А цесаревне вдруг вспомнился высокий статный офицер, с которым она танцевала на балу в императорском дворце. Его звали фон Гофеном, и был он откуда-то из Курляндии. Гвардеец ужасно смущался, наступал ей на ноги, однако Елизавета по чисто женскому наитию поняла: если бы этот офицер стал ее конфидентом, он бы точно ничего не испугался и сделал бы все, чтобы возвести дочь Петра Великого на престол.
Но, говорят, его тяжело ранили в Крыму и он остался в одной из казацкой станиц на лечении.
Пожалуй, для фон Гофена это даже к лучшему: проживет дольше. Слишком многие в Петербурге желали его крови.
Елизавете было жалко гвардейца. Как многие женщины, она испытывала слабость к тем, кого можно смело назвать настоящим мужчиной, за чьей спиной всегда можно спрятаться. Но судьба распорядилась так, что фон Гофен оказался среди врагов, а позволить себе иметь такого врага цесаревна не могла.
Глава 1
Нет ничего хуже долгого пути, когда все темы для бесед исчерпаны, пейзаж за окошками возка утомляет однообразием, а желание быстрее вернуться к делам сжигает внутренним огнем. Невольно сожалеешь, что нет еще ни самолетов, ни поездов. Кругом исключительно одна конная тяга. Хлещи не хлещи бедную кобылку, скорость звука развить она не сумеет.
Огромны твои расстояния, Русь-матушка. И еще больше будут. Придет время телег самобеглых, паровых котлов и железных дорог. Вот только прогресс технический надо совместить с политическим, иначе все труды уйдут как вода в песок.
Бренчит сбруя, мерно бегут лошади, возок, поскрипывая, раскачивается из стороны в сторону. Вроде монотонного маятника - туда-сюда, вправо-влево. Болтанка почти как в открытом море, но переносится не в пример лучше.
Горит подпотолочный фонарь. Внутри блаженное тепло, хорошо и сухо. Но заняться все равно нечем. Разве что воспоминаниями…
Прошло несколько лет с того знаменательного события, когда меня прямиком из двадцать первого века забросило в 1735 год, в тело молодого курляндского дворянина Дитриха фон Гофена. Пусть и случилось это не по моей воле, но, что ни делается, все к лучшему. Даже если это "лучшее" началось весьма экстравагантно: новообретенный кузен Карл фон Браун втравил меня в драку с наемными убийцами. Мы тогда славно помахали шпагами, хотя врагов было больше. Прав великий полководец, говоривший, что "бьют не числом, а умением", благо последнего у меня было не занимать - пригодились занятия в секции спортивного фехтования.
Далее события разворачивались по нарастающей: солдатская команда арестовала нас с Карлом, застав на "месте преступления". Никто не заморачивался пустяками вроде выяснения обстоятельств, да мы и не отпирались, понимая, что никого наши оправдания не интересуют.
Так я угодил в казематы Петропавловской крепости, где по милости продажного чиновника Тайной канцелярии Фалалеева провел немало "приятных" минут на дыбе. Для тех, кто не знает, поясню, что дыба - пыточное устройство, при помощи которого на Руси традиционно развязывали любые языки (и это отнюдь не спиртное). Приятных ощущений сия процедура не добавила. Спасибо железному здоровью нового тела - отделался я сравнительно легко, но повторять этот опыт не собираюсь.
Однако нет худа без добра. В Тайной канцелярии состоялось мое знакомство с генерал-аншефом Андреем Ивановичем Ушаковым, человеком, которого я безмерно уважаю и поныне. В будущем его часто пытались представить эдаким палачом-садистом, однако я лишний раз убедился в том, что историкам оболгать человека - раз плюнуть.
Чего греха таить, гуманистом и либералом Андрея Ивановича не назовешь. Зато враги России трепетали уже при упоминании только его имени.
Ушаков первоначально планировал сделать из меня банального сексота, засланного в один из трех существовавших на тот момент пехотных полков лейб-гвардии. Не знаю, каким чудом мне удалось его переубедить. Оглядываясь назад, прихожу к выводу, что ходил я тогда по столь узкой грани, что в дрожь бросает. Ума не хватает понять, почему генерал-аншеф не прихлопнул меня, как не в меру оборзевшего кутенка. Скорее всего, интуиция (а у человека его должности и опыта интуиция должна быть такой, что закачаешься) подсказала ему, что я не такой, как все, что есть во мне нечто особенное, отличающее от других. И это нечто может послужить ему в будущем.
Еще в первый день пребывания в каземате я встретился с корректором реальности, или, как он предпочитал себя называть, Кириллом Романовичем. Он-то и поведал мне причины моего переноса на четверть тысячелетия назад. Хотите верьте, хотите нет, но оказывается, что наша история является экспериментальным полигоном для иных цивилизаций, на котором они отрабатывают наиболее благоприятные пути собственного развития. По большому гамбургскому счету, за подобные непотребства назвать их можно разве что козлами или уродами, но спустя энное количество лет у некоторых корректоров проснулось подобие совести и они решили восстановить справедливость. Таким вот макаром я и стал частью их стратегического плана. От меня требовалось не допустить елизаветинского переворота и сделать так, чтобы судьба младенца-императора Иоанна Антоновича стала не столь трагической, как в привычной реальности.
