Потом я побежал к фонарям, чуть не столкнувшись лбами с Пашей, ворвавшимся со своим РПД наперевес. Затем были крики, с улицы заскочило еще двое бойцов и с ними сам Власов. Потом снова была стрельба по смутному темному силуэтам, метавшемуся в конце зала, за буфетной стойкой, которая разваливалась на глазах под нашим огнем.
Затем была зачистка самого кинозала, с гранатами и стрельбой, но я уже в ней не участвовал. Я стоял в вестибюле, на том самом месте. Где подобрал выброшенный наган, и следил за дверями, а рядом со мной с сопением устанавливали свои осветительные треноги Федулыч с молодым.
Когда все завершилось окончательно, я подошел к убитой твари, той самой, что бросилась на меня первой. Присел, разглядывая.
– Даже не пытаясь детали разглядеть, – сказал Паша, подошедший ко мне. – Они по сути своей Тьма, и она их укрывает.
Действительно, тот самый слой клубящейся темноты так и прикрывал тело, не давая разглядеть ничего, только размытый силуэт. Руки, ноги, почти человеческое сложение, но все чуть-чуть другое. И все, больше ничего не видно. Я даже помахал рукой, пытаясь разогнать клубы темноты как дым, но лишь ощутил холод, увидеть что-то под этим покрывалом не получилось.
– А потом?
– Он скоро развалится. Развоплотится даже. Превратится в такой вот дымок, который разойдется без остатка, а на этом месте будет темное пятно, которое ничем не отмоешь.
Стало шумно, суетно. Привезли испуганного и явно только что разбуженного директора кинотеатра, крутились еще какие-то люди, которых Паша назвал дознавателями, и который явно побаивался директор. Приехал кто-то еще, облаченный еще какой-то властью, которую требовалось применить именно здесь и именно сейчас, а нам Власов дал команду сворачиваться.
У мотоцикла ко мне подошел Федя, возбужденный. Весь какой-то на шарнирах, дерганый, нервно посмеивающийся и жадно курящий папиросу:
– Видал, а? Ты такое когда-нибудь видал?
– Где? В Москве? – криво усмехнулся я.
Меня самого здорово трясло, аж ноги подгибались, отходняк был серьезный.
– А, ну да… – кивнул он, вновь жадно и глубоко затянувшись. – Они в подвале на нас с потолков тоже кидаться начали. Хорошо, что вы палить начали, "пионеры" задергались, напали рано, ну мы их и покосили, первых. А потом гранатами. А если бы чуть дальше прошли – трындец группе, никто бы оттуда не вышел.
– А смотреть на потолок?
– На тебя хулиганы когда-нибудь с потолка нападали? – чуть возмутился он. – Когда по плохому району идешь, на стены смотришь, чтобы кто-нибудь не прыгнул? Нет? Ну вот и мы нет, я на сотне таких зачисток был, всяких тварей видел, но по стенам и потолкам ни одна не скакала.
– Мальцев, потом побазаришь! – крикнул из "мерседеса" Власов. – Давай на место.
– В караулке дотрындим! – сказал мне Федя и побежал к командиру, выбросив окурок в лужу. Тот коротко прошипел и погас.
* * *
В караулке поговорить тоже не удалось, едва вошли, как последовал второй вызов. Снова была беготня, открывающиеся ворота, езда по темным улицами, где отблески фар скользили по грязной земле и мокрым и обшарпанным стенам домов, затем какой-то флигель с большим подвалом, куда полезли боевые группы.
После тщательного досмотра местности Власов признал тревогу ложной. Ничего не нашли, но время это заняло. На всякий случай прочесали окрестности, нас с Пашей заставили покататься кругами по прилегающим кварталам, и мы честно катались, наводя фару-искатель, а заодно и пулемет на все подозрительные места, но так ничего и не обнаружили.
– Это нормально, таких вызовов три из четырех, – сказал Паша, когда мы снова катили в Горсвет во главе колонны. – Считается, что лучше перебдеть, чем недобдеть. Тем, кто вызывает по ошибке, за это ничего не бывает, если, конечно, не выяснится, что это чистое хулиганство.
– А если выяснится?
– Да по репе настучим, чтобы впредь думал.
– А так, чтобы вызовы накладывались, бывает?
– В смысле? – не понял он.
– Ну, одновременно еще где-то твари лезут.
– Естественно, – удивился он вопросу. – Три группы дежурят ведь, не только наша.
– А я и не знал.
– А еще две караулки с другой стороны территории, во флигеле. Увидишь еще, мы и там тоже сидим.
Помолчав, он добавил:
– Гляди, светлеть вроде как собирается. Скоро смене конец.
– Будут еще вызовы? – спросил я.
– Не знаю, но… не думаю. Мы в очереди первыми были, так что если сучится что, то другие группы поедут. Будем в караулке чай пить.
Я усмехнулся, прислушался к себе, понимая. Что отходняк после пережитого никуда еще не делся, и сказал:
– Мне бы не чаю лучше, вот те крест.
