Альв Кошачий Глаз задумался. Потеребил вислые усы, хищно, по-волчьи, улыбнулся. А и в самом-то деле, чего б не развеяться? Чай, им здесь и вправду не жить. Съедет Хельги-ярл - и они за ним, по велению Дирмунда-конунга. А Хельги наверняка к Рюрику подастся - они ж родичи, - а Рюрик в Ладоге жить больше не собирается - всем об этом говорил - и подался прочь, ближе к истокам Волхова, - видно, новый город выстроит вместе с "сине хюс" и "тру вагр" - родичами и верной дружиной.
- Ладно, Истома. - Варяг хлопнул ладонью по столу. - Не худое дело ты замыслил. Будь по-твоему, словим девок. Словим...
Солнце еще не село, когда Альв и Истома, прихватив с собой слуг, на лодке хозяина Ульфа отчалили от низкого берега Ладоги.
Припозднившийся одинокий рыбак, дядько Нихряй, задумчиво посмотрел им вослед и покачал головою. И куда людей несет на ночь глядя?
А закат над Волховом был красив - ярко-алый, с чистым, чуть тронутым оранжево-желтыми облаками, небом и длинными черными тенями сопок.
- Не спится, ярл? - Распахнув двери, в дом вошел хозяин, Торольв Ногата, приземистый, длиннобородый, в узких, по моде фьордов, штанах с железными обручами на щиколотках, в зеленой тунике тонкой шерсти и красном богатом плаще, расшитом золотыми нитками. Такие плащи запросто можно обменять на нескольких рабов или даже на целое коровье стадо. Хельги был одет не хуже - такие же штаны, туника тепло-коричневого цвета, темно-голубой, с серебром, плащ из фризской ткани, заколотый изящной золотой фибулой местного, ладожского, производства. На фибуле был изображен зубастый ящер, глазами которому служили два мелких красных камня. - Я выполнил твою просьбу. - Торольв уселся ближе к очагу, бросил плащ слугам. Светильники на длинных подставках тускло чадили, отгоняя надоедливых комаров. Жены и слуги хозяина целый день занимались сушкой холстов, а теперь, к вечеру, сворачивали их, под песни и детские крики, доносившиеся из приоткрытой двери.
- Конунги из северного народа правят в Белоозере, Полоцке, Кенугарде - здесь его называют Киевом - и еще много где, но я назвал тебе самые крупные города.
- Полоцк, Белоозеро, Кенугард, - повторил Хельги. - Который ближе?
- Белоозеро, - не задумываясь, отвечал хозяин. - Вот смотри.
Он положил на стол ячменную лепешку, не маленькую, с ладонь, какие принято печь в Халогаланде и Вике, а побольше, изрядно побольше...
- Вот здесь, по рекам... Сясь, Воложба... - Торольв тщательно выговаривал местные названия, рисуя схему ножом на лепешке. - Тут волок. Может напасть весь - местный народ, язык их похож на язык финнов. Там вот и Белоозеро. Если с купцами - быстрее получится, они все пути знают. Можно наоборот, сначала на полночь, в Полоцк, это у народа кривичей, затем к югу, в Кенугард. Не знаю, зачем тебе это нужно, ярл...
- Хочу предложить свой меч и дружину наиболее достойному.
- Хорошее дело, - одобрительно кивнул Торольв. - Но добраться до всех ты не сможешь и за год. К тому же чем плох Рюрик? Зачем тебе другие конунги?
Хельги-ярл улыбнулся:
- Не хотелось бы начинать службу у родича. Ведь больше славы в том, что добудешь сам!
- Так ты, ярл, родственник Рюрику?! - изумился хозяин дома. - А я и не знал!
- Не совсем так, - покачал головой Хельги. - Просто моя сестра Еффинда стала его женой.
- Ха! Значит, по законам фьордов, ты будешь самым близким родичем детям Рюрика! - Торольв хлопнул себя по ляжкам.
- Да, пожалуй, что так, - кивнул молодой ярл.
И правда, дядя по матери считался у людей ясеня (как иногда называли норманнов) ближайшим родственником своим племянникам, уж по крайней мере куда более близким, чем родной отец. Это накладывало определенные обязательства, но Хельги пока о них не думал. Мысли его были о другом: во-первых, разыскать наконец черного кельтского колдуна и снести ему башку, чтоб не замысливал больше разных злых дел, ну, а во-вторых... Ну, а во-вторых, нужно и о себе подумать, и даже не столько о себе - хотя и это важно, - сколько о давних друзьях, что составляли теперь костяк его верной дружины. Многие из давних друзей погибли, сгинули в чужедальних землях - Ингви Рыжий Червь, Харальд Бочонок, парни со Снольди-Хольма. Их души теперь на вечном пиру Одина. Из тех молодых воинов, что когда-то тренировались у Эгиля Спокойного На Веслах, один Снорри и остался.
Верность и честь - именно такие слова могли бы быть девизом этого молчаливого восемнадцатилетнего парня, никогда в жизни не предававшего друзей. Верность и честь. Именно за эти качества и ценил Снорри Харальдсена Хельги-ярл, сознавая, однако, что при всех положительных качествах Снорри - ясности ума, порядочности и смелости - недостает ему, пожалуй, только хитрости, коварства и злости. А может, и хорошо, что недостает? Зато этих качеств в избытке у Конхобара Ирландца, бывшего любовника недавно умершей Гудрун - мачехи Хельги.
