Пейзаж с утюгом
Телефон зазвонил около полуночи. Дзюнко смотрела телевизор. Кэйсукэ в своем углу нахлобучил наушники и, прикрыв глаза, покачивая головой, играл на электрогитаре - видимо, пассажи оттачивал, так быстро бегали по струнам его пальцы. Звонка он не слышал. Трубку взяла Дзюнко.
- Уже спала? - как обычно, полушепотом проговорил Миякэ.
- Нормально, еще не ложились, - ответила Дзюнко.
- Я сейчас на берегу. Много бревен прибило. Получится что надо. Придешь?
- Хорошо, - ответила Дзюнко. - Только переоденусь и буду минут через десять.
Дзюнко натянула колготки, надела потертые джинсы, свитер с высоким воротом, сунула в карман пальто сигареты, за ними - кошелек, спички и брелок. Затем слегка толкнула ногой в спину Кэйсукэ. Тот испугался и поспешно стянул наушники.
- Пойду на берег жечь костер.
- Опять с этим Миякэ? - нахмурился Кэйсукэ. - Шуточки у тебя. На дворе февраль. Уже полночь. А она - на берег… костер…
- Я тебя насильно не тащу. Пойду сама.
Кэйсукэ вздохнул:
- Ладно, я с тобой. Подожди, я мигом.
Он выключил усилитель, натянул поверх пижамы брюки, надел свитер и задернул под самое горло замок куртки. Дзюнко повязала шарф и нахлобучила на голову шерстяную шапочку.
- Что ты нашла в этих кострах? Что в них интересного? - бормотал Кэйсукэ по дороге на взморье. Ночь стояла морозная, но без ветра. Откроешь рот и выдыхаешь заледеневшие слова.
- А что интересного в "Перл Джеме"? Сплошная какофония, - ответила Дзюнко.
- У "Перл Джема" миллионов десять поклонников во всем мире…
- А поклонники костров живут на свете уже пятьдесят тысяч лет.
- Это правда, - заметил Кэйсукэ.
- Не станет "Перл Джема", а поклонники костров останутся.
- Тоже верно.
Кэйсукэ вынул из кармана правую руку и обнял Дзюнко.
- Только вот что, Дзюнко… меня совершенно не интересует, что было пятьсот веков тому назад и что будет еще через пятьсот. Совершенно! Важно то, что есть сейчас. Кто его знает, сколько осталось до конца света. Кто, по-твоему, думает о будущем? Важно в настоящий момент от пуза поесть, и чтоб стоял. Разве нет?
Они взобрались по лестнице на мол и там же, где обычно, увидели фигуру Миякэ. Он стащил в одно место выброшенные на берег коряги всевозможных форм и осторожно составлял их в кучу. Среди плавника затесалось одно толстое бревно. Дотащить его сюда, видимо, оказалось делом нелегким.
В лунном свете береговая линия выглядела краем отточенного лезвия. Зимние волны на удивление бесшумно омывали песок. Вокруг - ни души.
- Ну как, много? - облаком белого пара выдохнул Миякэ.
- Еще бы! - воскликнула Дзюнко.
- Да, иногда набирается. На днях был неслабый шторм. Стоит только чаек послушать: "Сегодня славных дровишек нанесет".
- Хорош хвастаться, давайте греться. А то в такой холод все мое хозяйство сведет, - сказал Кэйсукэ, потирая руки.
- Погоди, не гони. В этом деле главное - порядок. Первым делом все рассчитать, проверить, не упустил ли чего, а уж потом не спеша поджигать. Засуетишься - ничего хорошего не выйдет. Поспешишь - людей насмешишь.
- Ага, не суетись под клиентом.
- Молод еще такие шуточки отпускать, - покачал головой Миякэ.
Толстое бревно и несколько обломков он искусно составил в какую-то авангардную скульптуру. Потом отошел на несколько шагов, внимательно осмотрел конструкцию, что-то поправил, опять подался назад и окинул бревна внимательным взглядом - и так несколько раз, как обычно. Видя, как сложены дрова, он наглядно представлял, как они будут гореть. Так же скульптор, глядя на камень, видит сокрытую в нем фигуру.
Наконец бревна приняли нужное положение, и Миякэ кивнул самому себе: "Теперь другое дело!" Затем свернул и засунул под самый низ припасенную газету. И зажег огонь обычной пластмассовой зажигалкой. Дзюнко достала из кармана сигарету, сунула ее в рот и чиркнула спичкой. Прищурившись, она уставилась в спину Миякэ, на его лысеющий затылок. Вот самый напряженный момент. Разгорится или нет? И как будет полыхать дальше?
Двое молча всматривались в гору бревен. Огонь охватил газету, она исчезла в пламени, но вскоре вся почернела и потухла. И больше ничего. "Не получилось, - подумала Дзюнко. - Видимо, бревна слишком сырые". Она уже было отчаялась, но тут вверх потянулась жилка белого дыма - верный знак огня. Ветра не было, и дымок поднимался вверх сплошной тонкой струйкой. Где-то загорелось, но где - пока не видно.
