– Я всего лишь хочу узнать адрес общественной бани. Желательно поблизости от гостиницы. Хочу омыть тело перед визитом к патриарху.
– Ну уж нет! – категорически заявила Эльвира. Она погрозила мне пальчиком. – Даже не думайте! Хотите подцепить "грибок" или что похуже?.. Помоетесь у меня!
– Нет! – вскрикнул я в испуге прежде, чем успел подвергнуть ситуацию анализу.
– Да! – торжественно изрекла портье. Она упёрла ручки в бока, наклонилась надо мной и молвила задушевно:
– Вы будете мыться один! В ванной есть крепкий шпингалет, на который вы закроетесь! Полотенце дам прежде.
7. Благочестие
Я сидел за столом и пытался кушать тёплый супчик с лапшой. Как только портье ушла – моё сознание атаковала целая армия мыслей из категории "Добро и зло"! Или "Любовь и ненависть", – так точней, наверняка. Я помешивал ложкой в простывающем бульоне и думал, думал, думал… Прибор греха лежал рядом, не давая моим мыслям соскальзывать с благочестивой колеи, рядом с ним покоилась Библия, так, на всякий случай.
Случай на Ваганьковском кладбище вытолкнул на поверхность моей памяти высказывание одного русского святителя: "Превыше земного закона есть справедливость, а выше справедливости может быть только милосердие". Надругательство над мёртвыми заставило меня продолжить фразу. От себя я добавлял: "Да, милосердие – это высшая ценность в мире, но есть люди, которые его недостойны. Они заслуживают именно справедливого суда, к тому же без судей. Око за око, как говорили древние!".
Я в сердцах чуть не плюнул в супчик… поскорее отодвинул его от себя, от греха. Во мне проснулся командир взвода военной разведки, лет 20-ти от роду, умеющий восстанавливать подлинную справедливость. Огнём и мечом, и только так!.. Однако мне уже не 20 лет и я давно не машу кулаками, а верю в слова Христа "Любите ближних". А чем более человек тебе неприятен – тем и твоя любовь ценнее. Никакой пользы нам от того, что любим любящих нас. Любовь к нелюбимым есть любовь к Христу. Сын Божий всепрощающ. Мне до него ещё как-то далековато…
Я вскочил и сделал по номеру задумчивый круг. Беспрерывно теребя бороду.
Кажется, я начал понимать, зачем Господь оставил мне прибор греха. Он желает испытать мою веру. Выдержу ли я духовно, просматривая страшные пороки? Не заполонят ли меня ненависть и отвращение?.. Почти невозможно приказать сердцу любить, когда тебя переполняют ужас и неприятие! Христос всё же смог. Распятый, он просил Отца простить своих мучителей. И мне надо повторить сей подвиг с поправкой на то, что физических жертв от меня не требуется.
Я сел и взял в руки Библию. Помедлил, приводя дух в нейтральное состояние, – Святую книгу нужно открывать как минимум не с грязными помыслами.
– Так, запомним, – размыслил я вслух. – Бог дал мне крест и я пронесу его, как в своё время он нёс свой.
Ближайшие полчаса мой скромный гостиничный номер наполняли библейские стихи, звучащие в идеальной тишине особенно торжественно:
– Блаженны нищие духом, ибо их есть Царствие небесное.
– Блаженны плачущие, ибо они утешатся.
– Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю.
– Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся.
– Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут.
– Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят.
– Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены Сынами Божиими. [2]
8. Баня для священника
Через некоторое время я спустился в холл. У стойки портье меня встретила пухленькая бабца лет 30, объективно безобразная. И речь не о чертах лица или фигуре, а об эмоциональной составляющей её человеческой сущности.
Глаза излучали лютую неприязнь. У меня возникло чувство, что она ненавидела весь мир в силу непонятно каких причин.
– Слушаю вас, господин поп, – немедленно показала свою суть портье.
Я смолчал и она продолжила ехидно:
– Итак, чего желает ваше преосвященство?.. – бабца встала и прямо-таки рявкнула: – Короче, чего надо?
Было бессмысленно с ней спорить. Ярая богохульница… Зло – это лишь низшая ступень добра. Что-то вроде персонального плинтуса, и эта девушка сейчас как раз под ним. И не вылезет, пока сама не захочет… Но обиду мне удалось прогнать:
– Я хочу спросить, где находится ближайшая баня.
– Попы моются? – удивилась портье. – Даже не знала…
А чего я ожидал?.. Странно, что такую работницу держит на такой должности начальство отеля. Всё ж "совок" канул в Лету, и твой клиент – это твои деньги…
– Несчастное дитя, – произнес я тихонечко, отходя.
– Сукин сын! – практически крикнула портье. И выставила мне вслед средний палец руки, иначе говоря "Fuck". Я не видел сей жест, но был уверен, что он имеет место быть.
* * *
Да, я решил прийти вечерком к Эле, но помыться намеревался всё же в общественной бане. За полчаса я обошел целиком Таганку. Никто из двух десятков человек – к кому я обратился, не подсказал адрес бани. Более того, меня однообразно игнорировали. Кто-то не отвечал, кто-то буркал нечто невнятное, а… одна женщина просто шарахнулась! В отчаянии я заприметил милицейскую машину, наклонился к открытой фортке и спросил на предмет бани. Жирный страж порядка показал мне молчаливый кулак.