– Ну, от ста граммов мало кто откажется, но это уже потом, – ответил он. – Тебе, кстати, вообще проставиться бы надо, да и суббота накатывает. Давай, с Федькой договаривайся, сходим куда-нибудь.
– А куда? – спросил я, заворачивая в открывшиеся перед нами ворота Горсвета.
– Да вон, в шашлычку или хинкальню, которые на Советской. Там нормально, тебе понравится. Не Москва, естественно, но… увидишь, в общем. Главное что вкусно.
– Это точно главное, – согласился я сразу. – Ну и водка чтобы терпимая была.
– Водка хорошая здесь. Один сорт всего, называется "Водка", но хорошая. С низовьев реки везут, там места хлебные, там и гонят.
Паша оказался прав, больше вызовов для нас не было. Все расслабились, половина дремала, остальные просто попивали чаек да двое, Федулыч и еще какой-то дядька средних лет, играли в шашки.
– И охота вам под утро? – удивлялся, ерничая, Федька. – Тут адреналин кипит, мы всю ночь монстров душили, душили, душили… А тут в шашки. В "Чапаева" давайте лучше, на вылет, гамбиты только выучите, чтобы перед гроссмейстером не облажаться.
– Отвали, трепло, – отмахнулся от него Федулыч и Федька отправился искать другую жертву.
К утру прибрались, полы вымыли. Смена пришла в десять, приняла от нас имущество и оружейку, их старший присвистнул, прочитав записи в журнале. Когда уже начали расходиться, Власов остановил меня, сказал:
– Зайти в ПБУ в воскресенье с утра. К десяти, понял?
– Понял, а чего? – удивился я, поскольку меня проинформировали, что после суток я свободен как ветер, и привлечь меня могут только в том случае, если толпы "пионеров" и прочих тварей пойдут на Углегорск приступом.
– Летучка будет по новым привычкам "пионеров", – сказал он. – Ты их засек первый, так что заходи. Это не надолго, через час свободен будешь.
– Хорошо, – согласился я.
Карабин по совету Федьки я сдал, а вот револьвер в кобуре оставил. Спросил у своего приятеля только:
– Нурик меня в дневальные хочет загнать, говорит, что оружие надо. Нагана-то хватит?
– Там три винтовки стоят в дежурке, так что вполне. Да и не случается ничего в общаге, по большому счету.
– Да, и кобуру бы мне нормальную, чтобы ствол быстро извлекать, – вспомнил я. – Где взять? А то если бы я на еще секунду дольше свою лапал, меня бы на английский флаг порвали.
– На базар сходим, не проблема. Под наганы много чего есть, там подберешь. Кстати, Паша намекал, что ты проставиться сегодня желаешь? Вроде как страдаешь и кушать не сможешь, пока боевым товарищам не нальешь, а те все до капли не выпьют?
– Насчет страданий ты карман держи шире, не страдательный я, и вообще трезвость – норма жизни, – обломал я его в общем плане. – Но сегодня проставлюсь. За уцеление и за первый день.
– Ну так а я о чем? – засмеялся он. – Вот перед этим делом…, – он пальцем изобразил у шеи "это дело", – … как раз и на базар зайдем. Мне там для "опеля" поискать кой-чего надо.
Мы вышли на улицу. Было уже не так холодно, как ночью, но не менее промозгло и стыло. Мерзкая погода какая.
– Федь, а у вас тут такая погода подолгу?
– Да вся осень до конца ноября, – кисло сморщился он. – Пока снег не пойдет. Потом до середины апреля дубак стоит. Это тебе не Сочи, климат паскудный.
Мы пошли в сторону общаги по пустынной в честь выходного дня Советской. Народ отсыпался после рабочей недели, пока никуда не спешил.
– Федь, кстати, а где ты свой грузовике держишь? А то что-то я его не вижу.
– Да за общагой ставлю, тут же не украдут, чего бояться? А так весь город четверть часа пешком в любом направлении, что их без толку гонять? А так у многих есть. Себе-то колеса не хочешь?
– Я домой хочу, если честно, – вздохнул я. – Легко бы согласился отправиться туда без всяких машин.
– Об этом, Вов, забудь, – сказал Федя жестко. – Все, считай, что ты для того света помер, нет тебя больше. Скоропостижно скончался. Судороги, понос и смерть там с тобой случились. А обратной дороги из таких ситуаций, как сам понимаешь, нет. Так все же?
– Что все же?
– Насчет машины.
– Есть предложения? – все же немного заинтересовался я.
– Ну… да, можно и так сказать, – подтвердил Федя. – Я же тебе рассказывал, по-моему, про трофейный склад в… одном месте.
– Было дело, – подтвердил я. – А что, не все еще растащили?
– Там место поганое, народ старается не соваться. Ну а мы, фонарщики, вроде как привычные, можем себе позволить.
– А тебе какой интерес голову под пресс еще раз совать?