Письмо оказалось посвящено принципам, по которым с сегодняшнего дня должна работать вся связанная с ПНР пресса…
"Лицо политики меняется каждодневно, но направление пропагандистской линии может изменяться только медленно, исподволь. Политика может и должна шагать напрямик, срезая углы, но пропаганда не будет за ней поспевать. Пропаганда не в силах поддерживать и объяснять каждый политический шаг каждого дня. Она работает в целом на генеральный курс, а тот может определяться лишь центральными органами партии, и в первую очередь ее вождем…".
Севка колотил по клавишам пишущей машинки, сочиняя очередной фельетон, но треск и позвякивание не мешали Олегу читать - про три основных способа, с помощью которых любая идея может быть внесена в сознание масс: краткое бездоказательное утверждение, постоянное, назойливое повторение и самопроизвольное, основанное на эмоциях заражение.
Если последнее не возникает, то считай, что вся работа пошла насмарку, никто из читателей ни в чем не убежден.
- Ну что там? - спросил Севка, когда письмо легло сверху на кипу уже прочитанных бумаг.
- Проклятье, кончились времена развитого феодализма, - со вздохом ответил Олег. - Наступает просвещенный абсолютизм, будем работать так, как нам укажет новый начальник прямиком из Москвы.
- Уууу… ыыы, - фельетонист поскреб коротко остриженную голову, и вновь принялся ожесточенно лупить по клавишам.
Под посланием Штилера обнаружилось информационное сообщение от директората ПНР.
Этот документ, подписанный вождем и председателем Павлом Огневским, сообщал, что очередной съезд партии пройдет с четырнадцатого по семнадцатое августа в Ростове-на-Дону. Победу на губернаторских выборах у них отобрали, но никто не помешает вдоволь поглумиться над нынешней властью и республикой в целом там, где эта победа имела место… хотя, кто знает, Коковцов и его министр внутренних дел, Волконский могут запросто пойти на запрет…
Ладно, посмотрим.
Так, это сообщение нужно поместить в "Новой России" в таком виде, в каком оно пришло, и снабдить статьей-комментарием… это писать придется самому, и не забыть упомянуть о великих заслугах и ведущей роли в борьбе за свободу и будущее "товарища Огневского, пламенного патриота, глубокого мыслителя, постигшего всю глубину евразийского учения".
Запамятуешь, и получишь суровый нагоняй от губернского управления, как это было в декабре.
Рыжий фронтовик отодвинул в сторону Трубецкого и прочих основателей партии еще два года назад. Князь-филолог и его соратники-теоретики остались на звучных и вроде бы важных, но ничего не значащих постах где-то на периферии ПНР, а реальная власть оказалась в руках совершенно других, новых людей.
К их когорте принадлежал и нынешний глава петроградского управления, чье распоряжение лежало сейчас перед Олегом. У всего корпуса жандармов во главе с генералом Герасимовым наверняка чесались руки при виде этой фамилии, но сделать они ничего не могли - амнистию за политические преступления, объявленную Январской республикой в первые дни ее существования, никто отменять не собирался.
Борис Савинков, в прошлом - террорист, организатор убийств великого князя Сергея Александровича и министра внутренних дел Плеве, некоторое время возглавлявший Боевую Организацию партии эсеров. Властный, эгоистичный сноб с аристократическими манерами и непомерными литературными притязаниями.
В прошлом году он с грандиозным скандалом покинул ряды социалистов-революционеров, и все для того, чтобы сделать быструю карьеру в ПНР.
- Так-так-так, - пробормотал Олег, прочитав распоряжение.
Оно касается порядка уплаты взносов, интереса не представляет… отправим в "подвал", на последнюю страницу.
В дверь постучали, после чего она приоткрылась и в образовавшуюся щель просунулась кудлатая голова:
- Можно к вам?
- Вам чего? - спросил Севка, по обязанности секретаря редакции общавшийся с посетителями.
- Да нас отправили из этого… ну, с заводов, вождь по труду… сказал, что в газету…
- Понятно, заходите, - велел Олег, и отодвинул непрочитанные бумаги в сторону.
Это визитеры ожидаемые, рабочие-активисты, и ради них придется отложить прочие дела. Запланирован большой, на несколько номеров материал на тему "Евразийство - идея для народа", и для него придется брать интервью у самых разных людей, начиная от того же Савинкова и генерала Лавра Корнилова, гласного петроградской думы от ПНР, и заканчивая вот этими пролетариями…
Гостей оказалось трое, двое молодых, до двадцати пяти, и один постарше, за сорок, вошедший первым.
- С вас и начнем, - сказал Олег, беря карандаш и чистый лист. - Присаживайтесь ко мне. Остальные вон туда…
Придется им какое-то время поскучать за "обеденным" столом.
- Так, скажите, как вас зовут, откуда вы родом, где работаете… - начал Одинцов.
Поначалу нужно человека разговорить, сделать так, чтобы этот кудлатый дядя с сединой в волосах перестал бояться, забыл о том, что беседует не с давним приятелем, а с "интелихентом", человеком пусть из той же партии, но из другого мира, далекого от задымленных цехов и шумных мастерских.
