Первый минус - это полное отсутствие памяти носителя моего тела до моего вселения в него. Полтора десятилетия так навскидку. А второй минус придется еще поискать. Вот так и крутил я эту мыслю, слушая парня вполуха.
- С какого конкретно ты места?
- С южной Ютландии, сир.
- Разве там не дойчи живут?
- Нет, сир, дойчи гораздо южнее находятся. Севернее нас даны, а мы - варяги, нас еще ютами дразнят. На запад остатки англян, что на остров не перебрались. На восток - шверинцы. На юг - алеманы. А вот за ними - дойчи.
- Ofiget; dajte dva, - вырвалось у меня по-русски.
- Schto dva? - переспросил меня парень на том же языке. - Schto vam podat?
- Ты и русский язык знаешь? - вопрошаю из осторожности по-васконски.
- Русы когда-то были частью ютов, но давным-давно ушли на восток. Лет с пятьсот так, точнее я не помню, - и добавил: - Stariky bajaly, chto uvel ich konung morja Rurick v tzarstvo testia svoego.
Рано еще мне так раскрываться. Рано. А мальчишке за зондаж - пять с плюсом. И я перевел беседу снова на васконский язык:
- А в рабство как попал? Я понял так, что родился ты свободным.
- Да ваши вассальные мурманы из Биаррица, сир, и напали. Кого побили, кого похватали. Так я на их ladie и оказался. - Слово "ладья" он опять сказал по-русски. - Это был их последний поход за женщинами.
- За женщинами?
- Да, сир, им же запрещено жениться на местных…
Вот стервец. Пороть мало. Но чувствуется школа. Ох непрост был капеллан в моем замке, ох непрост.
- А потом - в Биаррице - они меня определили в монаршую квинту - долю в добыче. Отвезли в замок, там постригли и приставили в капелле прислугой за все. Крестили по-местному. А как вырос, майордом определил кнехтом в конные арбалетчики, хотя капеллан очень уговаривал принять сан.
- Почему не принял? Быть идиотом тебе не грозило…
- Даже если перестать брить тонзуру, сир, то веревочный пояс затягивает чресла на всю жизнь, - ответил парень довольно жестко, но в пределах вежливости.
Философ, однако; в такие-то годы.
- Баб любишь больше вина? - спросил в лоб.
- И это тоже, сир, - не стал он запираться.
Вот так вот. Если приближать такого, то постоянно придется тюкать по темечку - предупреждая об опасности "медовой ловушки". Но в это время до такого могли и не додуматься. Хотя уже в Библии такое руководство есть. Глава про Эсфирь, которую руководители еврейской общины подложили под персидского царя с целью свалить первого министра… Но этот, слава богу, бабник, не жертва священника-педофила.
- А здесь ты кто?
- Как кто? Ваша охрана. Вы же сами распорядились оставить кнехтов в лесу западнее Плесси-ле-Тура на всякий крайний случай с запасными лошадьми. Вот мы и пригодились.
Теперь лови, парень, разрыв шаблона.
- Хочешь быть свободным?
И вот тут уже он меня удивил, порвав все мои шаблоны.
- Нет, сир. На свободе я умру от голода. Или подамся в разбойники, и меня повесят. Лучше буду у вас в кнехтах. По сравнению со свободными простецами кнехт в войске конде - большой господин. Хоть и раб.
И тут я решился. Была не была. Все одно пора действовать. Завтра уже может быть поздно.
- Ты тайны хранить умеешь?
Паренек спокойно и с достоинством ответил:
- Да, сир.
- И какие тайны ты хранишь?
- Если я вам о них сейчас поведаю, сир, то они перестанут быть тайнами, и окажется, что я их не умею хранить.
Вот так вот. Браво! Раб! В лицо "государю"! Ой, мама, роди меня обратно. Куда я попал?
- Хорошо. Тогда скажи: стоит ли мне доверить тебе свою тайну? Страшную тайну, которая тебя может как возвысить, так и погубить.
Микал промолчал. А я его в этом еще и простимулировал.
- Не торопись отвечать. Все взвесь сначала. Ты же умный мальчик. Могу гарантировать только одно: если решишь все оставить как есть, то для тебя все и останется, как и было. В противном же случае в твоей судьбе произойдут большие перемены. Замени факел, за это время все и обдумаешь.
Микал ушел, и я снова остался в одиночестве. Черт возьми, это - попадалово. Читал книжки про такое, примерял на себя, естественно, но в моих думках все проходило в той истории, которую я хорошо знал. А вот теперь как выгребать? "Ничто не выдавало в Штирлице русского разведчика, кроме буденновки и волочащегося за ним парашюта".
Вернулся Микал. Один. Принес с собой три готовых к запалке факела.
Заменил прогоревший факел на новый. Его лицо при этом хорошо осветилось. Это гут.
Потом он встал на колени и сказал, глядя мне прямо в глаза:
- Располагайте мной, сир, так, как посчитаете нужным. Я готов принять вашу тайну и хранить ее ото всех. Не выдать ее даже под пытками.
Глаз не отводит. Это хороший признак.
- Под пытками, говоришь? - усомнился я. - Пытки тоже разные бывают. Видел я людей, которых не сломила невыносимая боль, но ломала угроза потери бессмертной души.
Боже, что за хрень я несу…
- Я ваш, сир, душой и телом. Иисус Христос тому порукой и Отец Дружин.
Он торопливо перекрестился.
- Мало, - сказал я. - Волосом поклянись, что он лишит тебя мужской силы в случае твоего предательства.
В глазах мальчишки мелькнул даже не страх, а ужас.
- Откуда вам такое известно, сир? - даже не сказал, а торопливо выдохнул он.
- Для начала условимся, что вопросы здесь задаю я. Ну так как?
- И Волосом клянусь я, что буду верен вам и телом и душой, что жизнь моя и смерть моя принадлежат вам, сир.
- Теперь верю, - констатировал я ситуацию. - Посоветуй, кем тебя назначить, чтобы ты всегда был при моей персоне, а не в чьем-то копье. И главное, чтобы это назначение не вызвало ничьей зависти.
- Вашей ступенькой, сир.
- Кем?
- Ступенькой, на которую вы будете опирать ногу, когда будете садиться в седло. Неужели вы такого не помните?
- В том-то и состоит моя тайна, что я ничего не помню до сегодняшнего дня. Совсем ничего. Даже того, кто я. Теперь тебе понятно, какой страшной силой обладает эта тайна?
- Да, сир. - Шок у парня; правда, легкий.
- Вот и ответь мне: кто я?