Энтони Берджесс - известный английский писатель, автор бестселлера "Заводной апельсин", экранизированного режиссером Стэнли Кубриком, и целого ряда книг, в которых исследуется природа человека и пути развития современной цивилизации.
Роман-фантасмагория "Доктор болен" - захватывающее повествование в традициях прозы интеллектуального эксперимента. Действие романа балансирует на зыбкой грани реальности.
Потрясение от измены жены было так велико, что вырвало Эдвина Прибоя, философа и лингвиста, из привычного мира фонетико-грамматических законов городского сленга девятнадцатого века. Он теряет ощущение реальности и попадает в клинику. Чтобы спастись от хирургического вмешательства в святая святых человека - мозг, доктор сбегает из больничного ада и оказывается среди деградирующих слоев лондонского дна конца двадцатого века, где формируются язык и мышление нового времени.
Содержание:
Энтони Берджесс - Доктор болен 1
Глава 1 1
Глава 2 3
Глава 3 4
Глава 4 6
Глава 5 6
Глава 6 7
Глава 7 8
Глава 8 10
Глава 9 11
Глава 10 12
Глава 11 13
Глава 12 14
Глава 13 15
Глава 14 17
Глава 15 19
Глава 16 21
Глава 17 22
Глава 18 24
Глава 19 26
Глава 20 26
Глава 21 28
Глава 22 31
Глава 23 32
Глава 24 33
Глава 23 34
Глава 26 36
Глава 27 37
Глава 28 39
Глава 29 40
Глава 30 41
Глава 31 42
Глава 32 44
Примечания 44
Энтони Берджесс
Доктор болен
Посвящается Л. У.
Глава 1
- А это чем пахнет? - спросил доктор Рейлтон. И сунул под нос Эдвину нечто вроде чернильницы.
- Я могу ошибиться, но сказал бы - мята перечная. - Эдвин ждал гонга ведущего викторины. Слышалось, как за расставленными вокруг его койки ширмами на колесиках ест остальная палата.
- Боюсь, вы в самом деле ошиблись, - объявил доктор Рейлтон. - Лаванда. - Гонг. Но Эдвин еще в игре. - А это?
- Наверно, что-то цитрусовое.
- Снова ошиблись. Жестоко ошиблись. Гвоздика. - В мягком голосе тон морального осуждения. Доктор Рейлтон мягко сел на край койки. Мягко, женскими карими глазами с длинными ресницами, взглянул на Эдвина сверху вниз. - Не совсем хорошо, да? Совсем не хорошо. - Ножи и вилки слабо постукивали и поскребывали инвалидным оркестром.
- Я простужен, - оправдался Эдвин. - Резкая перемена климата. - Умирающий английский год постукивал в окна палаты, будто выпрашивал койку. - Когда мы выезжали из Моламьяйна, было сильно за девяносто .
- Ваша жена приехала с вами?
- Да. Официально, как моя сиделка. Но почти все время страдала воздушной болезнью.
- Ясно. - Доктор Рейлтон кивал и кивал, словно все было действительно очень серьезно. - Ну, придется нам провести разные прочие тесты. Конечно, не сейчас. В понедельник как следует примемся за работу. - Эдвин расслабился. Доктор Рейлтон, подметив это, выхватил камертон. И поднес его сверху, шкварчащий, как кочерга, к правой щеке Эдвина. - Чуете?
- Среднее до.
- Нет-нет, чуете ?
- О да.
Мрачный вид доктора Рейлтона лишил Эдвина всякого триумфа. Доктор быстро сделал свой ход:
- Как бы вы определили "спираль"?
- Спираль? О, понимаете, вроде винтовой лестницы. Вроде шурупа. - Обе руки Эдвина принялись описывать спираль в воздухе. - Поднимается выше, выше, все время вращаясь, но с каждым витком постепенно уменьшается, уменьшается, пока просто совсем не исчезнет. - Глаза его умоляли принять определение.
- Правильно, - подтвердил доктор Рейлтон с той самой своей новой мрачностью. - Правильно. - Но имел в виду явно не определение. - А теперь, - сказал он, поднявшись с края койки, грубо толкнув окружавшие ее ширмы, которые скрипуче проехали на колесиках около ярда, с ошеломляющей неожиданностью явив взору едоков мороженого. - Встаньте с койки, - велел новый, грубый доктор Рейлтон, жестом приказывая прекратить симуляцию. Пояс пижамных штанов Эдвина потерялся где-то между Моламьяйном и Лондоном; вспыхнув, он подтянул выше щиколоток полосатые обшлага. Едоки мороженого спокойно смотрели, как будто рекламу по телевизору. - А теперь, - приказал доктор Рейлтон, - пройдите по абсолютно прямой линии отсюда вон до того человека. - Указал на возбужденного с виду пациента, который кивнул, как бы выражая готовность участвовать в любом полезном эксперименте, пациент, заключенный в клетки со змеями резиновых трубок. Эдвин пошел, как пьяный.