Быть может это всё Господь подстроил? Выступает в роли сводника?.. Богу, конечно, видней… Совсем рядом я заприметил большой парк, и ступил под его своды. Парк оказался шикарным, с множеством деревьев и скамеек под их тенью. Сейчас нужно разыскать укромное местечко и продолжить наблюдательный процесс.
Один в свободное время веселится, другой строгает доски, третий пишет или рисует, пятый посещает танцпол, а восьмой – учит английский язык… Я до вчерашнего дня насыщался духовно – читал и анализировал святые книги. И отныне… часть времени придётся уделять созерцанию сцен насилия и убийств.
Сидя на скамейке в углу парка – я достал из полиэтиленового пакета прибор, взялся поудобней.
Я сейчас нахожусь в Москве, и прибор показывает московские грехи. Когда приеду домой, вероятно, прибор покажет и грехи Ориенибаума. Да! Теперь я понимаю замысел Господа до конца! Ведь видя жителей моего городка в Стене греховности, я могу не просто наблюдать за ними, но и воздействовать на их поступки. Кроме того… я теперь имею возможность помогать милиции в раскрытии преступлений…
– Спасибо, Господи, что дал возможность спасать заблуждающихся! – сказал я твёрдо и поднёс прибор к правому глазу. Движение пальцами по кольцу. Щелчок. И я… увидел людоеда!
Людоед
На стене улыбался президент.
Людоед являлся невзрачным мужичонкой, наголо бритым. Лет тридцати. Он имел оттопыренные уши и толстые губы. Сидел против следователя Бузеева, на руках наручники – застегнутые спереди, на лице – ухмылка.
– Ну-с, Залихватский, как же ты дошел до такой жизни? – вдумчиво спрашивал Бузеев. Следователь был обычным следователем – мужик 45-ти лет, с интеллигентным лицом и побритыми ладошками.
– Какая разница? – равнодушно усмехнулся людоед вместо ответа. В целом, он сидел очень даже свободно, будто не в кабинете прокуратуры, а на лавочке возле дома. В идиллию мешали поверить только наручники.
– Оставим философию, – легко согласился Бузеев. – Ответь по существу: зачем ел мясо?
– Вам не понять, – защерился людоед.
– Слушай сюда, Залихватский, – задушевно шепнул следователь. – Если ты будешь заявлять отговорки типа "вам не понять" или "какая разница", то ты получишь пожизненную крытку. "Чёрный лебедь", – видел по телеку?..
Людоед убрал ухмылку и с неким удивлением глянул на Бузеева.
– Я расстараюсь, ну очень расстараюсь и найду для суда железные доказательства. Понимаешь?.. – следователь вгляделся в задержанного. Тот слегка кивнул, в глазах плавало беспокойство волка, увидевшего флажки.
– Но если ты честно ответишь на мои вопросы, то… это отразится в материалах дела, и ты, возможно… Возможно, но получишь двадцать лет строгого режима, – Бузеев перегнулся через стол к людоеду и закончил почти весело:
– Знаешь, Залихватский… В данном кабинете за 21 год работы я видел разных. Были наркоманы, алкоголики, пара маньяков. И хотя я не являюсь ни тем, ни другим, ни третьим, я всех понимал. Работа такая. – Он вытащил сигарету из пачки, лежащей на столе, прикурил себе, а пачку протянул. – Угощайся.
– Не курю, – швыркнул носом людоед. – Дайте мне лучше полстакана водки?
– Могу предложить крепкого чаю, но после допроса, – флегматично заявил Бузеев. – Идет?
Залихватский немного подумал и эмоционально произнес:
– Пообещайте вытянуть меня на срок! Я не хочу сидеть пожизненно! А может… – во взоре мелькнуло подозрение, – вы говорите про срок специально, чтобы я раскололся? И ваши слова ничего не значат? Тогда я ничего не скажу.
– Сделаю всё, что в моих силах, – пообещал советник юстиции. – Спроси у любого в камере – слово я держу.
– Ну… хорошо, – решился людоед. – Что вас интересует?
– Зачем ты ел мясо?
– Вкусное очень. Вообще, первый раз я убил безо всякой мысли о еде, – интимно шепнул Залихватский, оглянувшись на дверь. – Бухали с приятелем, возникла ссора. Не помню, из-за чего, я был готов… Приятель меня ударил. Я схватил топор и дал ему по башке. Потом лег спать. Просыпаюсь утром – гляжу, труп на полу. Очень испугался тюрьмы… Оттащил трупик в ванную и разрубил на части.
– Когда это было? – следователь затушил окурок, придвинул протокол.
– Ровно три года назад, – без раздумий ответил людоед. – Как раз на Рождество.
– То есть в ночь с шестого на седьмое января?
– Ага.
– Фамилия приятеля?
– Забубённый. Игорь. Отчества не знаю.
– А дальше?