Одним из первых мне попалось имя Агирре. Оказывается после смерти в ходе суда божьего кампеадора дона Бласко et cetera, et cetera, его приятеля баска не отправили на виселицу. Власти Лугано не решились запросто казнить спутника обвинённого в ереси и погибшего на ордалии кампеадора, и передали Агирре инквизиции. Смерти на костре тот вроде как и не заслуживал, но и на свободе его оставлять никто не собирался. Так Агирре угодил в застенки скрытой в скале – в заброшенном руднике – тюрьмы, расположенной близ мёртвого города Люцерна.
Оказалось, баск скрывал интересный талант. Он был волчьим братом, и это объясняло нападение стаи волков на отряд, сопровождающий ведьму, к которому ненадолго был вынужден примкнуть и я. Подобные фокусы вполне в духе волчьих братьев. Они могут контролировать двух-трёх зверей полностью, зато на их зов, неслышный никому, кроме серых хищников и таких же волчьих братьев, могут откликнуться все волки, до кого докричится зовущий.
Ещё одним интересным фактом оказалось то, что туда же отправили служить и Скрипача. Старый наёмник с кем-то крепко повздорил на Родине, и власти одного из кантонов законопатили его туда. А может дело было в том, что Скрипач имел отношение к неудачному конвоированию ведьмы, и церковь решила упрятать его от греха подальше, чтобы не болтал языком. Наёмники ведь известное дело – секретов хранить не умеют вовсе, а уж после кружки-другой чего крепкого такие байки рассказывают, что только диву даёшься. Да только далеко не все склонны пропускать болтовню в тавернах мимо ушей. Кое-кто внимательно слушает всё и делает выводы.
Что ж, выходит, перед тем как явиться к Лафрамбуазу, я сделаю небольшой крюк к Люцерну. Навещу старую каменоломню. Уверен, моего серебряного кольца с головой пса и факелом хватит, чтобы вытащить обоих оттуда. А на случай, если этого будет недостаточно, я попрошу у инквизитора Фюрстенберга внушительное письмо, которое уж точно откроет двери темницы для Агирре и Скрипача. Конечно, надёжней было бы просить помощи в этом деле сразу у прелата Лафрамбуаза, однако на переписку с ним уйдёт слишком много времени. А его у меня было как раз не сказать, чтобы в избытке. Сроки тем же прелатом были поставлены очень строго, и вряд ли у меня будет возможность выбиться из них без веских причин.
С подбором второго стрелка в команду у меня проблем не возникло. Я уже знал, кто им будет – и где его искать. Хотя вряд ли он обрадуется моему появлению – расстались мы при не самых располагающих к дружбе обстоятельствах.
Теперь надо было определиться с человеком, который станет главной ударной силой отряда. В моей прежней команде им был отставной ландскнехт Баумхауер, погибший в городе скорби, но и после смерти служащий тирану, зовущему себя Господином. Казалось бы, найти умелого бойца, готового за звонкую монету пойти в огонь и в воду, что может быть легче? Таких в каждом крупном городе отыскать проще простого. Вот только мне нужен был не просто умелый и отчаянный, но и надёжный, а времени на серьёзную проверку не было.
Поэтому я всерьёз закопался в дела самых опасных еретиков-бойцов, которых отправили не на костёр или виселицу, а в особую тюрьму. О ней мне доводилось слышать только самые смутные слухи – безымянная тюрьма даже неведомо где находилась, и, согласно тем же слухам, представляла собой арену гладиаторских боёв, прямо как у императоров древности. Кровавые драмы там разыгрывали едва ли не каждый день, и мало кто из отправленных туда отъявленных убийц и головорезов мог продержаться больше полугода. Хотя, конечно же, знакомые знакомых чьих-то знакомых точно знали человека, который видел того, кто вышел из этой тюрьмы после сотни боёв. Согласно всё тем же слухам, именно столько схваток надо было пережить, чтобы покинуть застенки.
Оказывается, такая тюрьма существует, и находится не где-нибудь, а близ Кандии – острова, на котором беглецы из Венеции основали колонию, назвав её Новой Венецией. Венецианские дожи возложили на себя обязанность по присмотру за секретной тюрьмой и имеют неплохие барыши. Всегда найдётся достаточно богачей, желающих пощекотать себе нервы кровавой забавой, и деньги за это готовы платить немалые.
Но и среди её заключённых пришлось хорошенько поискать, прежде чем нашёл нужного человека. Меня не устраивали попадающие в эту тюрьму кровавые маньяки или разбойники с большой дороги, отправившие на тот свет сотни душ. Не нужны мне были и обвинённые в ереси наёмники, вся ересь их, скорее всего, заключалась в обычной безбожной похвальбе, на которую падки ландскнехты и подобные им личности.
Но был среди них один, на кого я обратил внимание. Если верить записям, то в тюрьму он угодил сразу после разгрома флагеллантов в Страсбурге, а это было больше двух лет назад. И всё это время довольно молодой парень, упоминающийся во всех документах как Гизберт, вполне удачно сражался на арене, неизменно выходя победителем из всех схваток. Я посмотрел на даты в документах – они были достаточно свежими, а значит, у меня есть надежда, что фортуна не изменила этому парню и он ещё жив.
