Бакинские типы, или правдивые истории времен Советского Союза - Соколова Марина Александровна

Коммунизм в отдельно взятом подъезде, кампания по защите осетров, неуважительное братское отношение в отдельно взятой беседке, судьбы учителей и одноклассников… Несколько зарисовок из "бывшей" советской жизни с юмором и ностальгией.

Содержание:

• Блок № 5 1

• Советские кампании 4

• Однокашники 7

Марина Соколова
Бакинские типы, или Правдивые истории времён Советского Союза

Блок № 5

В конце шестидесятых годов в Баку построили коммунизм в отдельно взятом подъезде, расположенном на улице Крылова. В дальнейшем подъезд я буду именовать блоком – как это было принято в столице Азербайджана. Блок № 5 находился в обыкновенной "хрущобе" и внешне ничем не отличался от других хрущёвских блоков. Внутри коммунизм тоже не сразу бросался в глаза. Чтобы убедиться в его наличии, нужно было жить в этом авангардном блоке. Жители блока № 5 не стали дожидаться 80-го года. Нет, они не давали обязательств построить коммунизм к определённому сроку – это получилось само собой. Тем не менее у процесса был идейный вдохновитель в лице моей мамы. Мама вступила в Коммунистическую партию в восемнадцатилетнем возрасте и с тех пор придерживалась коммунистического образа жизни. На самом деле никто достоверно не знал, что это такое. Мама действовала по наитию, и, по-моему, у неё получалось по-коммунистически. Она была ярко выраженной коллективисткой. С утра до вечера наша квартира кишмя кишела разношёрстным народом. Одни приходили за материальной помощью, другие – поплакаться в жилетку, третьи – испросить квалифицированного совета. Были также четвёртые, пятые, шестые… Короче говоря, мама была умом, честью и совестью всего блока коммунистов и беспартийных. Постараюсь не утверждать голословно. Например, весь блок играл в "кассу взаимопомощи". Это была игра для взрослых, которые ежемесячно сдавали маме по рублю, по два или по пять (по договорённости). Все рубли суммировались, и игроки по очереди становились обладателями кругленьких (по тем временам) сумм. Или другой пример. К маме приходили излить душу все девушки нашего блока, и чаще всех Лариса, которая жила на одной с нами лестничной площадке. Надо сказать, что Лариса слыла легкомысленной девушкой, чуть ли не гулящей. Она была из приличной семьи. Её отец дядя Витя когда-то плавал радистом, а потом сошёл на берег и сделал блестящую карьеру советского чиновника. В жизни он руководствовался принципом: "Поступай так, чтобы все были тебе обязаны". Возможно, он был прав. Наверное, так должен вести себя человек, который хочет сделать карьеру. Но в иерархии блока № 5 дядя Витя стоял на самой низкой ступени, ибо наш блок возвышал людей за совсем другие качества. Мама Ларисы тётя Нюра в молодости развозила морякам бельё. Как-то она привезла бельё дяде Вите, и они познакомились, а вскоре поженились. Дядя Витя был уважаемым радистом, а тётя Нюра – простой прачкой. Очень быстро выяснилось, что, кроме Ларисы, у них нет других общих интересов. Тётя Нюра не желала развивать интеллект и расширять кругозор. Из прачек она благополучно переквалифицировалась в домашние хозяйки и всю жизнь пребывала в этом не хлопотном, но малопочтенном звании. Однажды дядя Витя осознал, что в молодости совершил роковую ошибку, женившись на смазливенькой, но отсталой прачке. Впрочем, он был не первый и не последний моряк, совершивший подобную ошибку. Скажите, пожалуйста, где моряку познакомиться с подходящей девушкой, если большую часть своей жизни он проводит на море? Многие моряки быстро разочаровывались в своих жёнах, но далеко не всем удавалось от них избавиться. Так вот, дяде Вите это не удалось. Первую попытку он предпринял тогда, когда третий доброжелатель донёс до его слуха сакраментальную фразу, сказанную его законной супругой. А именно: "Несмотря на то, что он грамотный, мне противно ложиться с ним в постель". Тётя Нюра (с лёгкой руки моей мамы – Анна Ивановна) была гордой женщиной и ни от кого из соседей не скрывала это выдающееся качество своей натуры. Весь блок был уведомлен о том, что гордость не позволяет домашней хозяйке ложиться в одну постель с мужем – начальником. В конце концов эта принципиальная позиция жены стала известна дяде Вите. Супружеская гордость тёти Нюры так его впечатлила, что он моментально решился на развод. Однако тётя Нюра в своей гордости не собиралась заходить так далеко. Чтобы упрочить брак, она обратилась в партийную организацию мужа – начальника, ибо, как не трудно догадаться, дядя Витя сначала вступил в партию, а уже потом стал делать карьеру. Партийная организация знала его давно, но не со всех сторон. Узнав своего члена не с лучшей стороны, она попеняла его излишней грамотностью и настоятельно посоветовала не разочаровывать в постели законную супругу. Дядя Витя ничтоже сумняшеся раскаялся в том, чего он не совершал, и тут же был направлен в Москву для повышения квалификации. В столице нашей Родины, как и следовало ожидать, он так хорошо