Всего-то делов, скажете вы. И верно - пара пустяков для человека, карьера которого началась с цугундера.
С самого начала все пошло вкривь и вкось. Я угодил в восемнадцатый век абсолютно неподготовленным и с первых минут пребывания нахватал неприятностей по самые гланды, а помочь мне Кирилл Романович уже не мог. Предложил выкарабкиваться собственными усилиями, чем я, собственно, и занялся, причем довольно успешно.
Настоящий Дитрих фон Гофен по примеру своих земляков намеревался вступить в русскую гвардию. Это никоим образом не шло вразрез и с моими планами. Служить я был рад.
Мы с Карлом, благодаря протекции подполковника Густава Бирона (да-да, брата того самого фаворита императрицы Анны Иоанновны), поступили в лейб-гвардии Измайловский полк. Служба оказалась ни медом, ни сахаром. Караулы, дежурства, учения. Но я втянулся, благо остался опыт еще той армии, из будущего. Начал рядовым гренадером, постепенно пошел в рост.
Заодно приохотился и к литературному труду. Начал писать роман с продолжением, который охотно публиковала небольшая питерская частная газета. Мои эльфы и гномы пришлись по душе читателям, не избалованным фантастикой и фэнтези. Хорошо, хоть Церковь и Синод не увидели в потугах начинающего литератора ничего крамольного, иначе не миновать мне костра Джордано Бруно. Но как-то обошлось.
Совершенно случайно мне удалось напасть на след распространителей фальшивых медных пятаков, и судьба вновь свела меня с Ушаковым. От него я получил важное задание: вместе с группой верных людей найти и уничтожить гнездо фальшивомонетчиков, располагавшееся в землях Польского королевства.
Попотеть нам пришлось изрядно. Мы едва не увязли в мастерски сплетенной паутине заговора, целью которого было втянуть Россию в войну со Швецией, Польшей и… кто знает, может, и с недружественной Францией тоже. Но победа бывает не только на стороне больших батальонов. Наша пятерка смогла не только выполнить задание, стерев с лица земли фальшивомонетчиков и их подручных, нет, мы расстроили вражеские козни, вывели на чистую воду предателя - князя Чарторыжского, и окружным путем вернулись в Россию, где получили заслуженную награду. Вдобавок я обзавелся невестой, которую полюбил всем сердцем. А моего кузена Карла судьба свела с загадочной Марьей-разбойницей. Похоже, эта девушка могла мне помочь найти Балагура - таинственного человека, подобно мне перенесенного в прошлое и игравшего на другой стороне. О его существовании я узнал из очередной встречи с Кириллом Романовичем.
Меня не удовлетворяла роль простого наблюдателя. Если мне выпал шанс изменить мою страну к лучшему - почему бы им не воспользоваться? Некоторые из моих идей упали на благодатную почву. Я оказался в числе тех, кто стал проводить военную реформу. Вместе с фельдмаршалами Минихом и Ласси мы не только переодели и перевооружили нашу армию, но и спланировали новую кампанию против крымских татар и их "патронов" - турок.
Неподалеку от города, названного нами Мелитополем, состоялось решающее сражение. Русские войска, в состав которых входил сводный гвардейский батальон, одержали убедительную победу над татарской конницей и десантом янычар. Правда, мне в той битве досталась пуля в спину, и у меня были все основания подозревать, что стрелял в меня не кто иной, как тот самый внутренний (и потому вдвойне опасный) враг - Балагур.
Гвардейцы ушли в Санкт-Петербург, а я остался в казачьей станице залечивать рану. Если бы не кузен Карл, примчавшийся сюда, чтобы вновь вызвать меня в столицу, может, я бы и дальше продолжал киснуть тут от тоски.
Сейчас мы с ним сидим в трясущемся возке и предаемся размышлениям.
От окончательного безделья я принялся вспоминать наш с Карлом разговор. Один из первых, который состоялся сразу, как выехали из казачьей станицы.
- Давай хвастайся: за что получил повышение?
- За башкир. Вздумали бунтовать, вот меня, сразу как от болезни оправился, и послали с солдатской командой на замирение.
Понятно. Сомневаюсь, что кузен испытал большое удовольствие от участия в карательных операциях, но вроде с башкирами на этот раз обошлись достаточно мягко. Бунт подавили, как же без этого, и кровь пролилась, однако не в столь больших количествах, как в прежние годы. Стоит заметить: пострадали не только бунтари. Полетели под откос карьеры и, что немаловажно, головы тех, кто, собственно, и был главной причиной беспорядков - российских чиновников-хапуг.