Когда я уже закрывал бумаги, с которыми провозился до позднего вечера, из папки, где находились документы по Гизберту, выпало несколько листков. Оказывается, это был рапорт о происшествии в Страсбурге. И он очень сильно отличался не только от официальной версии, выдвинутой церковью и властями города, но и от самых страшных слухов, ходивших об этой трагедии.
Читая сухие строчки отчёта, я засиделся до темноты. На что уж я был ко многому привыкшим человеком, да и после Шварцвальда меня мало что могло смутить, однако у меня волосы на загривке дыбом становились от прочитанного. В сравнении с этим, моя эскапада в Шварцвальде была не более чем увеселительной прогулкой.
- Не лучшее чтение на ночь глядя, - раздался у меня за спиной спокойный голос.
От старых и, что греха таить, весьма полезных привычек избавиться непросто. Вот и сейчас тело моё среагировало раньше разума. Я откинулся назад и в падении выдернул из-за пояса кривой кинжал. Тот самый, которым вспорол живот Чумному Доктору в замке прежнего вильдграфа Шварцвальда. Хищный, обоюдоострый клинок сверкнул в свете стоявшей на столе свечи, но от удара мне удалось воздержаться. Хотя рефлексы и инстинкты буквально кричали мне: "Бей! Вот же ноги врага! Режь жилы! Пускай он упадёт рядом с тобой. Ты прикончишь его одним ударом!".
- Достаточно было сказать, что вы мне не рады, - произнёс тот же голос, не изменившийся ни на йоту. Только теперь звучал сверху. – Не стоило устраивать столь ярких представлений в мою честь.
- Вы были на волосок от гибели, - честно заявил я, поднимаясь на ноги. Ни грана смущения я не чувствовал. – Рефлексы, знаете ли, страшная штука.
- Знакомо, - кивнул мажордом. – И спешу вас заверить, мсье Рейнар, у вас они отменные. Но я пришёл не для того, чтобы проверять их.
- Судя по бутылке вина в вашей руке – это так, - ответил я, не спеша садиться обратно за стол. Лишь поставил на ножки перевёрнутый табурет.
- Близится полночь, а в вашем окне я заметил свет, - объяснил мажордом. – И решил поддаться старой привычке. Пить даже в Ultima Forsan как-то неприлично. Вы же, как мне известно, были рейдером.
- Был, - кивнул я, - вы тоже ходили в мёртвые города за добычей?
- Верно. – Мажордом без приглашения уселся на второй табурет и бесцеремонно сдвинул бумаги в сторону. – И не один раз. Покуда мне в одном из рейдов упырь не оттяпал половину правой руки.
Мажордом поставил бутылку, стянул перчатку и закатал правый рукав. Ниже предплечья живая плоть сменялась искусным протезом, какие делают во Флоренции в мастерских да Винчи. Многочисленные шестерёнки и пружинки её настолько хорошо пригнаны друг к другу, что не издают никаких посторонних звуков, выдающих протез.
- С такой рукой можно было и дальше в рейды ходить, - заметил я.
- Это сейчас у меня современный протез, тогда же денег хватило лишь на самый примитивный. Да и потеря правой руки надолго вывела меня из игры, вот и пришлось искать себе другое дело.
Легко ввинтив в пробку стальной палец – в движении этом чувствовалась немалая сноровка – мажордом выдернул её и без церемоний приложился к горлышку. Я как мог собрал документы, и сунул их без разбора в несколько папок. Думаю, завтра я пожалею об этом, но сейчас мне было откровенно наплевать.
Я принял у мажордома бутылку и приложился к ней. Вино оказалось достаточно приличным, хотя, уверен, у инквизитора в подвалах дрянной кислятины никогда не водилось.
- Кло де Вужо, - отрекомендовал мне мажордом вино, забирая бутылку. – Настоятель монастыря каждый год дарит инквизитору первую бутылку из урожая, так что у нас в подвалах его преизрядно скопилось.
- Если пить по бутылке каждую полночь, его запас быстро истощится.
- За кого ты меня принимаешь? – После третьего глотка, когда объёмистая бутылка опустела на две трети, мажордом решил перейти со мной на ты. – Я ж не пьяница какой, просто повод есть. Отчего бы не выпить, раз ты не спишь.
- И в самом деле, - поддержал его я, забирая бутылку и допивая вино. – Теперь хоть спать нормально смогу после всех этих кошмаров.
- Зря ты про Гизберта читал, - заявил неожиданно помрачневший мажордом. – Был я в Страсбурге после того, что он там наделал. Город, говорят, и при Мотгизе был настоящим чистилищем, но после бойни, учинённой Гизбертом – притом в одиночку! – это было кладбище. Чудовищное кладбище.
- Я так понял, что если бы не резня, в Страсбурге случилось бы нечто куда худшее, - осторожно заметил я.