– В этот раз пойдешь без провожатого. У нас здесь стало неспокойно. Я тебе карту дам, сам выйдешь. Если попросят там помочь в чем-нибудь – не отказывайся! Понятно?
– Так точно.
– Вот карта, – седой капитан протянул мне раскрытый планшет, – тут все указано. Разберешься. Даю тебе четыре дня. Вопросы есть?
– Никак нет! – по привычке гаркнул я, уже привыкнув оставлять все возникающие вопросы неразрешенными.
– Ну все, – по-отечески произнес он. – В путь, товарищ солдат!
Путь к отмеченному на карте месту оказался близким. На удивление легко было идти по компасу, сверяя направление по дрожащей стрелке. Все эти движения по азимутам, когда мне объясняли принципы ориентировки по компасу теоретически, казались мне дремучим лесом. На практике же все было намного проще.
Через день я вышел на окраину нужного мне населенного пункта под несколько странным названием Исильдорф-Поповка. Для села он был слишком маленьким, для хутора – чуть великоватым. Обойдя его за десять минут прогулочным шагом, я все-таки решил, что это село. Из шести одноэтажных зданий, составлявших весь этот Исильдорф, только два были жилые. Четыре других напоминали или склады, или мастер ские. Побродив еще с полчаса, я постучался в один из жилых домов.
Дверь открыл рыжеволосый мужчина маленького роста. Усеянное веснушками лицо вежливо улыбнулось мне.
– Вот… – не зная, с чего начать, я протянул рыжеволосому письмо и предписание.
– Та-а, – прочитав, сказал он, доброжелательно уставившись мне в глаза. – Тавненько вы у нас не были. У вас что там, все тихо?!
– Да, все в порядке… – пожал плечами я. – Как будто тихо.
– Тихо… – мужчина почесал за ухом. – Латно, а вас претупреждали, что притется немного помочь?
– Предупреждали. Могу хоть сейчас…
– Сейчас не нато, чуть позже, – перебил рыжеволосый. – Прохотите!
Он посторонился и я прошел в дом.
– Направо, прошу направо, – рукой указывал хозяин.
Я очутился в просторной комнате. На одной из стен висел темный ковер, на котором стройными рядами располагались ордена и медали, а солнечные лучи, падавшие сквозь окно, заставляли их блестеть и пускать блики.
Почувствовав на плече руку хозяина, я обернулся.
– Нравится? – спросил он.
– Конечно. Вы, наверно, очень богаты!
Мужчина скромно пожал плечами. Рот его расплылся в довольной улыбке.
– Как вам сказать. Просто много клиентов. Вот, говорят, что от войны богатеют фабриканты оружия. Честно говоря, я против войны, я за мирное сосуществование всех армий. Хотя не скрою, во время войны мои тохоты увеличиваются, но и в так называемое мирное время я не стратаю.
Поток красноречия хозяина несколько смутил меня.
– А чем вы, собственно, занимаетесь?
– А вы за чем сюта пришли? – вопросом на вопрос ответил он.
– За наградами.
– Вот этим я и занимаюсь. Тут у меня центр метально-ортенской промышленности.
Честно говоря, эти шесть хибарок были похожи на все, что угодно, но только не на центр какой бы то ни было промышленности. Видно, я не смог убрать саркастическую улыбку, выскочившую на моем лице произвольно, как прыщ.
– Вы совершенно зря смеетесь! – обиженно сказал рыжеволосый. – Тля моей промышленности не нужны ни завоты, ни комплексы. У меня, та бутет вам известно, все заготовлено на лет тватцать вперет, таже новые образцы!
Латно, говорите, что вам нато.
– Ну, медалей надо… – я запнулся, – военных…
– Выбирайте. Вот тратиционные: "За храбрость", "За мужество". Такие у меня тля всех армий есть. Вот тругой вариант: "За внутреннее мужество 2-й степени", "За показательное усердие", смотрите сами!
Я внимательно проинспектировал весь предоставленный выбор и остановился на трех медалях: "За любовь к командиру 1-й степени", "За потенциальную самоотверженность" и "За подавление личных чувств ради общего дела". Последнюю я выбрал для себя.
– Вот эти! – сказал я хозяину. – Первого и второго названия по четыре штуки и одну третьего.
– А что, убитых у вас нет?
– Почему вы спрашиваете?
– А почему вы ортенов не берете?
– А при чем тут ордена к убитым?! – Я озадаченно глянул на рыжего.
– Как это, при чем?! Метали для раненых, ортена – тля убитых. Все толжно быть по справетливости.
Тут настал мой черед почесать за ухом.
– А если я сам ранил или убил – чем тогда меня награждать? – спросил я.
– Я бы ничем не награштал. Стрелять каштый может. А убийство – это плохо.
– Но ведь если идет война, значит, люди убивают друг друга!
– Можно и не убивать! – уверенно произнес хозяин. – Тут неталеко тоже итет война. И без всякого кровопролития. Просто воюющие стороны по тоговоренности стреляют труг в труга холостыми, солтаты, согласно графику, считаются то ранеными, то убитыми, и награштают их как настоящих раненых и убитых. Это очень гуманно…
Я пожал плечами. О войне такого рода слышать мне еще не приходилось.
