- Всё верно. Тех, что на суше бьются - три десятка тысяч. И тех, что в море ходят – столько же. Да крепкоруких десять тысяч. Всего – семьдесят тысяч. Пусть людоеды стали не знают, но они нас числом задавят. Посчитай сам – на одного нашего десять их! Тяжко придётся, брат!
- У луров да иннуитов помощи просить надо!
- Послали уже. Да только те сейчас схлестнулись с племенем диким, которые из пустынь на Полудне вышли несметными полчищами от реки Керулен. Не могут они много войска дать. Да и потом, брат… Покажем им свою слабость – станут по другому с нами разговаривать…
- Верно говоришь… И что же делать?
- Именно, что делать. Не сидеть же сложа руки, да ждать покорно, пока нас на вершине пирамиды во славу Трёхликого растянут и сердце вырвут… Я приказ отдал – мужей от восемнадцати лет до двадцати пяти забирать на службу, и учить бою. Но времени почти нет…
Поднялся из-за стола, подошёл к шкафчику плоскому, где чертежи хранил, вынул оттуда большой лист пергамента, расстелил на втором столе, специальном. Прижал досками края, вынул указку деревянную, показал на листе:
- Они обошли селения Рода Пуэбло и прошли через земли Рода Навахо. Там была большая битва, но…
Опустил на мгновение голову, снова поднял, провёл концом указки почти у конца пустыни:
- Сейчас они здесь. По крайней мере, вчера там были. Остановились на отдых после перехода через пески у реки Слёз. Орёл прилетел от кипчаков с донесением. Пригнали враги много рабов, принесли их в жертву, ели, веселились. Рабы не наши. Откуда то из своих земель. Я отправил скорым маршем с Торговой Слободой всех, кого мог. В городках воинских по три – пять человек осталось. Словом, лишь бы выиграть время. Кипчакам велел отправлять семьи в глубину державы, а воинам собираться у Жаркого Града.
- Туда же идут и войска. Подтягиваются крепкорукие. Да ещё тут из Махинной Слободы просят нас немедля прибыть в Рудничный Град. Что то там наши махинники изобрели. Похвастать хотят. Малх Бренданов обмолвился, что эта придумка весь мир перевернуть может.
- Ну его всегда заносит…
- Не всегда. Тут, пока вы в походе были, лодью показал, что может без ветра двигаться. Модель, вестимо. Невеликую. На пятьдесят тонн груза рассчитанную. Но она резвее самых быстрых двулодников по воде пошла…
- Как это?!
- Потом, брат. Всё потом. Я лишь тебя ждал. Сейчас пока всё. Ешь. Пей. Прости, что не дал нормально поесть. Сейчас скажу, всё горячее подадут.
Добрыня махнул рукой:
- После слов твоих до еды ли мне?
- Ешь, тебе говорят! Ты мне сильный нужен! Ясно?! Нам ещё четыре дня на конях трястись, да по Великому Озеру плыть, пока до Рудничной доберёмся!
Поднялся из-за стола:
- Я всё сказал. Отдыхай. Сходу пока на пристань, да посмотрю, что и как там. Как стемнеет – вернусь, и чтобы спал у меня! Эвон, глаза как у рака морского! Или скажешь, солью разъело? Отдыхай!
Хлопнул брата по плечу, вышел из трапезной…
…На пристани не было ни суеты, ни суматохи. Все славы чётко делали своё дело: сходящих на камни причала людей сразу сортировали – детей без родителей отводили в сторону, где их ждали одетые в синие одежды служители Матери Людей. Так назывались дома для сирот, лишившихся родителей. Те сажали детей на повозки и увозили в глубь города. Матерей, имеющих детей тоже принимали славы из этих обителей, только с белой каймой внизу длинных, до колена рубах. Этих беженцев вскоре, после карантина, отправят в глубь страны, за время сорокадневного пребывания в лагере выяснив, на что пригодна каждая из женщин. Кто попадёт в мастерские ткачей, кто – в Товарную Слободу, кого разберут по другим местам. Для них это самое лучшее – во всяком случае, долго вдовами они не проходят… Бездетных же просто строили в группы и вели своим ходом в главный лагерь, приготовленный в безлюдном месте – славы не хотели эпидемий… Увечных же и раненых воинов прямо на пирсе смотрели лекари, оказывая неотложную помощь… Князь подошёл к носилкам, стоящим на земле, внимательно посмотрел на привезённых: ростом пониже, чем славы. Плечи, правда, такие же. Лица - обычные для рода Славов. Прямые длинные носы, светлые волосы, брови. Глаза… Сейчас все привезённые спали, испив макового отвара, поскольку дела над ними творились нешуточные: вправлялись кости, накладывались лубки, чистились и зашивались раны, внутренние органы. Лечебники в Державе были очень искусны…
- Оружие их где?
Обратился князь к стоящему возле носилок воину корабельного наряда. Тот кивнул в сторону двулодника.
- Ясно.
Взлетел на палубу, словно ястреб, и сразу к нему бросился командир корабля:
- Аскольд Туров, княже.
Представился.
- Что привело к нам?
- Оружие и доспех от увечных здесь ли?
- В ящике опечатанном. По распоряжению воеводы. Там и ещё другое. Что прихватили из Арконы.
