– А я говорил, – Ижев довольно усмехнулся.
– За мной! – приказал мне командир, поднимаясь из-за стола.
Вчетвером мы залезли на крышу. Капитан внимательно смотрел в бинокль, комиссар нетерпеливо ерзал рядом с ним, а снайпер протирал прицел.
– То же самое, только без ефрейтора, – сказал капитан.
Ижев выхватил бинокль и жадно, словно флягу ко рту, поднес его к глазам.
– Сколько генералов сами идут к нам в руки! – Его голос задрожал от азарта.
– И что же вы с ними будете делать? – полюбопытствовал капитан.
– Надо применить боевую хитрость, подпустить их поближе и всех до одного, гадов!
– Какую хитрость?
– Мы вывесим белый флаг, – комиссар опустил руку с биноклем. – Они подойдут сюда, решив, что мы сдаемся. И тут их из пулемета…
– Но это же не честно! – Капитан скривил губы. – Белый флаг?
– Они нас тоже так обманывали! – В глазах комиссара застыла жестокость.
– А может быть, вы и правы. Солдат, спустись вниз, нацепи наволочку на какой-нибудь шест и назад!
Снайпер, оставив винтовку, побежал исполнять приказ. Через пару минут он уже размахивал импровизированным белым флагом. Капитан и комиссар по очереди смотрели в бинокль, негромко переговариваясь.
– Отставить! – вдруг резко выкрикнул капитан.
Снайпер, испуганно обернувшись, опустил шест с наволочкой.
– Ну, а теперь что делать? – Капитан обернулся к Ижеву.
Комиссар вздохнул.
– Вы, конечно, не ожидали, что, увидев белый флаг, эти генералы прокричат свое "ура!!!" и, с радостью поздравляя друг друга, повернут назад?!
– Может, это ловушка?! – предположил Ижев.
– Вы, я вижу, во всем или хитрости усматриваете, или ловушки!
– Они еще могут вернуться.
– Вряд ли! – сказал капитан. – Морально они победили.
Комиссар чувствовал себя неловко, мрачно поглядывал на солдат и их командира.
– Я назад пойду! – наконец выговорил он.
– Зачем?! Оставайтесь! – равнодушно предложил капитан. – Здесь безопаснее. А там вас могут убить…
– Пока не истребим всех врагов, я нигде не останусь! – твердо сказал Ижев.
– Покажите товарищу комиссару дорогу! – приказал мне командир.
Я вывел комиссара на тропу, ведущую к рыжему литовцу, и вернулся на заставу.
Солдаты занимались уборкой. Стекла и обломки кроватей были собраны посередине комнаты. Капитан сидел за столом и уныло водил карандашом по карте военных действий.
– Этим картам нельзя верить, – пробурчал он себе под нос. – Все они врут! Вот так и доверяй истории, пока в спину тебе не стрельнут в самое мирное время…
Солдаты переглянулись.
Капитан встал из-за стола, послал снайпера снова дежурить на крышу, а сам заперся у себя в кабинетике.
Посреди ночи в комнате-казарме загорелся свет. Я проснулся и увидел в дверях капитана и снайпера. Оба выглядели очень уставшими.
– Подъем! – скомандовал командир.
– Почему ночью?! – недовольно заворчал солдат, спавший у разбитого окна.
– Отставить разговоры! В ружье!!!
Мы выскочили в темноту и разобрались по росту.
– В районе заставы обнаружен одиночный неприятель. Приказываю прочесать местность и обезвредить его.
С автоматами в руках мы рассыпались по окружавшему заставу лесу. Я стукнулся лбом о дерево и остановился… Мрак плотной завесой все заслонял от моих глаз. Потоптавшись на месте, высмотрел тусклый огонек и направился в его сторону… Когда огонек превратился в единственный фонарный столб на территории заставы, я присел на приземистый валун и решил переждать поиски одиночного неприятеля.
– Вот он! Сюда! – раздались крики солдат.
Пришлось подняться.
Солдаты выпихнули из леса какого-то человека в военной форме.
– Сюда ведите! – выглянул из домика капитан.
Неприятеля втолкнули в комнату-казарму. Усилия, с которыми солдаты вели пленника, были явно излишними. Это был немощный старичок в генеральской форме. На дряблых щеках редкая седая щетина, глубоко запавшие глаза.
– Оружие есть? – строго спросил командир.
Старичок вытащил дрожащей рукой из кармана темные очки, горсть мелочи и допотопную авторучку.
– Кто вы, откуда и за кого воюете?
Генерал устало оглянулся. Словно искал, куда бы прилечь.
– Вы слышали вопрос? Кто вы? – повторил капитан.
– Я?! Я – бухгалтер из Праги…
– Кто?!
– Раньше был бухгалтером… – дребезжащим голосом ответил старик. – Потом путешествовал… был в Латинской Америке…
Капитан терял терпение.
– Вы участвовали вчера в нападении на нашу заставу?