Никто ничего не говорил и даже Кэйсукэ закрыл рот. Он сунул руки в карманы, Миякэ присел на корточки, а Дзюнко скрестила руки на груди и лишь иногда, как бы вспоминая о сигарете, затягивалась.
Как обычно, Дзюнко думала о "Костре" Джека Лондона. Рассказ о том, как человек где-то в глубине Аляски пытается развести огонь. Не разведет - замерзнет насмерть. А солнце клонится к горизонту. Вообще Дзюнко читала мало, но эту книгу, заданную на летние каникулы, перечитала несколько раз. Вся сцена живо и естественно вставала у нее перед глазами. Биение сердца, страх, надежду и отчаяние человека на краю гибели она чувствовала так, будто это происходило с ней самой. Но важнее всего в истории - то, что человек на самом деле искал смерти. Она это знала. Причину объяснить не могла, но с самого начала понимала это. Путник на самом деле жаждал смерти. Он знал, что это для него - подходящий конец. Но несмотря ни на что, боролся изо всех сил. Чтобы выжить, ему предстояло побороть превосходящего противника. Дзюнко до глубины души потрясло именно это принципиальное противоречие где-то в середине рассказа.
Преподаватель высмеял ее мнение. С удивлением спросил: "С какой это стати герой ищет смерти? Что-то новенькое. Весьма и весьма оригинально". Отрывок из сочинения Дзюнко он зачитал вслух, и весь класс засмеялся.
Но Дзюнко знала точно. Ошибаются они все. Ведь если это не так, почему концовка у рассказа - такая тихая и красивая.
- Кажется, погас? - робко поинтересовался Кэйсукэ.
- Все в порядке, нет. Силу набирает, сейчас разгорится. Дым ведь не прекращается? Как там говорится: "нет дыма без огня".
- Без крови не стоит.
- Тебе что, не о чем больше подумать? - удивился Миякэ.
- Вы что, серьезно знаете, что огонь не погас?
- Знаю. Сейчас раз - и вспыхнет.
- Интересно, где вы набрались этих премудростей?
- Какие там премудрости. Научился, когда мальцом был бойскаутом. Что-что, а костер разводить там не хочешь - а научат.
- Ого, - воскликнул Кэйсукэ, - выходит, бойскаутом были?
- Не только от них, конечно. Видимо, есть какой-то дар. Ну то есть - я развожу костры лучше обычных людей.
- Интересное умение, но денег за него не выручишь.
- Этот точно, денег не выручишь, - улыбнулся Миякэ.
Как он и предсказывал, вскоре в глубине показалось пламя. Начали потрескивать дрова. Дзюнко с облегчением перевела дух. Теперь уж точно беспокоиться нечего. Костер разгорается. Еще немного, и они втроем протянут к нему замерзшие руки. Некоторое время делать ничего не нужно, достаточно лишь следить за огнем, набирающим силу. "Пятьсот веков назад древние люди, пожалуй, грели руки у огня с таким же настроением", - подумала Дзюнко.
- Вы, кажется, говорили, что родом из Кобэ? - как бы внезапно вспомнив, спросил Кэйсукэ. - Как, никто из родственников не пострадал?
- Даже не знаю. У меня ни с кем уже не осталось ничего общего. Дело давнее.
- Давнее - недавнее, а акцент ничуть не слабее.
- Что, правда? Сам я как-то не замечаю.
- Если это не кансайский акцент, тогда по-каковски я сейчас говорю, да?
- Не умеешь говорить на кансайском диалекте - не берись. Еще не хватало, чтоб его коверкали люди из Ибараки. У вас куда лучше выходит гонять с флагами на мотоциклах… когда урожай соберете.
- Ничего себе, тихоня Миякэ, а за словом в карман не лезет. Нехорошо - чуть что обижать простодушных пиплов Северного Канто, - сказал Кэйсукэ. - А если серьезно, с ними все в порядке? Наверняка, кто-то остался. Вы как, новости смотрите?
- Давай не будем, - прервал его Миякэ. - Хлебнешь виски?
- Не откажусь.
- А ты, Дзюн-тян?
- Немножко.
Миякэ вынул из кармана кожаной куртки тонкую металлическую флягу и передал Кэйсукэ. Тот открутил крышку и, не прижимая к губам, залпом глотнул.
- Хорошо! - крякнул он, переводя дух. - Однозначно "сингл молт", двадцать один год выдержки. Бочка - дубовая, слышится шотландский прибой и дыхание ангелов.
- Дурень, не мели чушь. Обычный "Сантори" из квадратной бутылки.
Дзюнко взяла фляжку у Кэйсукэ и налила в крышечку, а потом сделала несколько крохотных глотков, словно лакая. Немного скривилась, чувствуя, как теплая жидкость перетекает из пищевода в желудок. По телу заструилось тепло. Выпил и Миякэ, затем опять передал флягу Кэйсукэ, и тот не заставил себя ждать. Пока фляга кочевала из рук в руки, огонь разгорелся, превратившись в настоящий костер. Но не быстро, постепенно, как и замышлял Миякэ. И в этом была его прелесть. Пламя расширялось мягко и нежно. Как выверенные ласки, неспешно и очень аккуратно. Это пламя - для того, чтобы согревать сердца людей.