"Фельзеннест"
"Танки Гудериана прорвались к Ла-Маншу?!" Так, кое-что проясняется, и со временем наконец стало ясно!
Андрей теперь был уверен, что сейчас последняя декада мая 1940 года, примерно 22-23-е число, точную дату он не помнил. От начала наступления германских войск 10 мая по плану "Гельб" прошло чуть меньше двух недель, когда танки преодолели Арденны и стремительно дошли до Ла-Манша. Теперь союзникам придется несладко.
"Да шут с ними! – решил про себя Родионов и задал сам себе извечный русский вопрос: – А мне-то в этой шкуре что делать?"
Прошла добрая четверть часа, пока Андрей напряженно размышлял над этим вопросом. Шмундт вышел из бункера (а что это ставка возле Мюнстера, Андрей не сомневался), слуга, врач и еще один адъютант в эсэсовской форме, Шауб, его не беспокоили, даже дышали через раз, считая, что их фюрер опять впал в беспамятство.
Вариантов дальнейшего существования после тяжкого размышления вырисовалось только три, один другого не лучше. Самый простой – пустить себе пулю в лоб. Плюс – смерть Гитлера смешает карты нацистам. Минус – после короткой драчки за власть утвердится какой-нибудь Гесс или Геринг, или еще кто поумнее фюрера. Время у них для выбора есть – после победы над Францией англичане на какое-то время станут не опасными, а СССР, в чем он был твердо уверен, ранее 1942 года к войне не подготовится.
Вариант второй примерно с такими же для него последствиями, потому сумасшедшим или недееспособным прикидываться не стоит. Плюсы практически отсутствуют, а минусы все те же.
Над третьим вариантом Андрей размышлял подольше и решил прибегнуть именно к нему. Цель понятна – оставаясь фюрером, постараться выдержать проверку "на вшивость" так, чтобы ни одна нацистская сволочь не заподозрила, что в шкуре обожаемого Гитлера сидит совсем другой, кто их ненавидит и готов с дерьмом смешать.
Нужно только месяц-другой продержаться, войти в курс дел, а там начать думать, как Сталину помочь, войну с Германией не допустить. Многомиллионных жертв и разрушений не будет, и оба его деда, что на фронте погибли, живыми останутся. СССР и Германия сейчас чуть ли не союзники, так пусть таковыми и пребывают, согласно завету "железного канцлера". А он не допустит этой кровавой войны.
Положительный результат несомненный, несмотря на то, что придется в этой поганой шкуре долго жить. Однако минусы есть – если заподозрят, что "царь-то не настоящий", то нацистские бонзы запросто могут поступить с ним по второму варианту. А потому придется играть роль фюрера очень убедительно, и эта травма, полученная в ванной, должна помочь.
Андрей решил именно на нее ссылаться и всех убеждать, что фюрер приложился головушкой капитально, немного расстроив себе мозги. Пусть делают снисхождение в части новых, неожиданных, поступков и частичной амнезии – нужно только очень убедительно играть роль. Хотя бы на эти несколько дней прикинуться больным, ведь Брандт подтвердит случившееся с Гитлером несчастье и все обоснует как нужно другим врачам, которые скоро подъедут. Главное – убедить медикуса сделать правильные выводы.
"То, что случилось со мной, – невероятная вещь. Такого просто не может быть! Но оно есть! А потому нужно жить, раз выпал такой расклад… Карма, видать, такая! Один случай на миллион… Нет! На миллион миллионов, что так могло произойти… А может, так было изначально предначертано судьбой и это мой долг? Да, скорее всего, так и есть…" – решил про себя Андрей и стал проваливаться в трясину забытья. Он уже не играл – усталость пригибала свинцом, и немилосердно болело разбитое, начавшее опухать синевой лицо.
Клерф
Генерал Эрих фон Манштейн с мрачным напряжением смотрел на карту. И хотя разящие удары германских танковых клиньев разрезали союзные войска на две части, полностью оторвав англичан от главных сил французов, чувствовалось, что до победы еще далеко.
Дело было в тех приказах из Цоссена, штаба ОКХ, выражавшихся в постоянных приостановках танковых корпусов. И это имело объяснение – тупые штабные генералы так и не поняли гениального смысла блицкрига, рассекающих ударов во всю глубину вражеских войск, и теперь искусственно сдерживали атакующий прорыв танков, тем самым давая время подтянуться к ним отставшим пехотным дивизиям.
Вроде во благо – не дать возможности союзникам отсечь панцеры и занять территорию. Но, закрепляя пространство, командование сухопутными войсками теряло время – ведь противник тоже использовал эту заминку к своей пользе, мог без суматохи, более продуманно принять ответные контрмеры и начать перегруппировку войск.