– Вчера? Может быть… Я плохо помню… Да, мы вчера кого-то атаковали…
– Кто это "мы"?
– Хунта…
– Какая хунта?
– Обычная… военная.
– Почему вы атаковали нашу заставу?
– А мы всех атакуем… – невинно, по-детски произнес старик.
– Зачем?
– Уже так просто, без цели…
– А раньше какая была цель?
– Тогда было много целей… лет тридцать назад. Мы хотели власть захватить, – старик немного оживился, припоминая прошлое.
– Где? В какой стране? – выпытывал капитан.
– Нам все равно, в какой угодно. А какая же хунта без власти?! Разве что наша… Да если бы нам взвод рядовых или ефрейторов, мы б давно уже были у власти, и не пришлось бы стареть и умирать в неизвестных лесах, без родины, без родных и близких!
– Куда ушли остальные генералы вашей "хунты"? Почему вы остались один?
– Если бы они знали куда идти, я пошел бы с ними… Нас уже нет. Последнего ефрейтора, внука одного из генералов, убили вы. А я им еще лет пятнадцать назад говорил, что надо…
Старичок неожиданно замолчал, закрыл глаза и захрапел.
– Что-то многовато у нас гостей в последнее время, – задумчиво произнес капитан.
Утром командир вызвал меня к себе и приказал вывести старичка-генерала на дорогу, ведущую в ближайший город. Снова дал мне компас и карту.
Вот так, кажется, и должность у меня появилась, военная специальность – провожатый или сопровождающий. Неутомительно и неопасно. Я был всем доволен. В каждом собеседнике чувствовал потенциального попутчика: кто знает, вдруг мне прикажут вывести его на ту или другую дорогу.
Старичок был неразговорчив. Казалось, что он вот-вот остановится и заснет, прислонившись к какому-нибудь дереву. Идти было скучновато, но, как я думал, намного безопаснее, чем оставаться в это время на заставе. Все эти атаки и погромы меня обеспокоили. Теперь я бы вряд ли сказал кому-нибудь, что у нас на заставе тихо и мирно.
Впереди показался заросший мхом шлагбаум, некогда закрывавший железнодорожный переезд. Теперь за ним и рельс-то не было: только насыпь кое-где сохранилась.
– Всего доброго! – Я остановился у шлагбаума и протянул старичку руку на прощанье.
Он непонимающе посмотрел на меня.
– Дальше вы пойдете один. Так приказал капитан. Вот по этой дороге, за шлагбаумом.
Старичок хмыкнул что-то невразумительное и, не попрощавшись, потопал в указанном направлении.
Я облегченно вздохнул.
Назад можно было не спешить. Кто его знает, что ждет меня на заставе.
Я развернул карту, изменяя свой маршрут так, чтобы вернуться на место к вечеру, и свернул с тропинки.
Идя по лесу, я вышел на поляну, где горел костер, а на вертеле жарился кусок мяса. Рядом, улегшись на плащ-палатку, дремали двое белогвардейцев.
Услышав мои шаги, они проснулись. Один пристально глянул на меня и вскочил на ноги.
Я обомлел. Передо мной стоял живой штабс-капитан Бургасов.
– Вы живы? – вырвалось у меня.
– Как видите. И не только я. История слишком часто ошибается!
Во втором я узнал вихрастого фельдфебеля из казаков.
– И он жив, – с улыбочкой произнес штабс-капитан.
"Да, – подумал я. – Командир истории не доверяет, Бургасов считает, что она слишком часто ошибается… Хорошая штука история, если по ее ошибке человек остается жить, хотя должен был уже несколько раз погибнуть!"
– О чем задумались, господин солдат? – штабс-капитан присел у костра, протянул к пламени руки.
– Об истории, – сознался я.
– Бросьте, пустое это дело. Лучше мяса возьмите. Правда, подгорело немного. На огне жарилось, не на углях…
Мясо было жестким и невкусным, но из вежливости я его старательно разжевывал.
Штабс-капитан крутил в руках револьвер, уставившись на пламя.
– Вот и все, – он поднялся, отрешенно глядя на горящий костер, – пора прощаться, господин солдат.
– Вы уходите? – спросил я.
– Скорее, вы остаетесь, – дуло револьвера заглянуло мне в глаза. На мгновение показалось, будто черный глаз револьвера мне приветливо подмигнул.
– Вы что, серьезно?!
– Вы меня поймите. Я не могу вас так часто не убивать. Гуманизм гуманизмом, да и вы мне симпатичны. В другое время я бы с удовольствием играл с вами в шахматы в моем имении, но война, вы понимаете, война.
Я попробовал понять, но не успел. Резкий толчок в грудь свалил меня на землю. Рука инстинктивно зажала рану, и по пальцам заструилась теплая липкая кровь.
Дышать стало трудно. Воздух до боли теснил легкие. Я выдохнул его, и весь окружающий меня мир провалился в темноту.
Я был убит, хотя по отчетности и сводкам всего лишь пропал без вести.