– Пошли! – закричал Коломнин и с новой силой крутнул ручку, разгоняя мотоцикл вдоль побережья.
– Боюсь! Сереженька, боюсь! – как бы в упоении вырвалось у Катеньки.
В упоение это он не поверил. Целик, мечтавшая вырваться из филиала, уже дважды просила Коломнина взять ее к себе. Но получала отказ. Похоже, бойкая Катенька решилась заслужить перевод иным способом. Во всяком случае включения в тургруппу она добилась, узнав, что едет начальник УЭБ.
Облепленный брызгами, Коломнин несся по водной глади, зажмурившись от нарастающего наслаждения. Упоение скоростью выметало из него колющие воспоминания о московских неурядицах.
Вскрик сзади, на сей раз неподдельный, заставил открыть глаза. Из-за его спины рука Кати показывала вперед. Навстречу, метрах в двухстах, несся Ознобихин. Поначалу Коломнин собрался, как и положено, отвернуть. Но в улыбочке Ознобихина почудилось ему нечто особое, как бы продолжающее последнюю фразу. Был в ней вызов – "лоб в лоб". И не принять его Коломнин не мог. А потому, крепче вцепившись в руль, он выравнял курс и еще прибавил газу. В свою очередь и Ознобихин, дотоле игравшийся, сузил глаза и поерзал на сидении, устраиваясь понадежней.
Машины понеслись друг на друга с удвоенной скоростью.
Сто. Пятьдесят! Сорок метров!!
– Пора! – Катенька неуверенно потрепала Коломнина по спине. – Пора же! Это вы что, так шутите?!.. Господи! Да вы же психи… Не-ет!
Привстав, Катенька дотянулась до руля и с силой дернула его влево, так что мотоцикл развернуло боком. Налетевший в следующую секунду Ознобихин опрокинул его носом, а сам, хоть и с трудом, выровнял собственную машину. Победно вскинув кулак, сделал круг почета вблизи поверженных, барахтающихся противников и, полный торжества, устремился к берегу.
Коломнин вскарабкался вновь на мотоцикл, мрачно втянул Катеньку.
– Ну, вы оба… – сквозь зубы приготовилась она высказать наболевшее. Но что-то остановило ее. И после паузы совсем другим, обволакивающим голосом закончила. – Мальчишки! Какие же вы еще мальчишки.
Желание кататься пропало, и, раздосадованный поражением, Коломнин направился к берегу. Там, вокруг машины Ознобихина, столпилось с десяток тайцев.
– Ты представляешь, какие гниды, – обрадовался его появлению Ознобихин. – Требуют с меня пятьсот долларов. Поломку, видишь ли, обнаружили. Так для того и техника, чтоб ломаться.
В самом деле на носу его мотоцикла была заметна небольшая вмятина, в которую и тыкали энергично пальцами возбужденные тайцы. Они подбежали и к мотоциклу Коломнина, но, как ни странно, на нем ничего не обнаружили.
– Чего делать-то будем? Может, пополам заплатим? Все-таки оба начудили.
Коломнин присел подле вмятины, провел по ней пальцем. – Ты как будто английским свободно владеешь. Так вот переведи этим крахоборам, что из уважения к их стране мы готовы заплатить огромадные деньжищи – один доллар. Даже два. В фонд развития Тайланда. Пусть на них флот построят… Чего смотришь? Переводи.
Едва обалдевший Ознобихин закончил английскую фразу, над пляжем взметнулся вопль негодования и даже – невиданное дело – тайцы принялись хватать Коломнина за руки.
– А ну брысь! – потребовал тот. – А то вообще не получите. Вмятине этой не меньше чем две недели. Переведи!
Раздвинул два пальца, дважды тряхнул и веско произнес:
– Короче, базар закрываю. Либо "ту", либо – я их пошлю к… – скосился на внимающую Катеньку. – Этого можешь не переводить.
Не теряя слов попусту, он шагнул в сторону шезлонга. Но тут же был окружен заново. Среди непонятных фраз, что выкрикивали тайцы, он разобрал на этот раз словечко "полиц".
– Грозят полицию вызвать, – пролепетал подбежавший Маковей.
– А давай! – внезапно обрадовался Коломнин. – Чего в самом деле воду толочь. Вызывай! Я сам ай эм рашен полисмен! Давай вызывай! Вон туда, к моему шезлонгу. А вас всех в камеру за мошенничество пересажаем. Хочу полицию!
Решительно раздвинув обескураженных тайцев, он отправился прочь.
Перехватил его метров через пять Ознобихин.
– Ты чего, опешил? Нам только в полицию залететь не хватало. Лучше отдать деньги.
– Так я всегда. По доллару с брата. Да не журись, Коля! Ты думаешь, им нужен скандал? Это они так бизнес делают. Через десяток минут на попытный пойдут.
В самом деле толпа вокруг задержавшегося Маковея заметно поредела. А оставшиеся хоть и жестикулировали энергично, но без прежней уверенности, то и дело оглядываясь на странного русского.
Через короткое время вернувшийся Пашенька с торжеством сообщил, что "уронил" тайцев до пятидесяти долларов, так что инцидент можно считать исчерпанным.
– Молодец! Смышленый мальчик, – облегченно одобрил Ознобихин, залезая в карман шорт.