Сейчас генерал хотел только одного – оказаться в ставке и прямо указать Гитлеру и начальнику генштаба ОКХ Гальдеру о недопустимости подобных заминок. Незачем сдерживать танки и мотопехоту, ведь фузилеры на своих двоих никогда не смогут за ними угнаться и тем более идти с ними вровень. Пусть танки продолжают рваться вперед, а задача пехоты – окружать и добивать рассеченные группировки войск французов и англичан.
Эрих Манштейн передернул плечами – генерала грызла обида. Именно его план лег в основу этого наступления. Он разработал этот блестящий блицкриг, будучи начальником штаба группы армий "А" – главной ударной силы вермахта в этой французской кампании. И что же?! Его, как шелудивого пса, завистники из ОКХ и ставки фюрера вышвырнули вон, дав под командование армейский корпус, формирование которого было только начато.
И теперь он здесь, в Люксембурге, а не на фронте, где решается судьба кампании. Это публичная пощечина, но тем самым завистники показали свою бездарность, не просто примазавшись к плану, но нагло присвоив его. Славу они, может, обретут, вот только истину вряд ли им удастся затушевать. А фюрер просто не разобрался…
Манштейн снова посмотрел на карту и вздохнул: вот если бы 22 года тому назад германские войска так же прорвали фронт французов на всю глубину, то не был бы подписан позорный версальский мир, Германия бы победила и не испытала веймарского лихолетья. Но тогда и он сам уже не смог бы гордиться этим великолепным планом, пусть и сквозь слезы глядя на развернутую перед собой карту.
"Фельзеннест"
"Мне надо сделать так, чтобы немцы сцепились с англичанами насмерть. Чем больше они пустят крови друг другу, тем лучше. Для меня, то есть нас, для Сталина и СССР, будет намного лучше. Еще бы пиндосов как-нибудь обессилить, ведь тогда они не смогут стать сверхдержавой и диктовать всему миру свои условия!" – Андрей мучительно размышлял над тем, что ему следует предпринять в роли фюрера.
Он чувствовал себя относительно хорошо после нескольких часов сна. Делами его не допекали – врач и адъютанты церберами стояли у дверей комнаты, где лежал их болящий вождь. А потому короткое время для раздумий надо было использовать плодотворно, ведь скоро повалят люди, всякие фашики, начнутся дела – ведь танки к Ла-Маншу вышли.
"Гитлер отдал стоп-приказ танкам и позволил англичанам унести ноги из Дюнкерка. Почему он это сделал? Да потому, что хотел с ними договориться о мире и вместе напасть на Советский Союз. В этом была его ошибка – англичанам быть с ним в одной упряжке не улыбалось, ведь они сами владели миром. Как же – первая морская держава, масса колоний, над империей никогда не заходит солнце. Даже позже, после бомбежек Ковентри и Лондона, Гитлер надеялся договориться, ведь не зря же Гесс летал к Черчиллю. Вот тут собака зарыта, и не одна…" – но додумать Андрею не дали.
Дверь тихонько отворилась, и на пороге появился Шмундт – лицо полковника имело озабоченное выражение.
– Мой фюрер, как вы себя чувствуете? Вы сможете подняться? – почти прошептал адъютант.
– Уже лучше, Шмундт, – сразу отозвался Андрей, понимая, что если за ним подсматривают, то давно видели его открытые глаза, ведь в комнатенке горел ночник, включенный камердинером.
– Мой фюрер, неожиданно прибыл фельдмаршал Геринг. Он уже знает о произошедшем с вами несчастье и ожидает с генералом Кейтелем. С ними генерал-майор Йодль для утреннего доклада. Согласно вашему распоряжению, – последние слова адъютант вымолвил как-то растерянно, с сочувствием взирая на лежащего перед ним Гитлера.
"Начинается", – пронеслось в голове, и Андрей тихо запаниковал. Он совершенно не знал, как одевался Гитлер. Вернее, как его облачали, или, может, он сам натягивал на себя свою "мышиную" униформу. А потому Родионов решил выбрать промежуточный вариант.
– Помогите мне одеться. Я еще плохо себя чувствую.
Адъютант принял просьбу как должное. И вместе с вошедшим слугой они принялись в четыре руки облачать "больного". Затем отвели в ванную, где на полочке заботливый доктор, мать его через коромысло, поставил стакан с какой-то бурдой.
– Мой фюрер, прополощите этим рот – раствор полностью заменит зубной порошок. У вас кровоточат разбитые десны, – врач чуть ли не насильно дал в руки емкость.
Деваться было некуда, и Родионов принялся полоскать рот. Приятного было мало, жидкость отдавала гадостью, но омерзения не вызывала. Покосившись на предупредительно приоткрытую дверь туалета, Андрей только мотнул головой – желания сходить туда он пока не испытывал.
А мозг в это время лихорадочно просчитывал варианты – "если этот боров, наци под вторым номером, уже здесь, то худо дело. Геринг явно пришел посмотреть на фюрера с одной целью – освободит ли тот для него место во главе Германии. Потому надо постараться вести себя предельно реалистично, с поправкой на обстоятельства".