Кале
Генерал Гудериан напряженно всматривался в бинокль – картина развернувшегося сражения ему сильно не нравилась. В Кале второй час шел ожесточенный уличный бой между 10-й танковой дивизией и упрямым английским гарнизоном.
Нужно было решить вопрос по перегруппировке частей – вот только где взять подкреплений?! Под его началом три танковые дивизии и отдельный полк "Великая Германия" и два объекта для штурма – Булонь и Кале, а на Дюнкерк нужно наступать не менее чем двумя дивизиями.
Будь у него еще дивизия инфантерии, он бы тогда предоставил пехоте вести штурм города и старой крепости: танкистам и моторизованным частям на улицах Кале не место, они нужны для наступления на Дюнкерк, до которого один яростный бросок его панцеров. Хорошо, что Булонь может быть взята к вечеру, тогда можно будет освободившуюся тяжелую артиллерию корпуса перебросить под Кале, сломить наконец сопротивление британцев.
– Майн герр! – за спиной послышался взволнованный голос старшего офицера штаба майора Венка. – Вам телеграмма из ставки фюрера.
Гудериан поморщился, от начальства всегда следует ожидать неприятностей, но взял пакет, надорвал жесткую бумагу. Достал листок и впился в него взглядом. По мере чтения лицо генерала вначале разгладилось, потом на губах заплясала еле уловимая улыбка.
– Майор, немедленно передайте мой приказ генералу Шаалю – пусть выводит дивизию из Кале, оставив там полк мотопехоты. Через два часа сюда подойдет весь "лейб-штандарт Адольф Гитлер", вот ему и приказано заняться штурмом города и цитадели.
– Есть, мой генерал! – Венк козырнул, развернулся и тут же стал отдавать распоряжения связистам.
Гудериан склонился над расстеленной картой, сделал пометки карандашом, затем посмотрел на адъютанта.
– Вальтер, немедленно передайте оберсту Нерингу – 10-я танковая дивизия перебрасывается к Бурбужвилю, а генерал Кирхнер со своей 1-й панцер-дивизией атакует по побережью от Гравлина. Обеим дивизиям идти на Дюнкерк, не считаясь с потерями. Вторым эшелоном пойдет 10-я танковая с полком "Великая Германия". Начать переброску тяжелой артиллерии от Булони немедленно, она нужна под Дюнкерком. Да-да, под Дюнкерком. А Кале пусть берет "генерал" Дитрих со своими эсэсовцами.
Гудериан саркастически хмыкнул сквозь зубы, "производя" группенфюрера Дитриха в не положенный тому армейский чин. Хайнц, как и большинство генералов вермахта, критически и настороженно относился к появлению полевых войск СС, или ваффен СС, как их называли, в отличие от обычных эсэсовцев.
Стремление Гитлера обзавестись собственной гвардией он не разделял – армия должна быть едина, и создание эсэсовских частей могло подорвать доверие между вермахтом и фюрером как верховным главнокомандующим.
К тому же в СС не имелось настоящих генералов, пропитавшихся духом на службе в рейхсвере, за исключением Хауссера. От вчерашних мясников или лавочников, нацепивших генеральские мундиры, пользы мало. Вследствие их бестолковости растут только потери среди эсэсовцев, этих отчаянных парней и превосходных солдат, которые в рядах обычных дивизий принесли бы намного больше пользы.
"Фельзеннест"
– Мой фюрер, к вам генерал Манштейн!
Голос Шмундта вывел Андрея из размышлений. Он искренне удивился – умеют работать, собаки. Вот что значит знаменитый немецкий порядок – орднунг: за пять часов нашли "лучший оперативный ум вермахта" и сюда доставили. Хотя какие тут, в Европе, расстояния, не больше часа-двух лететь, да пара часов на поиски и сборы. Ну, еще полчасика доехать с аэродрома.
– Мой фюрер!
Чеканным шагом в кабинет вошел пожилой генерал с седыми висками. Вытянувшись, словно кадет перед офицером, он цепко впился глазами в Андрея, прижав ладони к лампасам пропыленного, несмотря на следы пущенной в ход щетки, мундира.
– Я рад вас видеть, генерал, – Андрей подошел к Манштейну и протянул ему ладонь – рукопожатие было крепким. Они обменялись взглядами, и в глазах генерала Родионов сразу увидел, как волнами плещется безумная надежда, ожидание чего-то главного для своей жизни. И боязнь в это поверить, ошибиться.
– Вы разработали план "Гельб", генерал! – нейтральным голосом произнес Андрей, как бы констатируя факт. – И привели наши войска к успеху. Союзные войска рассечены, танки Гудериана вышли к Ла-Маншу на большом протяжении. Они уже у Кале. Генерал Рундштедт предлагает приостановить наступление для перегруппировки войск. Я считаю, что это позволит англичанам зайти в Дюнкерк, укрепиться там и потом организованно вывезти свою армию.
– Мой фюрер! Это… – генерал прямо поперхнулся словами. Его лицо за секунду покрылось дивными багровыми пятнами возмущения. Глаза метали молнии, только присутствие Гитлера сдержало Манштейна от непарламентских выражений.