– Сэр! С вас двадцать пять, – бросил он дремлющему Коломнину.
– Я же сказал: два за всё. А то и этого не дам, – не раскрывая глаз, отчеканил тот.
– Теперь я за банковскую безопасность окончательно спокоен, – Ознобихин передал Маковею собственный полтинник. – Вот так и на кредитном комитете с тобой спорить – себе дороже.
Тем же вечером Ознобихин повез товарища на сеанс тайского эротического массажа, о котором еще в самолете вспоминал с придыханием.
В жужжащем бесчисленными вентиляторами вестибюльчике навстречу вошедшим поспешил одетый в белую рубаху таец. Лицо его при виде гостей наполнилось таким благоговением, что Коломнин на всякий случай оглянулся, не спутал ли. Но нет! С бесконечными поклонами и ужимками посетители были препровождены в плетеные кресла, расположенные почему-то перед плотным занавесом. На столике, на расстоянии протянутой руки, стояли приготовленные напитки в причудливых, в форме змеи кувшинах. Убедившись, что гостям удобно, менеджер сально заулыбался и нажал на пульт – занавес двинулся в сторону, открыв звуконепроницаемое стекло, за которым внезапно обнаружились рассевшиеся по скамеечкам полуобнаженные "массажистки" – человек двадцать. Движение занавеса поймало их в минуту расслабленности. Группка в углу лениво переругивалась; одна из сидящих, откровенно позевывая, чесала себе ступни. Но уже в следующую секунду, прежде чем стекло полностью открылось, все они приняли соблазнительные позы и зазывно замахали ручками.
– Как тебе это пиршество? – впившийся в экран Ознобихин подтолкнул локтем смущенного приятеля. – Так бы всех сразу…Эй, абориген! Мне во-он ту бойкую канареечку!
Менеджер сделал знак. Выбранная девушка, поклонившись в знак благодарности, ушла в глубину. Поднялся и Ознобихин.
– Через час встретимся. Если очень утешит, можешь дать лично девочке десять долларов. Но только, чтоб постаралась.
Поощрительно хохотнув, он удалился. Менеджер продолжал терпеливо ждать выбора второго гостя. Коломнину сделалось отчего-то неуютно. Будто не он выбирал барышню для развлечений, а его оценивали расположившиеся за стеклом двадцать пар девичьих глаз.
Понимая, что пауза неприлично затягивается, он ткнул в сторону девушки в запахнутом халатике, единственной, не искавшей внимания клиента.
Выбор был сделан. К креслу тотчас подошла одетая в кимоно служительница и с поклоном предложила следовать за ней. Нельзя сказать, что комнатка, куда препроводили клиента, была чрезмерно меблирована. Скорее мебели не было вовсе, если не считать за таковую вешалку, массажный, укрытый простынкой стол и ванную с душем. Все это отчего-то напомнило Коломнину кабинет райполиклиники, где два года назад ему делали колоскопию. Вошедшую следом избранницу сопровождала еще одна тайка, выжидательно остановившаяся перед гостем.
– Мистер! Спик инглиш?
– Да нет. Русский я, – растерялся Коломнин. Обидевшись на собственное смущение, выпалил. – По-русски! По-русски тренироваться пора.
– О! Рашен мэн. Дринк? – намекающе подсказала массажистка.
– Дринк? Да. Йес. Водки. Стакан.
– О! Рашен водка, – официантка вышла и тут же вернулась с подносом, на котором стояли два бокала, – будто из-за двери вытащила. Дождавшись, когда Коломнин подаст ей деньги, она выдавилась задом, оставив "новобрачных" вдвоем, – все с той же сальной улыбочкой на губах.
– Да! Вот такие дела, – пробормотал Коломнин, с тоской наблюдая, как массажистка открыла воду в ванной и, не переставая улыбаться, шагнула к клиенту. Скользящим движением плеч сбросила с себя халатик и оказалась худенькой, узкобедрой, словно четырнадцатилетняя девочка. С личиком, привычно сведенным в гримасу желания, потянулась к нему и принялась ловко освобождать от одежды.
– Полагаешь, пора? – пролепетал Коломнин. Он проследил взглядом за сползшими вниз шортами. Не на что там было смотреть. – Ну, не суетись, басурманка. Давай хоть дрынкнем сначала.
С усилием освободившись от обволакивающих ручек, Коломнин шагнул к столику и решительно оглоушил бокал. После чего, выдохнув, повернулся к ошеломленной массажистке и решительно махнул рукой:
– Ладно, чему быть, того не миновать. Делай свое дело.
Он послушно проследовал в наполнившуюся ванну. Мытье, составлявшее первую часть ритуала, показалось даже приятно. Во всяком случае ласковые прикосновения губки и девичьих пальчиков вызвали умиротворение.
Потом девушка уложилав распаренного клиента на массажный стол и принялась обмываться сама. Делала она это сноровисто, сосредоточенная на чем-то своем. И только время от времени, поймав на себе мужской взгляд, спохватывалась, прикрывала страстно глаза и принималась тереть губкой промежность, делая при этом вращательные движения бедрами и томно постанывая.
Коломнин лежал на массажном столике и уныло вызывал в памяти какие-то возбуждающие ассоциации. Но почему-то больше ощущал себя больным, лежащим на операционном столе в ожидании умывающегося хирурга.