Серый, коротко стриженный человек, прямой, как жердь, с вывернутыми руками и сведенными лопатками, жуя свою папиросу, медленно шел по залитой солнцем улице, шел на свидание с моей новой знакомой - с моложавой женщиной в светлом нарядном костюме, которая только что ела окрошку с огурцом, на свидание с супругой доктора по имени Антон Павлович.
июнь 1968 - декабрь 1970
Продолжаем наш концерт…
Прошу вас, милостивые государи, обратить особенное внимание на предыдущий номер… Дело в том, что автор наш, вернее, рассказчик, вовсе не часто является на страницах собственной своей персоной. Он предпочитает не высовывать носа, все время норовит скрыться в пестрой толпе персонажей, в их базарной разноголосице…
Ну-с, а теперь позвольте мне…
Нет-нет… Виноват, еще два слова… Мне пришло сейчас в голову, что "Цистерна" все же название неподходящее. Само по себе оно не такое уж плохое. И, конечно, вполне бы сгодилось, кабы ему удалось осуществить свой замысел…
Ну а как же бы наименовать то, что получилось?
Не знаю… Может быть, как-нибудь так: история одной неудачи. Эдакий новейший жанр…
Бесспорно он - неудачник… Да, честно говоря, здесь присутствуют теперь целых два неудачника - молодой и старый. Старый и молодой…
Но - продолжаем наш концерт…
А городок между тем прелестный - весь иссечен оврагами и вздыбился буграми, дома и сады то карабкаются на самый верх, то прячутся в низинах… Петляют и горбятся улицы, поросшие травою, по ним расхаживают степенные куры и горластые петухи…
Окна все с резными наличниками, на фасадах под крышами игрушечные балкончики - гуляночки… Всюду лавочки, крылечки, на них сидят соседки, глазеют друг на друга и на прохожих, щелкают семечки, судачат обо всем на свете и на своей улице и, отгоняя комаров, ритмически обмахиваются березовыми ветками…
Особняк на бывшей Дворянской улице. Каменная кладка, два этажа, чугунное крыльцо, навес над парадной дверью. Все хорошо, но почему-то торчит поперек тротуара несообразно большой балкон с массивными каменными кронштейнами - эдакая тяжелая нижняя челюсть, выпяченный подбородок…
Здесь помещалась частная женская гимназия Гидройц-Юраго.
А под балконом скамеечка, а на скамеечке - старичок, старушечка и беленькая кошечка с розовым хвостиком. Всей семьей гуляют, дышат вечерней прохладою…
И почти у каждого деревянного домика над крыльцом пристроена низенькая верандочка. Там обычно обитают молодые пареньки и девчонки на выданье, оттуда по вечерам подрываются пластинки и магнитофончики:
Хмуриться не над-да, Лад-да,
Хмуриться не над-да, Лад-да!
НА ТОЛКУЧКЕ
- А-а-а… Сегодня это что за базар?.. Вот в прошлое воскресенье…
- А куда она мне?
- Бери, бери! Чего смотришь?
- Ну и нечего глядеть!
- Вы говорите такую цену и не стесняетесь?!
- Это ведь шуба, не пальто…
- Дырявая шуба.
- Сам ты дырявый!
- Кругом одна дырка!
- Постыдились бы бесстыдство свое показывать!
- Это что это у вас лохматое? Шиньон?
- Шиньон.
- Ну, и сколько?
- Тридцать рублей… Его расчесать можно.
- Да ты померяй, померяй… Самый сейчас модный сапог!..
- В прошлое-то воскресенье тепло было…
- Бог-то, видать, совсем уж старый стал. Все путает - когда дождь надо, когда чего…
- У меня была ротонда на лисьем меху…
- Ротонда? Это что за ротонда?
- Все я продала, все у меня было. Какие у меня были сережки с бирюзой и с аметистом. Я работала в поликлинике, и лучше меня из сестер никто не одевался. Потому что мне сестра из Москвы присылала. Эх, всего я поносила, всего покушала. Икорку кушала и рыбку…
- Рыбка-то вон и сейчас есть. Треска…
- Да и той нет…
- Если бы у меня был жив зять, я бы так не бедствовала…
- Вот, бери одеяло…
- Нужно оно мне, как на Петровку варежки!
- Да ты мне ее так отдай, впридачу…
- У меня давалка-то не на палке, была бы на жерде, совал бы везде!..
- Это сестрина кофта. Болела она крепко. Теперь схоронили… Осталась я одна, как куст обкошенный…
- А деньги-то на поминки приготовила ли? Припасла?
- А куда они мне? Я уж есть не захочу… Завоняю - придут, похоронят…
- Поверх земли-то не положут…
- Где этот цыган-то тут вертелся? Не видали? Я ведь ему полтинник за двугривенный сдала!..
- Уж он убег…
- Вы скажите, какая ваша цена?
- Ну, рублишку я дам…
- Рублишку?..
- Это же рухлядь, рвань!
- Ведь это - бывалочная вещь…
- Ей, может, сто годов!
- Самому тебе - сто годов!