повысил квалификацию, что вторично задумался о расторжении брака, тем более что под боком оказалась москвичка, более подходящая ему по квалификации, чем неквалифицированная тётя Нюра. Во второй раз дядя Витя был предусмотрительнее. Из Москвы он послал жене письмо, в котором в осторожных выражениях поинтересовался её мнением относительно бракоразводного процесса. В ответ тётя Нюра пригрозила исключить его из КПСС. Поскольку собственной жены дядя Витя боялся сильнее, чем Генерального Секретаря, о попытке начать новую жизнь он больше не задумывался. Он утешился тем, что у него с женой есть общий интерес – красавица – дочь. Лариса была современной девушкой, для Баку, пожалуй, – слишком современной. Она меняла парней, как перчатки, принимала ухажёров у себя дома как в присутствии родителей, так и в их отсутствие, целовалась с ними прямо на балконе. Это обстоятельство не прошло незамеченным соседями, некоторые из которых обозвали её "гулящей". Более того, тётя Вера с третьего этажа прилюдно назвала Ларису "девушкой лёгкого поведения" (в действительности она изрекла ругательства на буквы "п" и "б", но я эти слова повторять не буду, так как в советской литературе 60-х годов они не употреблялись). Строго говоря, тётя Вера не имела никакого морального права на такие действия, будучи такого же поведения – и даже намного хуже. Впрочем, меня её поведение нисколько не смущало. Я любила ходить к ней в гости, во-первых, потому что она очень хорошо пекла торты, а во-вторых, потому что у неё был сын Игорёк, у которого был фильмоскоп. Не трудно догадаться, что и Игорёк, и тётя Вера, и её муж дядя Петя могли прийти к нам, когда им заблагорассудится. Что касается меня, то я от них не отставала. Я пропадала у тёти Веры целыми днями, а иногда – и ночами; я уплетала за обе щеки всякую вкуснятину; я с любопытством рассматривала тётиверино декольте, из которого выглядывали привлекательные груди. Ох, уж эти декольте! Тётя Вера без зазрения совести пользовалась ими, чтобы соблазнять многочисленных мужчин, падших жертвой её сексуальности (тогда говорили: похотливости). Но мне соседка совсем не казалась вульгарной, наоборот – очень добропорядочной. Я допоздна засиживалась у неё дома за передачами, когда передавали чемпионаты мира по хоккею. Сначала мы болели втроём (дядя Петя, как правило, был в море), потом тётя Вера и Игорёк не выдерживали и ложились спать (не надо забывать, что в Баку матч начинался на час позже, чем в Москве), а я оставалась одна у голубого экрана. Я честно досиживала до конца матча, засыпая, просыпаясь, а затем снова засыпая. Продирая глаза, я тихонько выключала телевизор, как лунатик, покидала чужую квартиру, поднималась на четвёртый этаж, нащупывала под половиком нож или ножницы, так же на цыпочках проникала в родную квартиру, а затем неловко плюхалась в кровать, удобно устраивая ногу на каком-нибудь подвернувшемся боку. Утром я просыпалась зачастую в такой же оригинальной позе – с ногой на боку или на подушке (родные, с ангельской кротостью терпевшие мою дурную наклонность, прежде чем встать с кровати, подсовывали мне под ногу подушку или одеяло). Иногда я просыпалась от позвякивания в замочной скважине. Это баба Маша с третьего этажа с помощью ножа или ножниц пыталась открыть нашу дверь. Разумеется, можно было воспользоваться ключом – таким же громоздким и неуклюжим, как его заменитель. Но наша семья предпочитала держать под половиком нож или ножницы. Никому из соседей никогда не пришло в голову использовать заменитель с плохой целью. С хорошей – совсем другое дело. Правда, об этой особенности нашего половика каким-то образом прознали дворовые мальчишки. Как-то раз компания ограшей проникла на территорию нашей лестничной площадки, извлекла из-под половика нож и вставила его в замочную скважину. В этот момент рядом с ними оказалась соседка тётя Тая с четвёртого этажа. Тётя Тая была хрупкой, но мужественной женщиной. Ещё она славилась своей учёностью (тётя Тая окончила институт и поступила в университет). Справедливость требует признать, что её учёность не всем пришлась по вкусу. В том числе её мужу и её сослуживцам. Сослуживцы звали её "ведьмой" за избыток знаний, а муж дядя Боря как-то обмолвился: "Ещё один ВУЗ – и моя жена из женщины превратится в скелет, гремящий костьми". Дядя Боря был обрусевшим татарином и безнадёжным неудачником. По крайне мере, в глазах моего дяди Кости (который жил в другом квартале, и поэтому про него – другая история). Дядя Костя считал себя близким другом дяди Бори и лез из кожи вон, чтобы вытащить его в капитаны. Но в насквозь блатном и коррумпированном Баку Каспийское пароходство занимало особое место. Нет, там были и блат, и коррупция, но обязательно принимались в расчёт способности и профессионализм. По этой причине дядя Боря навсегда застрял в старпомах, и все усилия его верного друга оказались тщетными. Дяде Боре с помощью дяди Кости оставалось только ненавидеть свою жену, которая, в отличие от него, умнела день ото дня.