- Отлично. Ящик доставить в Дом Княжий немедля под охраной.
- Исполним немедля.
Подозвал двух воинов наряда, негромко отдал распоряжения, те кивнули, ушли. Князь взглянул на палубу, на снасти – всё полном порядке. Молодцы! Выучка отменная. Кивнул головой, спустился обратно. Снова прошёл по пирсу – женщины тянулись цепочкой одна за одной. И у всех на лицах одинаковое выражение – безмерного горя. Каждая потеряла близких на Родине. Спаслась чудом, чтобы никогда больше не увидеть родные края. Что теперь ждёт их? Как сложится судьба? И получится ли жить вроде бы и среди славян, и с другой стороны – теперь эти славы и зовутся по другому, и уклад совсем другой у них, и смешение крови неимоверное… С виду – славянин славянином, да одежда чудная. Совсем другое платье они носят. Покрой иной. Ткани неведомые. У воинов оружие невиданное. Лошади громадные, куда больше, чем на родной земле. Даже больше, чем у крестоносных рыцарей. А быки… Чудовища истинные! Громады, коих свет не видывал! Дома устроены чудно. Улицы – мощёные камнем. Деревья незнаемые, солнце стоит столь высоко, что тень совсем крохотная. И жарко, будто в бане… Незнакомые злаки на прилавках множества лавок, торговцы всех цветов и одежд, и все незнаемые… Куда привезли их, не спрашивая? Лишь по воле павших в Арконе отцов, мужей и братьев? И кто вообще эти славгородцы? Что за град такой неведомый? В какой земле? Сколь ни пытались расспросить беженцы воинов, куда плывут столь долго на невиданных кораблях – те отмалчивались. Ни один не сказал ни слова. Да и речь их понимать трудно было. Некоторые слова вроде и свои, но и чужих очень много. А те, что понятны, уж сколь лет в речи не используются… И этот, высоченный, на голову выше прочих, в плаще цвета зари… Стоит недвижно, а глаза – как у рыси лесной цветом. Не человечьи. И кажется, будто он видит тебя насквозь… Ох, ты же мати моя!!!
Купава ахнула, когда её племянник, единственный выживший сын старшего брата, оставшегося в Арконе навсегда, Борка, мальчуган трёх с половиной лет, подошёл к этому чужеземцу, и застыл у ног воина, зачарованно открыв рот. Тот, заметил, немного наклонился:
- Что, ждёшь, когда ворона гнездо во рту совьёт?
Мальчик насупился, а гигант вдруг легко подхватил парнишку, усадил на руку, погладил ладонью по пшеничного цвета голове:
- Что же ты один бегаешь, а где мамка твоя?
- Убили.
- А братья, сёстры есть?
- Убили.
- А папка?
Тот ничего не ответил, только угрюмо засопел. А воин как то обмяк, только что стоял твёрдо, будто дерево, а теперь даже плечи опустились. Девушка не выдержала, рванулась из толпы беженцев, ожидающих, когда их станет больше, протолкалась в передние ряды, но её рванули назад:
- Куда прёшь? Не одна ведь! Ишь, боярыня!
И тогда она закричала, истошно, как могла:
- Борка! Борка!
Мальчуган услышал, завертелся на руках, и воин осторожно опустил парнишку на камень причала, но не отпустил, а держа за ручку, подошёл к цепи воинов, за которыми находились прибывшие из Арконы. Его необычного цвета глаза сурово, даже чуть зло упёрлись в женщину, которая замолкла, когда племянника подвели к ней. Не отпуская мальчика, медленно процедил сквозь зубы:
- Что же это за мать, о которой сын говорит, что ту убили? Или лжёт он?
Купава задрожала, но выдержала суровый взгляд:
- Прости, боярин, не сын он мне. Племянник. И нет в его словах лжи. Всех у него даки вырезали. Чудом спасся.
Взор воина потеплел, лицо немного оттаяло, неожиданно мужчина вдруг поклонился ей, коснувшись рукой камня, выпрямился:
- Коли так – прости меня, девица, за недоверие. Чья будешь?
- Из рода бояр Черепановых мы, боярин. Я дочь его меньшая, Купава Браниславовна…
- Запомню, тебя девица. А теперь бери своего племянника. И не отпускай больше пока. Народа много, затопчут – худо будет.
Слегка подтолкнул мальчика к девушке, та присела, обняла Борку, а он ещё раз посмотрел на них, отвернулся, снова отошёл за цепь охраны, заговорил о чём то с одетым в синее с белой полосой одеяние человеком, показывая на них с племянником. Потом зашагал уверенным шагом сильного человека прочь. Сине-белый же мужчина быстро подошёл к воинам, отделяющим приехавших от остального града, что-то прошептал двоим из них, затем приблизился к ней:
- Вещи есть у тебя, девица?
- Нет ничего батюшка. Только то, что на лодье всем давали.
- Бери своего малыша, да пошли. Князь распорядился насчёт тебя особо.
- Князь? То сам князь был?!
Купава растерялась, а мужчина средних лет пояснил:
- Князь воинский Ратибор Соколов. Пошли, девица. Путь нам не близкий предстоит. Али помочь тебе?