Сказал - и понял, что совершил ошибку. Какую - мог бы выложить напрямую начальник кафедры, но у капитана I-го ранга тряслись руки и страдальчески морщилось лицо. Отвернулся от Алныкина и старший преподаватель, недоуменно смотрел в угол, а лаборант полез под стол, что-то уронив.
- Да, да… конечно… - пробормотал капитан I-го ранга. - Как же… записная книжка… отлично…
Он никак не мог отвинтить колпачок авторучки, лаборант выкарабкался из-под стола, помог начальнику; окрепшими пальцами, совладав с собою, капитан I-го ранга начертал нужные цифры и слова. Плотно сжатые губы не издали ни звука, зато старший преподаватель, не сводивший глаз с какой-то любопытной точки в углу, с оттенком гадливости произнес:
- Вон отсюда!..
В полном недоумении Алныкин отнес журнал в учебный отдел, чтоб там уж перенести "отлично" в экзаменационные ведомости. И лишь на следующий день понял, в каком бесчестии обвиняют его.
Все двести пятьдесят лет существования Училища имени Фрунзе воспитанники его старались получать незаслуженно высокие оценки и, если верить молве, весьма преуспели в этом неблаговидном занятии, за что секлись розгами, сидели в карцерах и лишний год плавали в доофицерских званиях, что никак не отражалось на их репутациях. Искусство шпаргалок и подсказок доводилось ими до немыслимого совершенства, по теории вероятности рассчитывались номера экзаменационных билетов, а сами тексты их добывались хитроумнейшими способами. Известен случай, когда будущий гардемарин залез ночью в типографию и не нашел ничего лучшего, как сесть голой задницей на покрытый краскою набор, после чего предъявил седалище однокурсникам. Хитроумные шпаргалки могли пополнить коллекцию наподобие той, что демонстрировалась в клубе милиции, где собраны воровские отмычки, "куклы" и крапленые карты.
Бурное развитие техники позволяло использовать связь по УКВ, любой обманувший преподавателя воспитанник вносил себя в неписаную книгу почета, в летопись славы, которую никак не хотели учитывать политорганы, начальники факультетов и курсов. У Алныкина затряслись коленки, когда он понял, чем знаменит отныне и во веки веков. Переэкзаменовки он не выдержал, отметку на "отлично" так и не исправил, но - будучи прохиндеем высшей квалификации - воспользовался смертью преподавателя, святотатственно сослался на него, усопшего, и психологическая диверсия принесла успех. Никто не посмеет теперь опровергнуть "отлично", хвала и слава человеку, имя которого - Алныкин Владимир Иванович!
На величайшего в истории училища ловкача ходили смотреть, как на участника Цусимского сражения, боцмана, недавно побывавшего в Зале Революции. На самоподготовке в класс заглядывали первокурсники, преподаватели задерживали взгляды на Алныкине. Уже кончался апрель, ротные командиры писали характеристики и аттестации, подводя итоги четырехлетнего надзора и воспитания, Алныкину мнилось: "При достижении целей использует неблаговидные средства". В панике он бросился к командиру роты - и получил оглушительное известие: "Записная книжка преподавателя" - единственный документ, подтверждающий успешную переэкзаменовку, - в сейфе военной прокуратуры, по факту смерти капитана 2-го ранга Ростова возбуждено уголовное дело, все бумаги убитого (и такое возможно) опечатаны и до конца следствия никому выданы быть не могут!
Он осунулся. Почему-то боялся света дня, пугливо посматривал на одноклассников. К экзаменам не готовился, отвечал дерзко, с преподавателями спорил и, хотя получал "отлично", наверняка уже знал, что впереди Порккала-Удд. Аспа предсказывала Володе бешеную карьеру, ведь тот воспитанник, что на ягодицах своих унес тайну экзаменационных билетов, стал впоследствии морским министром Российской державы.
Экзамены кончились, начальник училища съездил в Москву и привез приказ о присвоении званий. Выдали погоны и кортики, в Зале Революции расставили столики, на банкет Володя пришел с Аспой, хмуро выслушивал тосты. Когда все смешалось, к нему протиснулся комсорг училища старший лейтенант Панов, начал было обниматься, а это - дурной знак, это - Порккала-Удд. Алныкину стало совсем тошно, он увел Аспу в белую ленинградскую ночь. Аспа разбудила его в полдень, погнала в училище - выслушивать самый важный приказ. "Балтийский флот, военно-морская база Порккала-Удд, бригада шхерных кораблей, командир БЧ-2 бронекатера - лейтенант Алныкин Владимир Иванович!.." Хуже не придумаешь, бронекатер - корабль самого низкого ранга, выше старшего лейтенанта не прыгнешь, а весь главный калибр - танковая пушка, изученная вместе с катером на летней практике, служба начинается с давно прочитанного букваря.
