. – Дырки, что ли, попробовать проковырять…
– Какие дырки в новом ведре?! – воскликнула Елена Петровна, хотя уж кому-кому, а мужу ее было известно, что ведро далеко не новое, но, правда, целое. – Ты чего, рехнулся?!
– Сама ты… – привычно ответил супруг и добавил: – Проверить надо кое-что.
– Чего проверить? – начала заводиться Елена Петровна. – Влезает башка твоя идиотская или нет?
– Дура! – еще раз сказал Егор. – И о тебе ж забочусь.
– Обо мне?! – чуть не задохнулась Елена Петровна. – Ты хочешь мне ведро на башку?! И в колодец?.. Ой, люди, убивают!
– Ну все, раскудахталась, – отвернулся от нее супруг и хотел было уже направиться в сарай прорезать в ведре дырки, но тут над забором нарисовалась верхняя часть соседа – доктора Сергеева, который с полчаса назад вернулся из больницы и как раз собирался лечь поспать.
– Не рановато ли разорались? – ласково спросил он. – Я тут с дежурства, между прочим…
– А я что – это она вон разоряется, – пожал плечами Егор.
– Да он совсем уже трёхнулся! – обрадовалась свидетелю Елена Петровна. – Убить меня хочет… ведром!
– Тебя убьешь, как же, – с досадой сказал Егор.
– О, слышал, слышал? – Елена Петровна на всякий случай переместилась поближе к соседу. – Сам признался.
Но сосед драматизмом момента проникаться явно не желал. Да и вообще на ее взгляд вел себя как-то не по-соседски. Вместо того чтобы проявить интерес и сочувствие, он широко зевнул и произнес:
– Вы бы потише между собой разбирались, а?
Елена Петровна прямо закручинилась от такой черствости.
– Интересно, – обиженно сказала она, – меня здесь убивать собираются, а я, значит, и не шуми, да?
– Да надо мне тебя убивать, трещотку, – подал голос супруг. – Сама как-нибудь помрешь.
– А ты только и дожидаешься, – окончательно утвердилась в своих подозрениях Елена Петровна и пригрозила: – Да я на тебя заявление сейчас напишу!
– Пиши, – разрешил ей Егор. – Хоть десять…
– Нет, я, как дура, за него тут пугалась, когда он с ведром на башке посередь двора, прямо сердцем зашлась, а он вон чего удумал… Прямо сейчас и напишу… – уже без прежнего пыла посулила Елена Петровна.
– Ну все, договорились? – с надеждой спросил Сергеев. – Я могу поспать?
– А ты свидетелем будешь! – указала ему Елена Петровна.
– Свидетелем чего?
– Того!.. Этого всего! Чего было…
– А чего было-то? – с тоской произнес доктор, понимая, что вязнет уже в этом бессмысленном разговоре, как муха в варенье.
– А то, что стоял он с ведром на башке и мне грозил!
– Как рыцарь, что ли? – спросил первое пришедшее на ум Сергеев, пытаясь внести хоть какую-то ясность во всю эту дичь. – На поединок вызывал?
– Да нет, ну какой рыцарь… – Елена Петровна закатила глаза и замолчала, не зная, как можно еще объяснить вроде бы неглупому человеку такие простые вещи. В которых, по правде сказать, она уже и сама в процессе беседы несколько подзапуталась.
– Да не слушай ты ее, Юрич, – дождался своей минуты Егор. – Городит невесть что.
– Да я б вас никого не слышал! – мрачно сказал доктор.
– Вот и не слушай, – кивнул Егор. – Иди спи. Я только тут чуть пошумлю в сарае – и все, мешать не буду…
На этом первая часть этой истории благополучно закончилась. Могла бы запросто закончиться и вся история, и ни супруга, ни сосед, ни впоследствии весь городок с некоторыми ближними окрестностями так бы и не узнали никогда об осенившей Егора идее. Потому что идеи всякие осеняли его часто, чуть не каждый час. Но потом обычно приходила ему в голову следующая интересная мысль и начисто смывала все воспоминания о предыдущей. Лишь некоторые технические свои задумки ему удавалось порой воплотить в материале, за что он и был когда-то ценим в качестве самородка-рационализатора на родном заводике по ремонту сельскохозяйственных машин. По поводу же своих идей более общего порядка Егор, говоря современным языком, долго не парился, так что все бы скорее всего тихо рассосалось, ограничившись порчей ведра путем прорубания в нем дырок, если бы не его супруга. Заело ее! И чувство обиды заело, а пуще того – ощущение какой-то незавершенности. Да и перед соседом неудобно было, что ничего так и не смогла ему объяснить. Плюс опаска никак не желала проходить – чего же такое муж удумал, и не страшно ли теперь будет с ним жить? Посему и решила она вернуться к самому началу истории, из-за чего тут же и состоялась ее вторая часть.
– Нет, погодь! – воскликнула Елена Петровна. – Ты с ведром на башке здесь стоял?