- Иван Прохоров я… местный, отец мой тут родился, и дед, - рабочий кашлянул. - Обуховский завод, вот… сталевар я…
- Очень хорошо, - Олег подвинул к гостю пепельницу. - Если хотите - курите.
- Нет, спасибо… - кудлатый кашлянул снова.
- Так, Иван, скажите, с какого времени вы состоите в партии? Как вы о ней узнали?
- Ну… - могучая пятерня оказалась запущена в кудлатые волосы. - Это давно было. Позапрошлое лето, моя Зинаида как раз тогда на митинг к эсдекам пошла, а мы с ней поругались… эх, кхм… - вспоминая давнюю ссору с супружницей, рабочий покрутил головой. - Тогда я тоже в них верил… Троцкий этот, ох мастак болтать, потом уж я узнал, что он еврей. Тьфу. Так вот, в пику ей я не пошел, а потом увидел плакат, где всех на встречу приглашали… Июль, да. В субботу. Выпили мы тогда с мужиками, и пошли…
Карандаш легко скользил по бумаге, из потока речи Олег выуживал немногие интересные факты, и тут же сортировал их - он не забудет, ни кто к нему приходил, ни имен и ни дат, но может упустить пришедшую именно сейчас в голову мысль, как оформить материал, какую "выжимку" сделать из полученных сведений.
- Что именно привлекло вас в ПНР?
- Так сразу видно - за идею люди готовы сражаться! За страну, за Россию! - Иван перестал стесняться и бояться, разгорячился и даже вскинул кулачище, солидный, в самый раз для сталевара. - Сам этот, Огневский, он ведь тоже кровь проливал, с германцем бился, а не сидел на жопе в тылу, как те евреи! Тьфу! За народ он готов жизнь положить, вот тебе крест, и мы за него положим, ведь так, братцы?
И он оглянулся на молодых товарищей.
- Так, - поддержал один из них, второй ограничился кивком.
- И кладем ведь, не жалеем себя! - продолжал Иван. - У нас на заводе эсдеки толкутся! Рабочий совет, то да се, лишь бы нас всех обмануть и заставить за себя голосовать! Кто против, на тех все мастера ополчаются, премии лишают, угнетают всячески. И мне достается, вот те крест! Но ничего, Прохорова не запугаешь, еще мой дед здесь родился… я прямо в их совет пошел, и заявил, что вас мы всех еще разнесем! Что одумайтесь, братцы, иначе все у евреев в рабах будете! Выгнали меня, морду набили! Но я ничего! - последним "подвигом" он откровенно гордился. - Наступит и наше время!
Так, теперь нужно этого героя понемногу осаживать, а то его понесет, и тогда фонтан не заткнуть.
- Благодарю, спасибо, - поспешно сказал Олег. - Сколько вам лет, кстати?
- А помню вот в мае, когда демонстрация… что? - Иван запнулся. - А, сорок три мне.
- Спасибо, достаточно, следующий…
Место кудлатого сталевара занял его товарищ помоложе, оказавшийся токарем завода "Феникс".
- Владимир Шаренко я, - бойко представился он. - В партии с осени двадцать третьего. Вступил в Народную дружину в декабре, сам Голубов дважды меня хвалил перед строем…
Олег поморщился.
Усатый казачий офицер, с которым они столкнулись в клубе рабочего досуга "Треугольник" два года назад, оказался типом пронырливым и напористым. Сумел войти в доверие к Хаджиеву, отпрыску рода Хивинских ханов, возглавлявшему боевые отряды партии с самого момента их создания.
Те за последнее время разрослись, обзавелись помимо повязок, единообразной черной формой. В феврале этого года НД претерпела реорганизацию, из отдельных, плохо скоординированных отрядов превратилась в централизованную, четко организованную структуру.
Для своих подчиненных Хаджиев ввел систему званий, позаимствовав ее из войска Чингисхана: рядовые именовались нукерами, над ними стояли десятники, еще выше помещались сотники…
Голубов стал тысячником, вождем петроградской дружины.
Счастье еще, что Олег редко сталкивался с отставным подъесаулом, разве что на больших совещаниях, какие собирали в губернском управлении раз в месяц, ну и еще на всяких торжественных партийных сборищах, что тоже случались нечасто.
Голубов их первой встречи не забыл, он хоть и здоровался с редактором "Новой России", но смотрел при этом волком.
- Первый раз - когда мы с черносотенными прихвостнями из Союза Михаила Архангела дрались, еще в феврале, неподалеку от Обуховского, кстати, - продолжал рассказывать Шаренко. - Там я одному череп "ластиком" проломил, а он оказался вожаком ихним, так остальные сразу и начали разбегаться… вши, - в голосе токаря прозвучало презрение. - А второй - совсем недавно, вот первого мая, когда мы митинг сорвали в Выборгском районе, там даже "зажигалки" с собой взяли, да не понадобилось. Наших криков хватило… Ведь ясное дело, мы самые лучшие, за нами будущее!