Брат мой - Василий Шукшин

В произведениях В.М. Шукшина раскрывается "история души" русского человека. Люди нелегкой судьбы и сложных характеров показаны цельными, искренними, с нерастраченной щедростью сердца.

Василий Шукшин
Брат мой…

В путанице ферм, кранов и тросов большой стройки девушка-почтальон нашла бригадира Ивана Громова. Иван, задрав голову, кричал кому-то:

- Смотреть надо, а не ворон считать!

Сверху что-то отвечали.

- Слезь у меня, слезь… Я тут с тобой потолкую! - проворчал Иван.

- Вы Громов?

- А?

- Громов Иван Николаич?

- Ну.

- Телеграмма…

Иван взял телеграмму, прочитал… Посмотрел на девушку, сел на груду кирпичей, вытер рукавом лоб. (Девушка, видно, знает содержание телеграммы, понимающе смотрит на бригадира, ждет с карандашиком и квитанцией, где Иван должен расписаться.) Иван еще раз прочитал телеграмму… Склонил голову на руки.

Подошли двое рабочих из бригады.

- Что, Иван?

- Отец помирает, - сказал Иван, не поднимая головы.

- Распишитесь, - попросила девушка.

- А?

- За телеграмму…

Иван машинально чиркнул, куда ему показали. Девушка ушла.

- Наука. - Один из рабочих взял телеграмму; прочитал.

- Семен-то… кто это?

- Брат.

- Нда…

Подошли еще рабочие.

- Что?

- Отец у Ивана помирает.

…Взвыл с надсадной тоской паровоз.

Иван в тамбуре вагона. Курит. Смотрит в окно.

…Сеня Громов, маленький, худой парень, сидел один в пустой избе, грустно и растерянно смотрел перед собой. Еще недавно на столе стоял гроб. Потом была печальная застолица… Повздыхали. Утешили как могли. Выпили за упокой души Громова Николая Сергеевича… И разошлись. Сеня остался один.

…Вошел Иван.

Сеня, увидев его, скривил рот, заморгал, поднялся навстречу…

- Все уж… отнесли.

Иван обнял щуплого Сеню, неумело приласкал. Тот, уткнувшись в грудь старшего брата, молча плакал, хотел остановиться и не мог… Досадливо морщился, вытирал рукавом глаза.

- Ладно, перестань. Ладно, Сеня…

- Он все ждал… кхэх… На дверь все смотрел…

- Ладно, Сеня.

Братья не были похожи. Сеня - поджарый, вихрастый, обычно непоседа и говорун - выглядел сейчас много моложе своих двадцати пяти лет. Ивану - за тридцать, среднего роста, но широк и надежен в плечах, с открытым крепким лицом, взгляд спокойный, твердый, несколько угрюмый…

- Ладно, Сеня, ничего не сделаешь.

Сеня высморкался, вытер слезы, пошел к столу.

Иван огляделся.

- Что же один-то?

- А кому тут?.. Были. Посидели маленько, помянули и ушли. Вечером тетка Анисья придет, приберется.

Иван закурил, присел к столу, отодвинул локтем тарелку с кутьей. Еще раз оглянулся.

Сеня тоже сел.

- Поглядел бы, какой он сделался последнее время - аж просвечивал. Килограмм двадцать, наверно, осталось… А до конца в памяти был.

Иван глубоко затянулся сигаретой.

- Может, поешь с дороги?

- Пошли на могилу сходим.

Когда вышли из ограды, Иван оглянулся на родительскую избу. Она потемнела, слегка присела на один угол… Как будто и ее придавило горе. Скорбно смотрели в улицу два маленьких оконца… Тот, кто когда-то срубил ее, ушел из нее навсегда.

- Завалится скоро, - сказал Сеня, догадавшись, о чем думает брат. - Перебрать бы - никак руки не доходят.

- Тут, я погляжу, все-то не лучше.

- А кому строиться-то? Разъехались строители… города строить.

Некоторое время шли молча.

- Почему так пусто в деревне-то? - спросил Иван. - Как Мамай прошел.

- Я ж тебе говорю…

- Да ну, все, что ли, разъехались?

- Много. А кто есть - все на уборке.

- У вас совхоз, что ли?

- Теперь совхоз… Отделение, а центральная усадьба в Завьялове. Когда колхоз был, поживее было. И район был в Завьялове - рядом совсем.

- А сейчас где?

- В Березовском.

- А ты шоферишь все?

- Шоферю. У нас в отделении шесть машин, я - главный.

- Механик, что ли?

- Старший шофер, какой механик.

Пришли на кладбище.

Остановились над свежей могилой, обнажили головы… Мир и покой царства мертвых, нездешняя какая-то тишина кладбища, руки-кресты, безмолвно воздетые к небу в неведомой мольбе, - все это действует на живых извечно одинаково: больно.

Иван стиснул зубы, стараясь побороть подступившие к горлу слезы. Сеня шаркнул ладонью по глазам.

- Давай помянем, - сказал он.

Он, оказывается, прихватил бутылку красного вина и рюмку. Налил брату…

Иван выпил… Помолчал. Склонился, взял горсть влажной земли с могилы, размял в руке, сказал:

- Прости, отец.

