Призрак Великой Смуты - Александр Михайловский

Содержание:

• Даурский фронт 1

• Дела местного значения 20

• Северный ветер 34

• Мирное строительство 47

Александр Михайловский, Александр Харников
Призрак Великой Смуты

Даурский фронт

22 января 1918 года. Петроград Таврический дворец.

Руководитель ИТАР Александр Васильевич Тамбовцев.

Подготовка к всеобщим выборам в Советы шла полным ходом. И значительная часть этой огромной работы легла на плечи нашего Агентства. Поскольку телевидения здесь еще нет, пресса в информационных войнах играет роль тяжелой артиллерии РГК. В первую очередь нам требуется качественно преподнести электорату – тьфу, до чего я не люблю это слово – наших кандидатов, и постараться посильнее лягнуть конкурентов. В поте лица вкалывают все – и Сталин, и Ленин, и другие вожди большевиков. Ирочка Андреева заработалась так, что Иосиф Виссарионович на меня косится – дескать, совсем заездил девку – креста на мне нет.

Но мы знали только одно – нам требуется победить, причем, победить с огромным перевесом над всеми остальными партиями. Лишь тогда, опираясь на легитимное большинство во всех органах власти, мы сможем дожать своих оппонентов, и, не оглядываясь больше ни на кого, проводить свою политику.

Кстати, как и в нашей истории, партия эсеров снова раскололась на правых и левых, и левые эсеры опять взяли курс на союз с большевиками. Сколько времени продлится у левых эсеров эта бурная страсть пока неизвестно. Дальнейший дрейф этой партии влево, приведет ее на позиции близкие к анархо-синдикализму, а ее лидер Мария Спиридонова – женщина со сдвигом по фазе, экзальтированная и почти неуправляемая. Но это будет потом, а сейчас левые эсеры льют воду на нашу мельницу, отбирая симпатии у своих правых собратьев и анархистов.

Но, парламентские дрязги и интриги – это так, это все больше для виду. Главная работа нас ждет на местах. Причем, в этой реальности в основном бороться приходится не с отрядами белогвардейцев, а с теми, кто называет себя большевиками и их союзниками, на самом деле не имея ни к тем, ни к другим никакого отношения.

Дело в том, что наша власть была сильна в больших городах, индустриальных центрах. А в глубинке часто правили бал всякие прохвосты, которые записались в пламенные революционеры с единственной целью – под шумок пограбить вволю, покуражиться, поизгаляться над теми, кто раньше бы таких люмпенов и на порог бы не пустил.

Ну, даст Бог, с этими "большевиками" мы управимся. На них у нас есть ведомство товарища Дзержинского, которому с "наполеонами" уездного розлива вполне по силам справиться. В основном нас беспокоили те дела, которые происходили за Уралом, в Сибири и на Дальнем Востоке.

Вот там работы был непочатый край. Сибирь будет для нас крепким орешком. Крестьянство там испокон веков не знало крепостного права и помещичьего землевладения. На безземелье сибирские мужики тоже никогда не жаловались. Народу там мало, а землицы полно. Бери, сколько сможешь, если только у тебя хватит сил раскорчевать и распахать дремучую тайгу. Поэтому "Декрет о земле", который всколыхнул европейскую крестьянскую Россию, за Уралом мужиками был почти не замечен. Рабочий класс тоже был довольно малочисленным. В основном сибирский пролетариат состоял из тех, кто обслуживал тамошние железные дороги и многочисленные речные пароходы на Оби, Енисее и Амуре.

К тому же, издавна Сибирь была тем местом, куда царское правительство отправляло всякого рода возмутителей спокойствия, как политических, так и уголовных. Политические, правда, после того, как в феврале семнадцатого им всем была объявлена амнистия, в основном подались туда, где их замела царская охранка. Лишь некоторое их число, успевшее жениться на местных и обрасти жильем и хозяйством, остались в Сибири. А вот уголовнички, или, как их еще называли, "птенцы Керенского", тоже угодившие под амнистию, домой не заспешили. Им в Сибири понравилось. Тем более, что нахватавшись у своих сокамерников – политических – трескучей революционной фразеологии, они быстро поняли, что к чему, и стали пробиваться во власть.

"За что боролись, за что мы кандалами звенели!" – орали они перед местными обывателями. И обыватели и не догадывались, что стоящий перед ними "страдалец за народную свободу" загремел в Сибирь-матушку не за борьбу с самодержавием, а за грабежи и разбои. А то и за душегубство.

С этими властями в Сибири, на словах большевистскими, а на деле – бандитскими, нам тоже придется воевать не на жизнь, а на смерть. Это не прекраснодушные интеллигенты, мечтающие об эфемерном "царстве свободы", а засиженные варнаки, для которых человека зарезать – что высморкаться. Такие типусы привыкли решать все проблемы с помощью ножа и кистеня, а в случае опасности сбиваться в стаи.