- Порядок, - ободрил его возбужденный пациент. - Здорово выходит, да.
- Теперь идите обратно, - скомандовал доктор Рейлтон. ("До встречи", - сказал возбужденный пациент.) Эдвин пошел обратно, пьяней прежнего. - Теперь лягте в постель, - велел доктор Рейлтон. Потом, словно на самом деле все это не следовало воспринимать слишком серьезно, словно он был таким только за деньги, а милей человека после пары пинт не найти, доктор Рейлтон по-мальчишески рассмеялся, играючи ткнул Эдвина в грудь, взъерошил ему волосы, попробовал отщипнуть кусок плеча.
- В понедельник, - посулил он, смеясь, из дверей, - начнем по-настоящему.
Эдвин оглядел товарищей по палате, которые улеглись теперь, сытые, цыкая зубами. Возбужденный пациент сказал:
- Знаешь, кто это был?
- Доктор Рейлтон, не так ли?
- Не, это ясно. Я хочу сказать, кто он раньше был. Хочешь сказать, не знаешь? Эдди Рейлтон.
- Действительно?
- Все по телику выступал, пока учился на доктора. Красиво на трубе играл, да. Понял, нет?
Негр-санитар подошел к койке Эдвина. Тягуче, ласково разгладил постельное белье, прозрачно глядя сквозь толстые интеллектуальные стекла очков.
- А теперь, - сказал он, - поешьте.
- Нет, действительно, мне, пожалуй, не хочется.
- Да, да, поешьте. Надо есть. Все должны есть. - Низкие тона негритянской проповеди. Он торжественно прошагал к двери. Возбужденный пациент крикнул из своего трубчатого гнезда:
- Эй, притащи нам вечерку. Там малец в холле как раз торговать должен.
- Некогда мне, - объявил негр-санитар, - таскать вечерние газеты. - И вышел.
- Фу-ты, ну-ты, - возмущенно фыркнул возбужденный пациент. - Понял, нет? Прямо тебе чертовски отличный пример доброго самаритянина, да? Я хочу сказать, понял, нет? Прямо, черт побери, на стену лезешь, да? Честно.
Эдвин праздно повозил по тарелке приготовленную на пару рыбу, кучку мятой картошки, уныло оглядывая палату. Все лежали в койках, кроме его непосредственного соседа. Почти все в белых тюрбанах, как паломники в Мекке, хотя это были знаки не благодати, а бритых голов. Полная палата больных хаджей. Сосед Эдвина сидел в своей койке в халате, мрачно курил, глядя на лондонский вечер в неподвижном квадрате. Лицо его носило клиническую усмешку, составную часть сложного синдрома. Во второй половине дня, вскоре после прибытия Эдвина, заходили двое визитеров из другой палаты, тоже с усмешками, чтобы сравнить усмешки. Нечто вроде клуба насмешников. На прощанье они усмехнулись усмехавшемуся соседу Эдвина и с усмешками удалились. Весьма угнетающе.
Впорхнула штатная сестра, угнетающе здоровая, и возбужденный мужчина из клеток и трубок сказал:
- Добрый вечер, сестричка.
Штатная сестра, не ответив, пролетела в конец палаты.
- Вот, - сказал возбужденный мужчина, - понял, нет? Чего я не так сейчас сделал, черт побери? Говорю ей - добрый вечер, а она - не добрый вечер, а поцелуй меня в задницу, ни за что ни про что. Прямо на стену лезешь, да?
- Нет, - запротестовал Эдвин, - я не хочу мороженого. Нет, большое спасибо, не надо мороженого. Нет, пожалуйста, нет. Никакого мороженого.
- Успокойтесь, - зазвучали тона негритянского проповедника. - Успокойтесь, дружок. Вы здесь как раз затем, чтоб успокоиться. Никто не собирается вас заставлять есть мороженое, если вы не хотите мороженого. Поэтому я просто оставлю мороженое вот тут, возле вашей кровати, просто на случай, вдруг вы передумаете и пожелаете съесть мороженое чуть позже.
- Нет, - твердил Эдвин, - нет. Я не люблю мороженое. Пожалуйста, унесите.
- А теперь успокойтесь. Может быть, пожелаете съесть чуть попозже. - И негр-санитар величественно вышел. Эдвин раздраженно спрыгнул с койки, схватил полное тающее холодное блюдце, готовый его вышвырнуть. Потом подумал: "Осторожней теперь, осторожней, полегче, им понравился бы подобный поступок".