- Уберемся с хлебом - оградку сделаю, - пообещал Сеня. - И березу посажу.

Налил себе, тоже выпил.

- Пошли, Сеня. Тяжело. Хоть по деревне пройдемся.

Обратно шли медленно.

- У тебя в семье-то все хорошо? - расспрашивал Сеня.

- Нету семьи, - неохотно ответил Иван. - Разошлись.

- Почему?

- Потом…

Сеня качнул головой, но больше об этом говорить не решился.

- Поживешь здесь хоть маленько-то?

- Некогда, Сеня.

- Поживи, братка. А то мне одному… Хоть с недельку. А?

Иван переменил тему разговора:

- Ты-то почему не женишься?

Сеня горестно оживился.

- Женись… когда они, паразитки, не хочут за меня. У меня душа кипит, - он стукнул себя в грудь сухим крепким кулачком, - а им - хаханьки. Пулей прозвали - и довольны. А я просто энергичный. И не виноват, что не могу на месте усидеть. Вон она - недалеко живет, Валька-то Ковалева… Помнишь, нет?

- Ефима Ковалева?

- Но.

- Так она же вот такая была…

- А счас под потолок вымахала. Вот люблю ее, как эту… как не знаю… Прямо задушил бы, гадину! - Сеня говорил скоро, беспрестанно размахивая руками. - Но я ее допеку, душа с меня вон.

- Красивая девка?

- На тридцать семь сантиметров выше меня. Вот здесь - во, полна пазуха! Глаза горят, вся гладкая… Я как увижу, так полдня хвораю.

- Выбрал бы поменьше. Куда она тебе такая?

- Тут на принцип дело пошло. Вот тут оглобля одна рядом поселилась, на сорок три сантиметра выше меня…

- Кто?

- Ты не знаешь, они с Украины приехали. Мыкола. Он тоже в нее втюрился. Так тот хочет измором взять. Как увидит, что я к ней пошел, надевает, бендеровец, бостоновый костюм, приходит и сидит. Веришь - нет, может два часа сидеть и ни слова не скажет. Сидит и все - специально мешает мне. Мне уж давно надо от слов к делу переходить, а он сидит.

- Поговорил бы с ним.

- Говорил! Он только мычит. Я говорю: если ты - бык, оглобля, верста коломенская, так в этом все? Тут вот что требуется! - Сеня постучал себе по лбу. - Я говорю, я - талантливый человек, могу сутки подряд говорить, и то у меня ничего не получается. Куда ты лезешь? Ничего не понимает!

Иван узнавал младшего брата. Как только не называли его в деревне: "пулемет", "трещотка", "сорока на колу", "корсак" - все подходило Сене, все он оправдывал. Но сейчас ему действительно, видно, горько было. Взъерошенный, курносый, со сверкающими круглыми глазками, он смахивал на подстреленного воробья (Сеня слегка прихрамывал), возбужденно крутил головой; показывал руками, какого роста "оглобля" Валька Ковалева и как много у нее всего.

- А она?

- Что?..

- Она-то как к нему?

- Она не переваривает его! Но он упрямый, хохол. Я опасаюсь, что он - сидит и чего-нибудь высидит. Парней-то в деревне - я… да еще несколько.

- Трепешься много, Сеня, поэтому к тебе серьезно не относятся.

- А что же мне остается делать? - остановился Сеня. - Что я, витязь в тигровой шкуре? Мне больше нечем брать. - Сеня вдруг внимательно посмотрел на брата. - Пойдем сейчас к ней, а?

- Зачем?

- Ты объяснишь ей, что внешность - это нуль! Ты сумеешь, она послушает тебя. Ты ей докажи, что главное - это внутреннее содержание. А форма - это вон, оглобля. Пойдем, братка. Ты хоть поглядишь на нее. Я ведь весь уж высох из-за нее. А ей хоть бы что! Я сохну, а она поперек себя шире делается. Это не девка, а Малахов курган какой-то…

- Ты не захмелел?

- Да ничего! Что я? Я редко пью. Это счас уже… Пойдем.

- Ну пошли.

Уже вечерело. На улице появились люди - шли с работы. Возле соседнего с домом Ковалевых двора Сеня остановился, спросил белоголового карапуза, который таскал на веревочке грузовик и гудел:

- Жираф дома?

- Ой, - сказал карапуз, - он тебя мизинчиком поднимет.

- Скажи ему, чтоб он вышел. Иди, скажи. А я тебе завтра петушка привезу.

- Не обманешь?

- Нет. Счас посмотришь эту оглоблю. Иди, Васька, скажи: пошли, мол, крепость брать.

Карапуз побежал в дом.

- Зачем ты? - спросил Иван.

- Счас увидишь…

- Ко-олька, иди клепость блать, Сенька-пуля зовет! - закричал еще на крыльце карапуз.

- Пойдем, ни к чему это, - опять сказал Иван.

- Подожди, подожди… Счас увидишь…

На крыльцо из дома вышел огромный парень, еще в рабочей одежде.

- Здорово, Микола! - вежливо поприветствовал Сеня. - Иди познакомься с братом.

Микола вытер тряпкой грязные огромные ладони, подошел к воротцам, протянул Ивану руку.

- Микола.

- Иван.

- Костюм погладил? - спросил Сеня.