Опечаленная Аспа провожала его, обняла на перроне. Призналась:
- Еще одному дала путевку в жизнь… Наверно, последнему.
Он не обиделся, он был уже во власти судьбы, предопределенной ему в тот февральский вечер, когда он вздумал поцеловать студентку 3-го курса филфака, и та же судьба дала ему в попутчики двадцать однокурсников. Ехали в Таллин весело, никто не боялся Порккала-Удда, а утром в штабе флота громовое "ура" вырвалось из отдела кадров офицерского состава. Всем, кроме Алныкина, в Ленинград и оттуда уже - в Кронштадт, куда временно ушел дивизион траления.
Кадровик изучил последнюю анкету Алныкина, карандаш остановился на графе "семейное положение".
- Холост… Вы подтверждаете это?
И неслышный вздох облегчения после ответа. Сущая морока с этими женами - догадался Володя. Надо оформлять пропуска в закрытую зону, изучать анкеты, проезд к месту службы мужей - только поездом через Хельсинки. "В заколоченном вагоне", - почему-то злорадно подумал Алныкин, прощаясь с кадровиком. Обедал он в ресторане "Глория", иначе было нельзя, здесь, несмотря на все запреты коменданта, всегда отдыхали офицеры флота, и не выпить сегодня Алныкину - грех: 10 июля 1952 года, начало офицерской службы, этот день и отметил он в "Глории", походил по Вышгороду, нашел в Минной гавани тральщик, идущий в Порккала-Удд, забрал чемодан из камеры хранения.
Два часа ходу - и слева по борту, на фоне заходящего солнца показался остров Нарген, а когда стал виден маяк Порккала-Калбода, Алныкин поднялся с чемоданом на верхнюю палубу. Сбавили ход и вошли в бухту Западная Драгэ.
Сосны подступали к самой кромке моря, Алныкин, пройдя несколько шагов по берегу, в изнеможении сел на чемодан. Сизое очарование леса умиротворяло, и жизнь и служба представились уже ушедшими в прошлое.
Плавбазу "София" здесь называли "Софьей Павловной" - из-за причуд воспаленного мужского воображения. В кают-компании сидело несколько офицеров, лениво глянувших на Алныкина в столь же ленивом томлении, когда говорить хочется, да не о чем. Притопал еще один лейтенант, с пустой водочной бутылкой, все оживились, кают-компания опустела, через минуту раздались пистолетные выстрелы. Алныкин прильнул к иллюминатору: расстреливали бутылку. Еще один бездельник зашел в кают-компанию на огонек - старший лейтенант, механик, сжалился над новичком, сказал, что артиллеристов нет на пяти катерах, а на каком служить - можно самому выбрать, и если какому-нибудь командиру приглянется, то назначение оформят задним числом.
Помолчав, механик дал совет: БК № 133, лучше не найдешь, командир там дурак дураком, но справедлив и честен, помощник же - художественная натура, пишет мемуары под названием "В тисках полового голода".
Не очень доверяя хвалебному отзыву, Алныкин пошел вдоль пирса, чемодан тащил с собой, называл себя вахтенным матросам, но те отказывались будить командиров после отбоя, а на двух катерах офицеров не оказалось, ни одного.
По штату их трое - командир, помощник и артиллерист, командир БЧ-2.
Оставался еще один корабль, тот самый расхваленный бронекатер под номером 133, пришвартовался он поодаль. К переговорам незнакомого офицера, предлагавшего себя, и вахтенных на катере давно прислушивались. Из рубки вышел парень в тельняшке, из люка по пояс высунулся другой.
- Кто такой? - рявкнули они в два нетрезвых голоса.
Алныкин назвал номер приказа, помахал командировочным предписанием.
- Какое училище кончал?
- Фрунзе!
Это произвело хорошее впечатление. Последовал следующий вопрос:
- Еврей?
- Никак нет! Из поморов!
- Жена - не еврейка?
- Холост!
- Невеста?
- Не имею!
Кажется, отношения начали налаживаться.
- Сам в бригаду напросился?
- Никак нет! В гробу видал я этот Порккала-Удд! - прокричал Алныкин и, подхватив чемодан, сделал шаг вперед, но был остановлен.
- Сталинский стипендиат? - поинтересовались не без сарказма.
- Никак нет! Но средний балл 4,85! - опроверг Алныкин и тут же понял, что допустил очередную глупость. Парень в тельняшке захлопнул за собой дверь рубки, а люк в офицерский отсек закрылся, грозя полным разрывом отношений. И тогда, зная, что дурная слава бежит быстрее звука, Алныкин во всю мощь легких заорал:
- Я тот самый, который пересдал покойнику военно-морскую географию!
В рубке мелькнул огонек, а люк приоткрылся. После некоторой паузы донеслось приглашение:
- Ладно, принимаем… Заходи.
В кают-компании Алныкину принесли извинения за недопустимо грубый прием.