– Нет, мой милый Эрих, – мягким голосом отозвался Андрей, подпустив погуще меда – немецкая генеральская среда, как он и надеялся, оказалась тем еще террариумом, шипящим и ползающим. А ведь Рундштедт был его командующим раньше, с рук, как говорится, кормил. – Это просто ошибка! Что намного хуже! Мне нужен ваш совет, генерал. Взгляните на карту и оцените, к чему приведут два дня приостановки наступления, которые требуют от меня для перегруппировки.
Манштейн прусским шагом подошел к столу, склонился над разложенной картой. Думал целую минуту, а когда повернулся к фюреру, Родионов увидел, как его подбородок вздернулся в предвкушении триумфа.
– Приостановка губительна, мой фюрер. Наоборот, надо отдать приказ и о занятии Дюнкерка, и о наступлении на Сомме, с обходом Парижа с запада, как раньше предлагал Шлиффен.
– Я разделяю ваше мнение, генерал. Более того, я считаю, что интриганы из ОКХ поступили с вами несправедливо, даже подло, Эрих! Они живут старыми представлениями о войне и до сих пор в отличие от вас не поняли, что появление мотора, танка и авиации позволило перевести искусство войны на более высокий уровень. А потому планирование операций и их проведение должно выполняться только теми генералами, кто понял это и принял, такими, как вы. Я не могу дальше вручать германскую армию невеждам!
Андрей сам удивился внезапной вспышке злобы. Почему-то в эту секунду искренне возненавидел Гальдера, которого не знал. "Значит, эмоциональная составляющая Гитлера, – подумал он, – может влиять и на мой разум в его теле. Как интересно!"
Манштейн прямо на глазах стал выше ростом, напыжился – как же, сам фюрер признал его гений. Андрей мысленно ухмыльнулся – пусть так считает этот недобитый гитлеровец, чьи мемуары были прочитаны в свое время.
Андрей руководствовался простым, как рельса, соображением: возглавлявший главное командование вермахтом, или ОКБ, генерал Кейтель и начальник оперативного отдела Йодль, которых, как он знал, повесили по приговору Нюрнбергского трибунала, были виновны в планировании нападения на Советский Союз.
А так как в 1941 году немцы дошли до Москвы, то лучше этих планировщиков стреножить Манштейном. Заранее развязать тому руки, пусть этот талантливый гитлеровец, запомнившийся ему по киноэпопее "Освобождение", делает с Англией и Америкой все, что на ум взбредет. Планирование же войны против СССР Андрей решил на корню зарубить…
Мюнстер
– Потери довольно значительные, герр генерал, – начальник штаба 2-го воздушного флота говорил сухим казенным языком, без малейшего признака эмоций. – Под Дюнкерком появились "Спитфайры", а нашим "Мессершмиттам" не хватает дальности.
– Я понимаю, Шпандель, но из ставки требуют усилить бомбежки. По побережью продвигается корпус Гудериана, он уже в двадцати километрах к западу от Дюнкерка. Если порт будет взят в ближайшие часы, то мышеловка захлопнется и британская армия окажется отсеченной от побережья.
Командующий 2-м воздушным флотом генерал-полковник Альбрехт Кессельринг бросил короткий взгляд на висевшую на стене карту – красные стрелы танковых корпусов почти полностью рассекли толстые синие линии англо-французских войск.
– Сегодня-завтра мы получим в помощь истребители 1-го флота. Из ставки обещают дать всю возможную помощь.
Кессельринг снова бросил взгляд на карту – о таком успехе наступления он и не мечтал две недели назад. Службу генерал начал давно – 36 лет тому назад, в артиллерии. В ту войну он был обычным штабным офицером, видел весь кошмар позиционной войны. Но сейчас все иначе – танки и самолеты полностью изменили характер наступления: вместо медленного прогрызания обороны произошел стремительный прорыв.
Только сегодня генерал уверовал в победу – голландцы и бельгийцы выведены из игры, англичане и лучшие дивизии "паулю" почти окружены, а вся французская армия выдавлена за Сомму и Эн. Победа близка как никогда, но она будет еще ярче, если удастся уничтожить всю британскую армию. И тут удары его воздушного флота важны как никогда.
– Шпандель! Передайте Рихтгофену и Келлеру – усилить давление насколько можно. Нужно обеспечить полное взаимодействие с танкистами Гудериана. Ускорьте перебазирование истребителей на захваченные бельгийские аэродромы – тогда хватит дальности для прикрытия всей воздушной зоны над Дюнкерком. Сейчас, именно в эти часы, решается судьба войны!
– Я понял, мой генерал!
Начальник штаба коротко кивнул и вышел из кабинета, затворив за собой дверь, а Кессельринг подошел к карте и усмехнулся: армия рвет фронт союзников при поддержке его самолетов. И генерал мысленно возблагодарил судьбу за то, что он вовремя пришел в люфтваффе. Он баварец, а не пруссак, и не "фон" к тому же, и останься он в ОКХ, то командовал бы в лучшем случае корпусом.
Зато сейчас под его началом несколько корпусов, целая армия самолетов, которые решат судьбу этой войны. Геринг тут прав – люфтваффе сейчас определяет характер и темпы наступления германских войск.