– Латно. Итемте. Помошете немношко.
Мы вдвоем вышли из дома и прошли к зданию, напоминавшему склад или мастерские. Зашли внутрь. Рыжеволосый включил свет. Я осмотрелся.
Под стенами в несколько рядов стояли массивные ящики, а в центре переливалась красками и сверкала куча орденов и медалей.
– Нато посортировать, – хозяин указал взглядом на кучу. – Несколько ящиков поломалось и все перемешалось, понимаете… Там посмотрите, если метали и ортена на немецком языке, то их вон тута, в правый угол. Если на английском – то в левый, а русские по тем трем ящикам, что пот тальней стеной стоят. Витите, они открытые. Только не перепутайте ваши русские с тругими русскими.
Я опустился на корточки и сгреб пригоршню блестящего металла. Перед глазами замелькали знакомые по учебнику истории лица. Екатерина, кайзер Вильгельм, Александр Невский и его недавний преемник с гордым взглядом и жесткими усами. А сколько незнакомых лиц!
Предварительно я стал раскладывать награды по пяти кучкам рядом с собой.
Дверь на улицу отворилась, и на пороге появился незнакомый мужчина с седыми усами.
– День добрый! – Он поклонился. – Я в помощь прислан. Тоже, видать, по такому же делу, что и вы, пришел. За крестиками-медальками.
Он подошел ближе, ознакомился с содержанием пяти кучек, насыпанных мною. Присел с другого края и тоже стал копаться в наградах, время от времени поднимаясь и добавляя в мои кучки позвякивающие серебряные, бронзовые медали и ордена.
– А что-то я вас здеся раньше не видал, – после долгого молчания сказал он. – Меня Ерофеичем кликать.
– Я здесь первый раз… – словно оправдываясь, промямлил я.
– А-а, то-то и оно, – мужик понимающе кивнул. – А я уже раз двадцать сюда захаживал. У нас командир щедрый – каждую недельку чтой-нибудь к груди прицеп ляет. Я уж шесть Георгиев своей старухе отослал, чтоб внучатам чем играться было. А у меня еще шесть осталось. А на что их так много?! Ну три али четыре – еще куды ни шло – красиво на груди. А коли больше, то вы литый адиот выходит. А вы сами-то откель будете?
– Застава у нас…
– Казачья? – оживился мужик.
– Нет, пограничная.
Ерофеич недоуменно пожал плечами.
– А я тут давеча одного немчуру встретил – чуть не прибил! – продолжил он. – Все-таки негоже это: и нам, и тем, кто супротив нас, из одного серебра кресты лить. Он тоже тогда много набрал, мешок почти! Видать, не только у нас командиры-то щедрые! Но все равно как-то нехорошо. Там мы друг другу животы штыками пропарываем, а тут у этого литовца рыжего бок о бок крестики-медальки набираем. Я с ним потом покурил, лясы поточил малость. Он тоже из малоземельных оказался, и жена тож есть, и хозяйство какое-никакое. Что-то, конечно, во всем этом не так, но пока что убивать их надобно, а то ведь и крестиков-медалек этих не получишь, а еще, хуже того, они тебя пришлепнут. Подождать надо, пока цари помирятся, а до того времени надобно их убивать. У вас там тоже небось убивают?
– Нет, – ответил я. – У нас тихо.
– Обманная эта тишь! Там, где с виду тихо, там еще больше убивают! – уверенно сказал мужик, прихватил двумя руками здоровую пригоршню наград и с усердием стал их раскладывать.
Вечером пришел хозяин, тот, кого мужик назвал рыжим литовцем.
– Вы уже можете заканчивать, – сказал он мне. – Слишком мало берете.
Мы снова прошли в его дом. Выпили чаю с медом, по чарке домашней вишневой наливки.
– Вот ваши, – вручил он мне небольшой бумажный пакет. – А этот ортен в потарок примите, от меня на память. Это мой любимый!
Я начал было вежливо отказываться, но хозяин за долю секунды прицепил его к моей гимнастерке.
– Это хороший ортен, – словно успокаивая меня, сказал он. – Всякое веть может случиться.
"Смерть пережившим почет и свобода", – прочитал я слова на ордене, выбитые под серебряным букетом, состоящим из доброго десятка государственных флагов крупных держав.
– Не беспокойтесь, он не вражеский, он для всех потхотит! Прихотите чаще, я вам новые образцы покажу, вам понравятся!
Пройдя мимо перечеркнутого указателя названия этого странного населенного пункта, я свернул на лесную дорогу и уже без компаса, по памяти, смело зашагал в сторону заставы. На этот раз задание мое было легким и приятным. Один только осадок остался, въелись в мысли слова рыжего литовца: "Раненым – медали, убитым – ордена. Все должно быть по справедливости". Въелись-то они въелись и из головы никак не шли, но понять смысл сказанного я никак не мог. То есть смысл-то был ясен, но что-то за этими словами еще было, а вот что? Может, со временем и пойму.
Видно, не стал я еще солдатом, ведь если б стал, то и мыслей таких не возникло бы.
4