- Вот всегда так. Пойдешь на базар, какая-нибудь очередь прицепится. Ну и стоишь…
- Я себе в питании не отказываю. Я тогда только себе отказываю, как придет пост. А в мясоед я себе ни в чем не отказываю.
- Я всех схоронила. Одним раком. Семь человек умерли одним раком.
- Меня все лечил еврей, да пользы никакой. Он терапеи лечит.
- У вас, говорит, рак в шестом, в седьмом поколении в крови.
- Вот она - хозяйка.
- Шапка беличья. На нее дождь пойдет, высохнет, и опять она такая же…
- Да больно дорого…
- Купи в магазине…
- Бульдозер на Луну запустить - это мы можем, а чтоб шапки свободно были, это мы не можем…
- Видал у галки свигалку…
- Он уж, почитай, с третьей живет…
- А чего тут дивного? Как раньше у цыгана лошади, так теперь у мужиков бабы…
- Америка нас не боится. Она нашей войны боится.
- А мы боимся ее техники. У нас таких орудиев нет.
- В Америке дамы с собачками гуляют, с веерами на лавочках сидят. А у нас этого нету.
- Он вчера бушевал. Он вчера был выходной.
- Нечего смотреть да разглядывать… Она ни разу не стиранная.
- Он у кого-то стянул велосипед. У него сроду велосипеда не было.
- Вы возьмете, другой возьмет, вот она и грязная!
- Он потому уехал, что он жену убил. Не жена она ему, а наложница…
- Дорого просите…
- Тут жила татарка У ней муж порезал Бориса и тоже скрылся…
- Чего там дорого? Эти деньги теперь, как мясо в жару…
- Мне на ремонт три ведь тыщи надо…
- Три тысячи?
- Старыми три…
- Тьпфу!.. Что ты все старыми считаешь?
- Мы ведь его, дом-то, ставили на старые…
- Да, бери, бери, не бойся! Она шунчовая. Дочка с фабрики принесла. Они там все чистое такое работают - полотенца фланелевые, шунчу…
- Хы! Все бывает. И у девушки муж помирает, а у вдовушки живет…
- Сама-то ты на гуще, а любишь на дрожках.
- У нас в улице как взялось гореть… В понедельник
дом сгорел. Во вторник. В среду - три дома… И чего горят?…
- Все, подчистую! Вор-то ворует, хоть стены оставляет, а пожар-то нет.
- Не говори. Вон у нас хозяева-то хоть вытащили так кой-чего, а квартиранты их и на работе были. В чем ушли - в том и остались. Одни фуфайки - ни ложки, ни плошки…
- Покажь, покажь!.. Сегодня - не Казанская!..
- Что? Денег жалко?
- Вон на вино им не жалко!
- Дуют, как квас в покос!
- Старая ты, а дура.
- Дура?! Это я - дура?! Скотина ты! Скотина и есть! Скотина безрогая! Я те дам - дура! Умная! Твоими бы мозгами мне задницу подмазать!
- У Клавди-то слыхала, чего было? Она свово на пятнадцать суток оформила Он отсидел, вернулся домой и говорит ей: "Я, говорит, там пятнадцать суток все парашу выносил да нюхал…" Взял горшок-то ночной, дети напрудили, налил ей полстакана… "Пей!" - говорит. Она не хочет. А он взял кочергу. "Башку, говорит, отшибу!" Ребятишки-та и говорят: "Пей, говорят, мама, ведь убьет". Ну, она и глотнула. И теперь милиция не знает, каким его судить судом. По какой такой статье…
- Что делается…
- Твой-то работает?
- Как же, заставишь его. Ходит к пристани кой-что выставя…
- Я снохе купила, да вот не хочет носить… Немодное!
- Плохо живете?
- Можно бы хуже, да некуда. Я ведь и то им говорю: вот придете к холодным-то ногам…
- Хуже нет, как брать коммунальных-то этих, каморочных. И по дому ничего не сделает, и в огороде от ней проку нет…
- А с ними разве можно ладить? Это - змеи. У нас в улице их много. Летом выйдут, я смотреть не могу! Я их еще зову - вешалки. Они на мальчишек-то вешаются. Прям вешалки и змей шипучий!
- Ну и молодежь пошла! Плюнешь в рожу - драться лезут!
- Разве это - базар? Вот в прошлое воскресенье…
декабрь 1970
Нищенский торг раннего лета…
На столах под небом и под навесами - желтоватое молоко, алебастровые яйца, марганцовая редиска, молодой лук зелеными пучками-колчанами, болотного цвета огурцы, белесые моченые яблоки и грибы летошнего засола… Деревянные ложки, сита, корзины из свежей лозы…
Благодаря толчее и многолюдству впечатление скорее отрадное, нежели унылое… Тем более что самое страшное - в стороне, скрыто за высоким серым забором.
А там просто стоят на привязи десятка полтора жалких колхозных кляч. Боже, что за одры - какие грязные, костлявые, шелудивые, со спутанными гривами и хвостами, со старческими распущенными губами…
Поверить нельзя, что это все родные внуки любимцев и кормильцев целых крестьянских семей…
Многое можно понять - надругательство над дедовским достоянием, страдание и гибель миллионов двуногих - за что боролись, на то и напоролись…