Когда-то, вместе с Черным друидом Форгайлом Коэлом бежав из Ирландии на кнорре старого бильрестского ярла Сигурда, молодой жрец Конхобар быстро понял свою выгоду и, бросив Форгайла, сделал ставку на Хельги, тогда совсем еще юношу. Прогадал или нет материально, наверное, сказать трудно, несомненно одно - именно на службе у молодого ярла столь удачно проявились такие качества Ирландца, как хитрость, рассудительность и здоровый цинизм. В этом он вполне дополнял Хельги. Именно рядом с ярлом Конхобар наконец почувствовал себя в своей стихии - стихии интриг и хитроумно разработанных комбинаций. Именно рядом с Хельги Ирландец избавился от неизбывного страха перед своим бывшим хозяином - Черным друидом, именно с ярлом впервые почувствовал себя по-настоящему свободным... и очень нужным. Друид Форгайл проклял Ирландца и поклялся отомстить предателю - Конхобар знал о том и относился к угрозе более чем серьезно, несмотря на насмешки брата Никифора.
"Брат Никифор", ирландский монах являлся в действительности единственным сыном ромейского вельможи Константина Дреза, убитого пиратами с подачи императора Михаила Исавра. Константин был влиятельным иконоборцем и даже, по слухам, поддерживал явных мятежников - павликиан, осмелившихся усомниться в божественной сущности императорской власти. Совсем еще ребенком Никифор был продан в рабство и оказался на далеком севере, в земле фьордов, где несколько лет тянул лямку раба под позорной кличкой Трэль Навозник. Он тогда ненавидел всех жителей Бильрест-фьорда, но тем не менее оказал большую услугу Хельги, ошибочно обвиненному в краже. Хельги-ярл не забыл об этом и сделал Трэля вольноотпущенником, а впоследствии, довольно неожиданно, встретил его на английской земле, куда занесла Никифора-Трэля прихотливая и злая судьба... Уже будучи ирландским монахом, он всё-таки добрался до своей далекой родины, но, увы, не нашел там ничего, на что надеялся: ни любящих родственников, ни дома, ни достойного занятия. Походил по шумным улицам Константинова града, постоял перед жемчужными водами залива, да и вернулся обратно в Ирландию, в родную обитель. Из-за того, что владелец заезжего дома узнал в скромном монахе одного из спутников норманнского ярла Хельги, нанесшего немалый урон его чести и заведению, пришлось Никифору бежать из Ирландии - хорошо, помогли братья, да и Конхобар кстати встретился... А ведь они раньше друг друга ненавидели - Конхобар и Никифор, но вот теперь, поди ж ты, днями напролет играли в финдхелл - древнюю ирландскую игру, чем-то напоминавшую шахматы...
Вот ради этих людей и ради собственной славы приходилось Хельги решать нелегкую задачу - как совместить поиски Черного друида с богатством и воинским счастьем? Скорее всего, нужно было идти на юг, в Кенугард, и желательно - через Полоцк. Но в верховьях Волхова не миновать встречи с Рюриком - а тот, конечно же, предложит служить ему. Придется отказаться, а Рюрик обидится. Нет, негоже обижать родственника. Но на юг всё-таки надо, надо... Чувствовал Хельги, что именно Кенугард-Киев как-то связан с Черным друидом. Значит, на юг.
Интересно, куда это все запропастились - Никифор, Ирландец, Снорри со своим дружком Радимиром? Ну, Ирландцец с Никифором - никак не привыкнуть к новому имени Трэля, - вероятно, играют в финдхелл в какой-нибудь корчме, скорее всего - в варяжской, но могли пойти и к Ермилу Кобыле, у того бражка более крепкая, на всю Ладогу славится. Там же, кстати, могут и Снорри с Радимиром ошиваться. Снорри, правда, хмельное не очень-то любит, но за компанию с приятелем почему бы и нет. Может, и самому сходить?
- А в самом деле, сходи, ярл, развейся! - посоветовал Торольв Ногата. - Там, в Кобылиной корчме, и красные девки имеются... для тех, кто тайное слово знает.
- Ты знаешь?
Торольв, расхохотавшись, кивнул. Оглянулся - нет ли поблизости кого из жен, нагнулся, прошептал торопливо. Хельги-ярл улыбнулся - запомнил. Мало ли, пригодится, - хоть и любил Сельму, да ведь эдак и захиреешь в чужой стороне без девичьей ласки.
Тут же и выехал - на хозяйском коне, - негоже ярлу пешим. Конь видный - серый, лоснящийся, быстрый. Хельги пустил его рысью - только плащ за спиной развевался, словно застрявшее низко над землей синее грозовое облако. Как и в Халогаланде, вечера в Альдегьюборге были длинными, светлыми. Солнце садилось медленно, словно бы неохотно, окрашивая снизу золотым светом редкие облака.
Со стороны пристани еще доносился шум - видно, артельщики заканчивали работу. Мычали гонимые с лугов коровы, чуть не чертили по земле полным выменем, звенели колокольцами-боталами, повинуясь указующему хлысту пастуха.