Настоящих же, "идейных" противников Советской власти в Сибири было сравнительно немного. К сожалению, их число увеличивалось из-за беспредела вчерашних уголовников, а нынешних "большевиков". Поэтому-то борьба с последними и была для нас так важна.

Значительно облегчало положение лишь то, что по Транссибу не следовали эшелоны с Чехословацким корпусом. То есть не было той реальной военной силы, которая в нашей истории свергла советскую власть (какая бы она не была) по всей Сибири, и разожгла пожар гражданской войны на огромных территориях. Чехословацкие части были заблаговременно разоружены Корпусом Краской гвардии и их солдаты и офицеры сейчас частично готовились к отправке на Западный фронт, через Швецию и Норвегию, а частично вступили в Красную гвардию, образовав сводный чехословацкий батальон. Те же из них, кому война окончательно осточертела, осели в России, и на правах обывателей занялась частным бизнесом, не имея никакого желания встревать в российские политические разборки.

А вот в Забайкалье и на Дальнем Востоке нам еще предстоит, как следует, повоевать за власть. Там заварилась такая каша, что с ходу понять "кто есть кто" для нормального человека просто невозможно. Группировки, претендующие на то, что именно они являются настоящей властью, наслаивались друг на друга, как коржи в вафельном торте.

Первыми были большевики, которые по факту завоевали большинство в местных советах крупных городов Омска, Томска, Красноярска, Иркутска и Читы. Второй властью были эсеры, в основном правые, еще при Временном правительстве выигравшие выборы в так называемую Сибирскую думу. И пусть эта говорильня пока еще не была созвана, но господа депутаты уже считали себя выше звезд и круче яиц. Третьей властью считали себя казачьи атаманы, которые при подпитке их финансами и оружием из-за рубежа готовились к установлению военной диктатуры. Атаман Семенов собирал свое войско в Манчжурии и целился на Забайкалье, атаманы Гамов и Кузнецов – в Амурской области, атаман Калмыков – в Приморье. И за всеми этими деятелями поблескивали хитрые самурайские глазки, а в их карманах шуршали британские фунты и французские франки.

Особо опасным врагом советской власти по нашему мнению считался бывший есаул Забайкальского войска Григорий Семенов. Он отличался редкой храбростью и беспринципностью. Семенов успел повоевать в Первую мировую на Западном фронте и в Персии. Оказавшись на Румынском фронте, он направил рапорт тогдашнему военному министру Керенскому, с предложением сформировать в Забайкалье отдельный монголо-бурятский конный полк, как он писал: "с целью пробудить совесть русского солдата, у которого живым укором были бы эти инородцы, сражающиеся за русское дело".

После прихода к власти большевистского правительства Сталина Семенов перебраться в Харбин. Там на деньги японцев и англо-французов он начал формировать свой отряд для борьбы с Советской властью. Если дела пойдут так же как и в нашей истории, "особый маньчжурский отряд" атамана Семенова должен будет в самое ближайшее время двинуться на Читу. В ТОТ РАЗ местные читинские красногвардейцы вместе с вернувшимся с фронта пробольшевистским 1-м Аргунским казачьим полком под командованием Сергея Лазо разбили воинство Семенова, и вышвырнули его обратно в Маньчжурию.

Такое развитие событий нас категорически не устраивало. Атамана Семенова и его отряд надо было не просто разбить и отогнать, а полностью уничтожить. Сам Семенов и его подельник, отмороженный на всю голову барон Унгерн при этом должны были быть обязательно ликвидированы, после чего советская власть окончательно укрепится в Забайкалье. Удерживая контроль над Транссибом, оттуда мы могли продвигаться дальше на восток, устанавливая свой контроль над верхним течением Амура и областью КВЖД, отказываться от которой, как в прошлой истории, мы не собирались.

Для этого нам еще предстояло послать в Читу специальную группу особо опытных товарищей. Нашим людям, которые остались во Владивостоке вместе с адмиралом Колчаком, назначенным в начале декабря прошлого года решением ВЦИК командующими всеми вооруженными силами Советской России на Дальнем Востоке, заниматься Семеновым и Унгерном было несподручно. Расстояние от Владивостока до Читы составляет почти тысячу семьсот километров по прямой, и больше двух с половиной тысяч километров по трассе Транссиба. К тому же им хватало забот и хлопот на местах. Приходилось воевать с врагами советской власти, засевшими в самом Владивостоке, Хабаровске и Николаевске. А ведь им еще надо внимательно следить за не в меру алчными соседями – японцами и американцами, мечтающими подгрести под себя богатства Приморья. Мы поддерживаем с ними постоянную связь, и по мере возможности информируем обо всем происходящем в европейской России.